Александр Логачев - Мечи Ямато
В руке у Касаи в тускло-желтом свете фонарика-гандо блеснули оба лезвия о-но-гама[69] (любимые им стрелки и звездочки в такой ситуации, ясное дело, не годились). Фудзита действовал кинжалом-танто.
Артем держал фонарь в левой руке, стоя на пороге и наблюдая как за происходящем в комнате, так и за коридором. Правая его рука сжимала танто — он был готов в любой момент метнуть кинжал или, отбросив фонарь, рвануться вперед на помощь. Но помощь не потребовалась.
Человек другой эпохи беспокойно метался в душе Артема, человек других взглядов на жизнь и смерть. Этот человек не мог спокойно смотреть, как хладнокровно режут спящих. («А не ты ли однажды видел рядовой случай на дороге, — заговорил внутренний голос, — когда проезжающий по ней самурай снес голову идущему навстречу крестьянину. Судя по тому, как самурай потом любовно рассматривал свой клинок, он только что получил выкованную катану от мастера-оружейника. А катана не считается оружием, покуда не попробовала крови. Самурай, видимо, не мог дотерпеть до ближайшего сражения. Да и зачем терпеть, спрашивается, когда вон идет крестьянин! Не человек же идет. Ты не забыл, что эти вот самураи полноценными людьми признают только равных себе или стоящих выше них на иерархической лестнице, а всех, кто находится ниже, приравнивают к домашней скотине — дескать, да, приносят пользу, но ценности большой не представляют? И по-другому самураи мыслить не могут. Не оттого, что они все как на подбор прирожденные палачи, просто эпоха такая на дворе — грубая, жестокая, простая, напрочь лишенная справедливости в твоем понимании этого слова. Эта эпоха диктует суровые законы, с младых ногтей воспитывает в своих детях определенный склад мыслей, который уже не переделаешь. А в тебе, дорогой мой внешний голос, еще колосятся взгляды эпохи прав человека и всяких там „Амнисти интернэшенл“. Пора отвыкать...»)
Один из караульных забился в агонии, хрипя, колотя руками и ногами по полу. Он разбудил остальных — их оставалось двое. Они мигом вскочили, хватая лежавшие рядом с ними мечи.
Касаи бросил на пол о-но-гама и пружиной выпрямился. Две руки синхронно нырнули к поясу и тут же синхронно взмыли вверх, выбрасывая звездочки. Оба самурая повалились, схватившись руками за горло и сипя. Все это заняло от силы секунды две, а то и меньше. Никто ничего толком не успел: Артем не успел поставить на пол фонарь-гандо, Фудзита успел только повернуться в сторону опасности, оба самурая спросонья вряд ли успели даже сообразить, что происходит и где враг, а если что-то и успели заметить — то только стоящего в дверях человека с гандо. Последний, то бишь Артем, выходит, тоже сослужил полезную службу — привлек к себе внимание.
Итак, здесь они управились. Теперь необходимо было выяснить, как дела у других. Вроде бы однажды Артему послышался вскрик, а в следующий раз — звон металла. Но все это были не критические звуки, не те, которые способны переполошить людей в замке.
Тройка во главе с Артемом выскользнула в коридор. Артем шел первым и нес фонарь-гандо. Держались друг за другом. Так дошли до поворота.
Из-за поворота выскочил человек в распахнутом кимоно. В руке он держал катану. Увидев перед собой людей в черных одеждах, ни мгновения не раздумывая, бросился на них.
Артема сильно толкнули в плечо — он отлетел к стене, едва не выронив фонарь. Навстречу самураю вылетел Касаи. Он подставил под катану (высота коридора позволяла замахнуться мечом) о-но-гама.
Лезвие катаны вышибло искру из серповидного кастета и изменило траекторию, но задело плечо Касаи. Яма-буси, словно бы не заметив ранения, крутанулся на месте немыслимым образом и всадил полумесяц о-но-гама в живот противника. Самурай, подломившись в коленях, выронил катану и упал на пол.
«Почему он не кричал? У него же было время», — с недоумением подумал Артем. Наверное, самурай посчитал позорным кричать во весь голос и звать на помощь. Или же попросту не сообразил, что нужно делать.
А из-за поворота выбежал Такамори. Увидев лежащего на полу, остановился.
— Хвала богам! — с облегчением выдохнул он. Раз нарушает режим молчания, значит, с теми покончено, догадался Артем. Но все же спросил:
— Как?
— Теперь все. Этот, — Такамори показал на человека в коридоре, — последний. Огуро убит.
«Огуро убит, — машинально повторил про себя Артем. — Двенадцатилетний пацан. Я же говорил Такамори — нельзя брать детей!» Но это для Артема он был ребенком. В глазах яма-буси ребенок, которому двенадцать, считается уже вполне взрослым и самостоятельным. К тому же, если клану будет нужно, Такамори и семилетнего бросит в бой. И дело не в бессердечии. Нет детей, нет женщин, стариков и больных, когда дело касается выживания клана.
— Как ты? — спросил Артем, поднося фонарь к Касаи.
Тот держался за раненое плечо.
— Глубоко, но кость цела.
— Я взгляну, — сказал, подходя, Такамори. Посмотрел, раздвинув пальцами разрезанную ткань. — Плохо. Очень глубоко. Вытечет много крови. Надо перетянуть.
— Останешься здесь, — принял решение Артем. — Все равно кому-то оставаться.
«Хотя Касаи нам будет чувствительно недоставать», — подумал гимнаст.
— Сумеешь справиться сам?
— Да, — ответил Касаи.
— Присматривай за дверью в женскую половину, — напутствовал Артем раненого. — Если попытаются вырваться, останови. Ну, мы пошли...
В центральную трехэтажную часть замка, где располагались покои даймё Нобунага, вела очень крутая деревянная лестница...
Опаньки! Вход на следующий этаж перекрывала узкая дверь. И Каишаку Ли уже колдовала над этой дверью. Одним из своих хитрых инструментов чуть расклинив зазор между дверью и косяком, миллиметр за миллиметром она сдвигала засов. Остальным ничего не оставалось, как терпеливо ждать, когда она закончит работу.
Конечно, было бы неплохо прямо сейчас послать кого-нибудь отпирать ворота замка, что послужит сигналом остальным яма-буси, дожидающимся в ближайшем лесу (а часть из них уже должна была перебраться поближе к мосту). Подмога им сейчас ох как бы не помешала. Только вот никак нельзя этого делать. Отпереть ворота бесшумно практически нереально, а перебуди оставшихся самураев во главе с даймё — они забаррикадируются на последнем этаже и выкурить их оттуда будет занятием архитрудным, а самое главное — очень и очень долговременным.
Каишаку Ли потянула на себя дверь, убедилась, что она открывается, но распахивать не стала. Сперва приложила палец к губам, призывая всех к абсолютному молчанию. Потом погасила потайной, умещающийся в ладони фонарь, которым подсвечивала себе во время работы над засовом, и сделала знак Артему, чтобы тот затушил фонарь-гандо. Артем затушил.
Сперва Каишаку Ли раскинула руки в стороны, показывая всем за своей спиной, чтобы не двигались. Затем Каишаку Ли отвела дверь от косяка так плавно и неторопливо, будто дверь та не из дерева, а из хрупкого хрусталя. Затем Каишаку Ли опустилась на четвереньки, принялась что-то ощупывать пальцами во тьме, походя в этот момент на сапера, откапывающего мину.
Артем вглядывался поверх Каишаку Ли в темноту и понемногу начинал что-то различать. Сразу за дверным порогом начиналось довольно просторное помещение. Высокие потолки, толстые потолочные балки, на стенах белеют длинные полосы какэмоно, в углу груда... что же это? Похоже на свернутые соломенные маты. Виден небольшой столик на коротеньких ножках, висящие на стене доспехи. Это явно нежилое помещение, больше прочего оно смахивает на тренировочный зал...
Каишаку Ли выпрямилась, сделала шаг назад, наклонилась к Артему и прошептала:
— «Поющие полы».
Это, наверное, было худшее из того, что Каишаку Ли могла сообщить. Не удивительно, что даймё спал спокойно в свой башне и когда-то распорядился убрать из замка собак, которые будили его по ночам. «Поющие полы» оберегали его покой надежнее всяких собак. Собак можно отравить, убить, отвлечь, прикормить. Над «поющими» же полами можно только пролететь, не касаясь их, — только в этом случае ты минуешь их, не растрезвонив о своем прибытии по всему дому. И никто — будь он трижды ниндзя и четырежды яма-буси — не способен пройти по этим полам без того, чтобы они не «запели». Любое сильное давление на доски — и они издавали громкое, долго не смолкающее гудение. Звук сей с пением имел мало общего, зато много общего имел с автомобильной сигнализацией, только в отличие от последней с брелочка не отключался.
— Влипли, — прошептал Артем...
Глава тридцать вторая
НОЧЬ ОСТРЫХ КЛИНКОВ
Все сумрачней ночь.
В глубине заливного поля
Млечный Путь мерцает...
ИлзэнНевозможно было сказать, весь первый этаж был выложен голосистыми досками или только часть пола, примыкающая к двери. Но даже если часть... что с того, как обойдешь эту часть?
По сути, у них было два варианта. Выходить из замка, забираться по стене и пытаться проникнуть через окна. Только где гарантия того, что и под окнами не лежат «поющие» доски. Даже если и не лежат — окна, думается, с секретом. Или того проще — они закрыты не только на наружные, по еще и на внутренние ставни — этого вполне достаточно, чтобы до рассвета провозиться с одним окном.
