Сделай сам 3 (СИ) - Буланов Константин Николаевич

— Кстати говоря о нём! А где ваш крейсер-то? Уж два дня его не видно!…

Глава 23

Титаник. Конец

— Ну вот, кажись, накаркал, вашу Машу! — именно такой фразой я сопроводил чувствительный толчок, что прошел заметной дрожью по всему огромному корпусу лайнера примерно в 23:40 по корабельному времени 14 апреля 1912 года. То есть спустя 3 дня после того самого нашего разговора в кафе, по завершении которого ни Эндрюс, ни Исмей отчего-то не желали более общаться с моей светлой личностью. С чего бы вдруг такие изменения? Хе-хе!

Однако ныне стало резко не до смеха. Да, пусть я этого на самом деле даже ожидал, но вот так взять и в полной мере осознать, что ты действительно находишься на борту уже начавшего тонуть «Титаника»… Это мигом прочищает мозги, в том числе от приступов излишней жадности и хитропопости былой.

Так-то я вообще в душе не помнил изначально, когда там лайнер встретил этот чёртов айсберг. Только по воспоминаниям о сто лет тому назад просмотренном фильме с трудом припоминал, что дело было ночью, вроде как. Но вот какого дня? То оставалось для меня загадкой вплоть до сего конкретного момента.

Повезло, что мы с мужиками ещё не завалились дрыхнуть, как сурки, только-только вернувшись в нашу общую четырёхместную каюту после совместного ужина всех пассажиров 1-го класса с капитаном судна. Имелась на всех лайнерах подобная традиция. Что было так-то хорошо! А то ведь вполне себе могли проснуться и ощутить себя, как в том самом анекдоте, где дверь дворецкий открывает и молвит — «Темза, сэр!». С поправкой лишь на воды Атлантического океана.

— Что случилось, Александр Евгеньевич? — мигом нахмурился Михаил, и на всякий случай даже потянулся за скрытым в кобуре под мышкой пистолетом, после того как я, не сдерживаясь, выругался вслух.

— Мы во что-то врезались, похоже. Во что-то очень-очень большое, судя по всему, — пришлось мне продолжить даже для своих отыгрывать роль ничего не знающего точно простого наследника русского мультимиллионера. — Так! Все слушаем меня! Быстро переодеваемся во что-то более удобное, — брезгливо осмотрел я свой франтовый фрак, — натягиваем сверху тёплую одежду, повязываем спасжилеты, и вооружаемся всем, что у нас есть. После чего дуем пулей в ходовую рубку, — не стал я рассусоливать, прекрасно зная, что экипаж лайнера не справится со своими непосредственными обязанностями даже на троечку с минусом. Ведь, как мне смутно помнилось, в знакомой мне истории с «Титаника» спаслось не более трети из числа всех находившихся на борту людей, при том, что даже имеющиеся шлюпки могли в себя принять под половину пассажиров и команды. — Будем срочно вызывать наш крейсер, чтобы тот летел к нам вообще на всех парах.

С крейсером, кстати, вышло не всё так замечательно и гладко, как я себе то изначально представлял.

Ещё загодя, пока мы на «Титанике» заходили в промежуточные пункты назначения во Франции и Ирландии, «Яковлев» с моего благословления учапал вперёд на своей крейсерской скорости, чтобы не гробить раньше времени свои турбины с котлами, а также в целях сбережения топлива. Ведь линейный крейсер — это вам не гигантский пассажирский лайнер. По ходовым корабельным меркам первый — способный на шустрый, но короткий рывок спринтер, тогда как второй — стайер на сверхбольших дистанциях.

Поскольку я помнил именно про опасность айсбергов, то заранее согласовал с капитаном 1-го ранга Блохиным, командиром «Яковлева», что рандеву «Титаника» и крейсера должно состояться как раз при подходе к опасному блуждающими весенними льдами участку маршрута. В это время года он был здесь такой один, и потому хоть даже малость промахнуться представлялось совершенно нереально. Трансатлантическая трасса, что называется, была наезженной и хорошо известной всем.

Вот мы и повстречались ранним утром нынешнего дня, после чего на «Яковлеве» взвыли вообще все. И люди, и турбины.

Если пассажирский лайнер, точнее говоря, его машины и котлы, изначально проектировались и после создавались огромными, тяжеленными, прожорливыми, но способными днями напролёт поддерживать скорость судна на уровне 20+ узлов, то для любого крейсера мира такое было просто нереально.

Так 23-хузловой «Яковлев» смог продержаться на равных с лайнером всего 12 часов, идя в его кильватере, после чего резко сдал, совершенно честно захромав. Действительно честно, а не так, как прежде якобы поломанный и ныне благополучно ушедший из Британии к берегам России мой «золотой» теплоход. Подшипники его валов банально не справились с такой длительной максимальной для корабля нагрузкой и начали почти что плавиться, скрипя предсмертно и жутко грохоча. О чём и сообщили с его борта телеграммой. Пришлось ему аж вдвое сбросить свою скорость хода где-то 3 часа назад.

А всё из-за одного обидчивого судовладельца, специально пожелавшего утереть мне нос за то, что я посмел охаять его лучший лайнер! И параллельно он же явно пожелал всем показать заявленные кораблестроителями 23 узла максимального хода «Титаника».

Потому сейчас крейсер находился от нас на удалении не менее 45 миль, как мне о том с какой-то даже гордостью за своё судно и, мило при этом улыбаясь, сообщил на завершившемся общем ужине изрядно довольный собой Исмей!

Ему, блин, удовлетворенье ЧСВ[1], а мне теперь решай, как нам спасаться с этого огромного дырявого корыта! Именно с такой разжигающей во мне праведный гнев мыслью мы неслись всем своим кагалом по центральной лестнице под грустный похоронный гул аварийно сбрасываемого через дымовые трубы пара из котлов.

Последнее, как я точно знал, практиковали лишь при начале затопления котельных отделений, чтобы разогретые и полнящиеся паром котлы не взорвались почище торпед от соприкосновения с холодной забортной водой.

— Джентльмены? Что происходит? — мгновенно поступил вопрос от капитана Смита, стоило нам только беспрепятственно ввалиться на ходовой мостик.

Учитывая то, что у него не имелось даже дверей, проход в пункт управления всем судном для любого пассажира 1-го класса был практически свободным.

— Вот! Это надо срочно передать по радио на крейсер «Яковлев»! — не теряя времени даром — и так почти 10 минут потратили на сборы и неблизкий путь, тут же протянул я капитану вытащенную из своего портмоне бумажку с заранее оговоренным с нашими военными моряками условным сигналом совсем-совсем беды.

— Что это? — слегка поколебавшись, но всё-таки приняв от меня коротенькую записку, уточнил мистер Смит.

— Это сигнал бедствия, получив который, моряки «Яковлева» мгновенно рванут на рандеву с нами, совершенно наплевав на целостность своего собственного корабля, — не стал я скрытничать по данному поводу, полагая, что здесь все будут только «за».

— Вас, полагаю, сильно напугал толчок? — попытался успокаивающе улыбнуться мне Эдвард Джон Смит, кося при этом одним глазом на удерживаемые тремя моими людьми дробовики, что мы тайком вытащили ещё четыре дня назад из салона погруженного в трюм моего бронированного лимузина. Терять с концами очередную машину, конечно, было жалко. Но, ежели играть — то до конца играть.

— Да, чёрт побери! Меня, как судостроителя, до икоты напугало столкновение «Титаника» с объектом, заставившим содрогнуться судно водоизмещением аж в 50 тысяч тонн, на борту которого находятся 80 тонн моего грёбанного золота! — мешая вместе французские и русские слова, весьма эмоционально выдал я тому в лицо. — Отчего сейчас я всё же позволяю себе быть несколько нервным! А потому, отправляйте срочно текст на крейсер, чёрт вас всех дери! — Тут для придания должной силы убеждения моим словам, оба моих телохранителя и водитель синхронно передёрнули затворы своих помповых винчестеров и навели те на офицеров экипажа. Всё сделали, как я учил!

— Хорошо, господин Яковлев, мы вашу настойчивую просьбу сейчас же исполним. Не извольте беспокоиться, — подозвав своего первого помощника — Уильяма Мёрдока, Смит передал тому полученный от меня листок и, как я хотел надеяться, отправил того прямиком к радистам. — Могу ли вам быть ещё чем-нибудь полезен? — Вот в чём старику не откажешь, так это в умении держать лицо, да и себя в руках.