Борис Толчинский - Боги выбирают сильных
Доктор смущенно покачал головой; не будучи наивным человеком, он понял, что здесь имеют место некие интриги, в которые ему вникать не след. Вдруг отворилась дверь опочивальни, и показалась Медея Тамина.
Доктор понял, что это идет его спасение, и шепнул Марсию:
— Спросите у ее превосходительства, она все знает! — и поспешил ретироваться.
Новый облик Медеи не понравился Марсию. Собственно, он всегда недолюбливал эту женщину, ревнуя ее к Софии. Сейчас же две большие звезды на ее калазирисе, равные его двум генеральским звездам, особенно задели Марсия. Усугубляя его неприятие, Медея приняла начальственный вид и проговорила:
— Ты не должен был являться сюда и устраивать такой шум.
— Кто ты такая, чтобы мне указывать?! — вспыхнул Марсий; вспомнив о ребенке, он усмирил свой гнев и вопросил: — Как он?
— Он?
— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю, — процедил он. — Ну, отвечай, иначе…
Медея внутренне усмехнулась: она нисколько не боялась его. И нисколько не жалела. Она тоже недолюбливала Марсия, за его великокняжескую спесь, и чувствовала свое превосходство. Ей бы хотелось проучить его, но, вспомнив, что превыше собственных желаний следует ставить интересы Софии, Медея сотворила скорбное лицо и молвила:
— Крепись, Марсий. Она его потеряла.
— Проклятие!.. — простонал он.
— Крепись, — повторила Медея, — ибо твоя поддержка нужна ей, как и прежде. Но, прошу тебя, не сейчас и не здесь! Тебя не должны видеть. Ты же не хочешь, чтобы о вашей связи узнал весь свет?
— А мне плевать! — с горечью воскликнул он. — Я потерял ребенка!
А, что я говорю с тобой… тебе, не бывшей матерью, разве понять, что значат дети!
«Ты мне заплатишь за такое оскорбление. Мифический ребенок — отнюдь не все, что потерять тебе придется!», — подумала Медея, а вслух сказала:
— Возьми себя в руки! Ты должен уйти; когда будет можно, я пошлю за тобой.
Наполненные гневом глаза заставили ее отступить.
— С дороги! — яростно прошептал Марсий — и, отстранив Медею, ворвался в опочивальню.
Медея пожала плечами. Из-за спины послышался насмешливый голос Корнелия:
— Мне мнится, дорогая архонтесса, вы тоже больше не нужны!
Медея вздрогнула: этот голос и эти слова испугали ее сильнее гневных глаз Марсия. Она обернулась.
— Я не заметила, как вы подошли, ваше высокопревосходительство.
Корнелий галантно кивнул.
— Благодарю за комплимент. Мой стиль таков: подкрадываться незаметно и наносить удар, когда его не ждут. Мы в этом схожи с вашей обожаемой подругой, дорогая.
— Тогда зачем вы это говорите мне?
Корнелий улыбнулся, тем заставив Медею побледнеть. Если София внушала ей благоговейный трепет, то этот человек излучал неизъяснимый ужас. Контраст между его дружелюбным внешним видом, вежливыми речами и затаенным смыслом тех речей завораживал.
— Вы нравитесь мне, Медея Тамина, — сказал Корнелий. — Вы не случайный человек подле Софии, как наш воинственный приятель. Вы красивы, умны, особенно для провинциалки, и абсолютно беспринципны…
— Ваше положение не дает вам право оскорблять женщину!
— Успокойтесь, дорогая, — заговорщически шепнул Корнелий, — нас никто не слышит! Но вы-то понимаете, что я сказал ответный комплимент. Не многого стоили бы вы, будучи фанатичной дурой, как мать нашего вспыльчивого друга, к примеру. Конечно, вы преданны Софии, и нынче эту преданность блестяще доказали: amicus certus in re incerta cernitur[96].
Мне доложили происшествие во всех подробностях, и я не мог не восхититься вашими действиями. Они были точны, уместны, энергичны. Вы сумели сориентировать в непривычной обстановке, среди враждебного людского стада. Это было очень непросто, но вы смогли! И, самое главное, у вас достало воли и ума последовать за подругой, даже когда она ввязалась в самоубийственную авантюру.
— Я вас не понимаю, ваше… — прошептала Медея; его слова обволакивали ее, как трясина, и она не знала, как выбраться оттуда…
Демоническая улыбка Корнелия заставила ее запнуться на полуслове.
Еще ей показалось, что нос, загнутый, как у птицы ибис, дугой, готов клюнуть, и только послушанием можно избежать этой угрозы.
— София совершила тяжкую ошибку, последствия которой могут проявиться через много лет, — промолвил Корнелий. — Она пожаловала на плебейский митинг и выступила coram populo[97], словно равная плебеям.
Это опасный прецедент, когда княгиня обращается к презреннейшей толпе! Ибо известно: au dessous est qui prie[98]. Неужели подруга ваша столь слаба, что не сумела отыскать приличных средств воздействия?.. Держава Фортуната нерушима, ибо все знают свое место: где боги, где август, где князья, где остальные нобили, и где плебеи, и где вольноотпущенники, и где варвары, и где рабы. — Вы сами выступаете за послабления плебеям, — вставила Медея.
— Между моими плебеями и низким демосом, перед которым унижалась София, — пропасть! Вот, между прочим, ее вторая тяжкая ошибка: она выставила на позор и на посмешище влиятельных магнатов, а это люди, с которыми нам надлежит считаться.
— С одной стороны, вы правы, ваше высокопревосходительство. А с другой, Софии удалось противопоставить сенаторов и магнатов; сенаторы ее поддержат против магнатов, магнаты — против сенаторов. Когда ей будет нужно, она отыщет способ подружиться с ценными людьми.
— Concedo! Но примечателен сам факт: она пошла на авантюру, скомпрометировала себя перед сенаторами и магнатами, чтобы снискать изменчивую милость демоса… всего-то на какой-то миг!
— Мне думается, этот миг может стоить вам Квиринала, — заметила Медея. — Право же, ради такого мига Софии стоило рискнуть!
— Она почти не рисковала, — пожал плечами Корнелий. — Против нее Андрей Интелик что Арахна в сравнении с Афиной, Пан против Феба или Фамир против Муз!
— Как можете вы говорить такое?! Она чуть не погибла! Этот ваш Интелик толкнул ее…
Медея вновь осеклась: острый взгляд Корнелия показал ей, что он видит ее насквозь.
— Сдается мне, мнимое покушение явилось кульминацией трагикомического фарса, — молвил Корнелий, — и я готов проглотить свою консульскую звезду, если Софи заранее не просчитала такой исход!
— Почему, — стараясь унять дрожь, спросила Медея, — если вы все знали…
— Inter nos:[99] я ничего не мог знать, я мог лишь догадываться.
— А если вы догадывались, то почему не помешали ей?
— А вы уверены, что все случившееся случилось против моей воли?
Медея отвела взгляд, Корнелий же по-прежнему испытующе глядел на нее. «Он совращает меня», — подумала она.
— Скажу вам больше, прелестная Медея: hoc erat in mea votis[100].
— Вы необычный человек, — промолвила она. — Я думаю, даже София не представляет, насколько вы опасны.
— Прекрасно представляет, — улыбнулся он, — поэтому и тянется ко мне. Вы разве не заметили?
«Мне нужно поскорее удалиться, — подумала Медея, — иначе он смутит мой разум! Я слышу крики из опочивальни; должно быть, этот вездесущий демон успел околдовать Марсия. О, неужели моя София не совладает с ним?».
— Не торопитесь в пекло, дорогая, — задушевно молвил Корнелий.
— Позволим нашим голубкам побыть наедине: кто знает, встретятся ли снова?
— Почему вы со мной столь откровенны, ваше высокопревосходительство?
— Хочу, чтобы вы оставались самой собой, Медея. Не играйте в преданность, не насилуйте свою натуру. Эта роль для недоумков, не для такой яркой женщины, как вы. Софию ненадолго усыпили вы, но только и всего!
Чем ближе вы к ней, тем раньше она вас раскусит. Поэтому совет мой вам: скорее уезжайте! Я повторяю, вы красивы и умны, у вас редкое чувство силы, то есть вы умеете в нужное время приставать к нужному берегу…
Как видите, я не держу на вас обиды за то, что вы предпочли мне ее; вы поступили, как должна была поступить Медея Тамина. Но вы, с вашим чутьем силы, также должны понимать, что когда-нибудь именно я стану полновластным управителем державы Фортуната.
— Когда-нибудь? Не завтра?..
Корнелий рассмеялся и подмигнул Медее.
— Только не завтра! И даже не в ближайшие месяцы. Квиринал, знаете ли, это не самое ценное, что может прельстить такого человека, как я.
«Я ничего не понимаю! — в отчаянии подумала она. — Зачем же он затеял свой переворот, если заранее уверен в торжестве Софии? И как она может быть первым министром, ей нет тридцати! Совсем ничего не понимаю!».
— Уезжайте в Гелиополь, Медея, — настойчиво повторил он. — Там вы царица, по положению и по своим талантам, и более того, там станете вы первой девой, первой из невест, мужчины будут умирать за вас, — а здесь вы женщина для неприятных поручений. Помните, что заметил по этому поводу великий Цезарь, следуя из Рима в Иберию?
