Побег из волчьей пасти (СИ) - "Greko"

…Мы скакали почти в кромешной тьме. Но, учитывая опыт лесного перехода с Махмудом, я доверился лошадям. Им виднее! Или, как меня учили взрослые дядьки на стройке (шабашил как-то одним летом), пусть лошади думают, у них головы большие!

Все отмеренные часы до рассвета Господь нас хранил! Лошади шли ровно. Спенсер спал, удерживаемый моей рукой. Никто не повстречался. Я оставался оптимистом. Не паниковал.

Но более всего меня обрадовало другое. Чего совсем не ждал. Не был готов. Наверное, сыграло свою роль два обстоятельства. Первое, что я доверился лошадям. Второе, что я внимательно следил за Спенсером и дорогой. Более ни на что другое не отвлекался. Поэтому не думал о том, как держусь на лошади, как скачу… Или, может, сработал вечный закон перехода количества в качество? Не знаю. Не знаю. Скорее всего, все вместе и сработало. Короче, в какой-то из редких моментов, когда я отвлёкся, перестал думать о Спенсере и дороге, я с удивлением понял, что испытываю настоящий кайф от скачки. От сидения на лошади. Я не боюсь её. Не боюсь упасть. Я уверен, что управляю ею по своему желанию. Что малейших движений моих рук или ног будет достаточно, чтобы направлять коня куда требуется мне. Что мне не нужно судорожно цепляться за поводья и нервировать умное животное своим неумением, перестраховкой. Мне нравилось скакать на лошади! Нет, конечно, мне было еще далеко до горцев! Скакать и скакать! Но одно я мог сказать про себя этой ночью точно: меня уже нельзя было считать дилетантом и мешком с картошкой! И тут — вопрос практики! Я был уверен, что еще пара месяцев, и я не побоюсь принять вызов от любого черкесам посоревноваться с ним в скачке! Пусть и буду проигрывать на первых порах. Но и здесь наступит день, когда они увидят круп моего коня!

…День провели привычно. Спали в бурках. Подъедали припас от Киншы. К вечеру сам переоделся и кое-как переодел ослабевшего Эдмонда, чтобы не выглядеть оборванцами. Снова взгромоздил его на лошадь. Привязал. Не забыл погладить и поблагодарить всех наших коняшек за верность и терпение. Надо же было с кем-то поговорить! Им же произнес: «С Богом!». В сумерках тронулись.

…К парому, как и ожидалось, подъехали на рассвете. Берег был пуст. И на пароме — никого. Чертыхнулся. Потом успокоился. Я все-таки здесь вырос. Я знаю привычки грузин. Паромщик не мог жить далеко. Грузин-паромщик не будет терзать себя ожиданием на пароме клиента. Ночью? В одиночестве? На холоде? Я вас умоляю!

Я огляделся. Даже не сомневался. В метрах пятидесяти заметил небольшой домик. Скорее, сарай или, как здесь называют, балаган. Наверняка, не настоящий его дом. Типа заимки лесника в тайге. Чтобы переночевать. Подъехал к сараю. Церемониться не стал. И крикнул громко, и постучал в дверь настойчиво. Внутри балагана раздалось кряхтение. Паромщик встал с теплой постели, подошел к двери, открыл её. Конечно, был недоволен.

У меня не было времени на политесы. Я кинул ему монету, номинал которой заставил его тут же взбодриться и действовать быстро.

Вернулись к парому. Он помог мне с запасными лошадьми. Завел их на, к удивлению, крепкий и добротный помост. Крепко привязал. Конечно, косился на меня. На Спенсера. Но молчал. И страха в его взгляде не было. И на том спасибо!

Поплыли.

— Вани далеко, батоно? — тут уж я, наконец, проявил должную вежливость.

— Меньше часа.

— Знаете Вано Саларидзе?

— Это сосланный, что ли? — паромщик усмехнулся.

— Да. Из Тифлиса.

— Он! — паромщик был уверен. — Значит, вы к нему?

— Да. Знаете, где живёт?

— Конечно!

Паромщик буквально по метру описал мой путь с момента, когда мы сойдём с парома до ворот дома Вано. Я поблагодарил его за такой подробный и точный «навигатор».

— Сами откуда? — не выдержал он.

— Я дам тебе еще столько же, — улыбнулся я, — если ты…

— Я никого не видел. Вас не перевозил! — паромщик был сообразительным.

Я внимательно посмотрел на него.

— Клянусь мамой!

Этого было достаточно. Если грузин клянётся мамой, будьте уверены, слово сдержит!

Паром причалил. Паромщик опять помог мне. Я выполнил обещание. Заплатил ему.

— Ты же не грузин? — опять он не удержался, когда мы стали прощаться.

— Нет. Грек.

— Откуда язык так хорошо знаешь?

Я подумал, что могу себе позволить похулиганить, памятуя о его клятве.

— Родился и вырос в Тифлисе. В «Африке». Знаешь такой район?

— Африка? — наверное, паромщик, вообще впервые слышал такое название.

— Не забивайте себе голову, батоно! Большое спасибо! Да хранит вас Бог!

— Как тебя зовут, скажи хотя бы?

— Коста.

— И тебя храни Бог, Коста! Заходи еще. Всегда переправлю. Меня Шота зовут. Если не я, то мой сменщик — Давид.

— Даст Бог, обязательно! Всего доброго!

Я решил поторопиться. Не хотел, чтобы наш «торжественный» въезд увидело много людей. Шота, дай Бог ему здоровья, маршрут указал идеально.

Я встал перед указанным домом. Спрыгнул с коня. Подошёл к воротам. Не удержался и перекрестился. Потом громко постучал.

Глава 22

Еврейский пенициллин

Ворота распахнулись. Мужчина средних лет, открывший их, тут же вздрогнул. Не мудрено. Думаю, что, если бы я сейчас увидел себя в зеркале, тоже отшатнулся. Новые черкески придали нам вид благородных господ, но лишь отчасти. Печать перенесенных испытаний так просто не убрать. Окровавленные бинты на руках никак не спрятать!

Я сразу его успокоил вежливым приветствием. Говорил как можно мягче. Мужчина сообщил, что Вано его хозяин и что сейчас позовет его. Предложил въехать во двор. Я решил успокоить его окончательно. Сказал, что подожду здесь.

Слуга побежал в дом. Через мгновение на пороге показались уже трое мужчин. Один из них — слуга, открывший мне ворота. Очевидно, что кто-то из двух пока незнакомых мне был Вано. Все трое быстрым шагом приближались ко мне. Были в недоумении. Ясно читалась тревога в их лицах. Наверное, боялись дурных вестей.

— Здравствуйте! — я чуть склонил голову.

— Здравствуйте! — ответил тот, кто шёл впереди.

— Вы Вано Саларидзе? — спросил я.

— Да.

— Простите, что так рано беспокою. Я хотел передать вам привет от вашего брата Георгия из Константинополя!

— Вах!

Дальнейшее происходило на бешеных скоростях. Я ждал и был готов к этому, зная нравы и традиции Грузии.

— Вах! Дорогой! — Вано тут же обнял меня. — Это наш с Георгием двоюродный брат — Малхаз!

Меня уже обнимал Малхаз.

— Баадур, ты чего встал⁈ — Вано «растолках» слугу, который засмотрелся на наши обнимашки. — Быстро всех зови. Столы накрывайте. Лошадей прими… Проходи, дорогой гость. Как тебя зовут, родной?

— Коста. В Черкесии — Зелим-беем.

Далее всё повторилось, практически, один в один как в Стамбуле. Узнали, что я грек. Восхитились моим знанием грузинского. Слова про Черкесию проигнорировали.

Уже набежали слуги.

— А это кто? — Вано указал на Спенсера.

Опять удивление по поводу пионера-англичанина в этих местах. Еле вставил слово.

— Осторожнее с ним, — предупредил слуг. — Вано. Мне дико неудобно. Я извиняюсь. Мой друг очень болен. Его нужно хорошенько помыть и уложить в постель…

— Коста! Коста! О чём ты, брат⁈ Что значит — неудобно? Не обижай нас! За последний год ты и твой друг — самые дорогие гости в нашем доме! Помоем, накормим, спать уложим! Друга вылечим! Ни о чем не думай! Баадур! Бочку наполните теплой водой! Давайте, давайте! И сестру позовите!

Когда сдавали на руки слугам несчастного Спенсера, я успел заметить, как мелькнуло, как взмах крыла, что-то белое у входа в дом. Догадался, что это была та самая сестра. Лица не смог разглядеть, всю фигуру с головы до ног закрывало большое покрывало.

— Скажи, Вано, у вас женщины всегда укутываются так, что лица не видать? В Кутаиси видел, что в армянских семьях так уже не принято. По крайней мере, дома…

— Э, нам армяне — не указ! Живем так, как предками заведено. Не положено женщине — что молодой, что старой — лица чужому мужчине открывать. Зато, знаешь, как красиво в Тифлисе утром в четверг. Все женщины города спозаранку идут в часовню к могиле святого Давида на горе. Все — в белых покрывалах, в чадри. Смотришь — сердце замирает, какая красота! Будто стая лебедей решила на склон приземлиться!