Было записано (СИ) - "Greko"

— О, да ты коварен, мой друг! Сразу видно — кавказец! Я все понял. Я буду четко придерживаться этой линии. Подключу все свои связи в Тифлисе. Напишу в Петербург бывшим однополчанам. Мы еще поборемся!

— Конечно! А теперь пришла пора твоего кахетинского! В жизни не поверю, что ты приехал с пустыми руками!

… Потянулись дни ожидания. Уже листья начали облетать с деревьев, а ответа все не было. Я понимал, что где-то там, в высоких кабинетах, идет оживленный торг. Не хило я подбросил дерьмеца на вентилятор. Пусть теперь покрутится его светлость, князь Чернышев. Удивительное дело, на Кавказе по его милости дела все хуже и хуже, а он в апреле 41-го стал князем.

«Непотопляемый генерал, этого у него не отнять. Представляю, какие делишки крутятся в военном министерстве под такой крышей! Уверен, гнойников там немало. Ничего! Придет время, попробую вскрыть. За мной не заржавеет!»

Одно было плохо. Илико продолжал томиться в плену. И мог в любой момент лишиться головы. Любая неудача Шамиля, сильное поражение его войск — и толпа религиозных фанатиков могла броситься казнить пленных. Я не забыл, как чуть не попрощался с жизнью Федор Торнау, когда генерал Засс пытался добраться до аула, где держали моего друга.

Оставалось одно — ждать.

От Тамары приходили иногда письма. Очень приглаженные. Ни слова про Веронику. Мы оба понимали, что наша корреспонденция — на контроле. В Российской империи служба перлюстрации была на высоте. Поэтому я писал в ответ исключительно в духе «жив-здоров, люблю-целую». Ни слова о своих планах и надеждах.

Наконец, лед тронулся. Ко мне приехал лощеный тип из штаба ОКК. Договариваться о поездке к Шамилю. Торговаться. Или придавить. Незнакомый мне штабс-капитан Овечкин. Хорошо хоть без нервного тика и харизмы Джигарханяна из «Неуловимых мстителей».

— Ваше производство в офицеры министерство находит невозможным, — закинул он удочку.

— На нет и суда нет, — пожал я плечами. — Шамиль не станет говорить с простым унтером. Посчитает себя оскорбленным уровнем представительства переговорщика.

В моих словах был очевидный резон, с которым трудно было спорить.

— Откуда имаму знать, что вас разжаловали?

— О, поверьте, разведка у него поставлена на пять с плюсом. Я думаю, он уже в курсе того, что в Тифлисе подбирают кандидатуру на роль визитера.

— Хм! Вы тут, в глуши, время не теряете. Держите руку, так сказать, на пульсе…

«Еще как держу! Но не скажу. Ибо не фиг вас баловать! Ни к чему вам пока знать, что через Улуханова уже есть ответ на мое предложение о встрече в Дарго и что Шамиль готов меня принять. Что-то ему от меня надо. Но вот что? Вот в чем вопрос!»

Я улыбнулся как можно искреннее.

— Ну, что вы! Занимаюсь физическими упражнениями, чтобы вернуть подвижность мышцам спины. Учу французский. Есть у меня, увы, пробел в языках.

— Не буду ходить вокруг да около. Единственное, что я могу вам предложить — это чин подпрапорщика. Еще не офицер, но уже «Ваше благородие». Согласны?

— Нет!

Я включил режим «грека» на полную катушку. Спорили долго, до хрипоты. Выжал из штабс-капитана максимум информации. Все выложил, как миленький. С Костой Оливийским торговаться — это вам не на балах блистать! Тут нужно за языком следить, за мимикой. Одним словом, учитесь держать покер-фейс. И следите за руками и движением глаз. Кинесика! Очень полезная штука на переговорах. Например, я заметил, что, когда Овечкин пытается что-то скрыть или недоговорить, он начинает теребить пуговицу мундира. А когда согласен с моим предложением, но не хочет признаться, пытается от меня закрыться руками. Короче, раскололся по полной программе.

В общем, картина выглядела следующей. Подпрапорщика получаю сразу. Прапорщика — по результату переговоров. Будет обмен — стану офицером. Не буду — останусь подпрапорщиком.

«Ну, что ж, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Похоже, у меня появится шанс вырваться из заколдованного круга».

— У меня есть еще одно условие. Я хочу сразу по получению офицерского чина выйти в отставку. Можно ли быть уверенным, что мое прошение будет удовлетворено?

— Фух! — выдохнул штабс-капитан. — Как же с вами сложно. Но здесь как раз все просто. Ваша отставка полностью отвечает желанию Его светлости.

— Тогда перейдем к инструкциям?

Хотелок у командования ОКК было немало. Денег на выкуп выделяли немного, хотя имелось дополнительное финансирование от частных лиц (семьи собрали, в том числе, один грузин по фамилии Габаев). Список пленных — мюридов и вдов Ахульго — для обмена мне был тут же вручен. И озвучена личная просьба Траскина: попытаться выкупить у чеченцев тело его брата, которые, по сведениям от лазутчиков, раскопали могилу. Мне был несимпатичен этот боров, но из уважения к памяти боевого товарища, я согласился без раздумий.

— Как вы намерены действовать? — поинтересовался Овечкин.

— Через три недели меня будут ждать посланцы Шамиля у Герзель-аула.

— Как⁈ Вы уже договорились?

— Конечно!

— А если бы мы не пришли к соглашению?

— Просто не поехал бы.

Овечкин был выбит из колеи моим ответом.

— Там же в плену томятся наши товарищи!

— Ну так и езжайте сами! — окрысился я.

Вот же морализатор хренов! Учить он меня будет.

— Что вы себе позволяете⁈ Мы с вами в разном положении.

Тут меня порвало.

— Конечно, в разном! Вы не ползали на брюхе по всей Черкесии, чтобы вытащить из плена барона Торнау. Не карабкались на отвесную гору Ахульго под шквалом пуль и камней. Вас не рубли черкесы на Кубани, а чеченцы — в Ичкеринском лесу. Скольких вы вытащили из плена, господин штабс-капитан? Ни одного? А я — десятки! Офицеров и рядовых, солдат и матросов! А похоронил — сотни!

Наверное, мое перекошенное лицо с багровым косым шрамом стало страшным. Овечкин отпрянул.

— У меня жена, дети…

— Будто у меня нет! — я разозлился как тысяча чертей.

До штабс-капитана дошло.

— Поверьте! — горячо воскликнул он. — Меня тяготит моя миссия. Ваша смелость — этого не забудут в кавказских войсках!

Да-да, верю-верю. Еще как забудут. Кто помнит о переговорщиках? Насколько знаю из истории, никто и не знал имени человека, который через 12 лет договорится о спасении из плена Варвары Орбелиани и несчастной Нино Чавчавадзе[3]. Кстати, нужно будет предупредить Григола о грозящей ему в будущем беде. Сошлюсь на вещий сон.

— Жду приказа о моем производстве, — спокойно отрезал я и от души потянулся. До чего приятно снова чувствовать себя здоровым!

[1] Траскину выхлопотал генеральский чин Граббе в начале лета 1842 г.

[2] В реальной истории в конце июня 1842 г. пленники совершили побег. Спастись удалось только подполковнику Снаскареву, двум его денщикам и линейному казаку.

[3] Этим человеком был юнкер армянского происхождения, уроженец Шуши, Исаак Громов.

Глава 21

Коста. Дарго — октябрь 1842 года.

Столица Шамиля, Дарго, меня реально поразила. Не так я представлял себе горный аул. Ждал что-то вроде сурового неприступного Ахульго, а вместо этого увидел очаровательную уединённую продолговатую долину с кристально чистым ручьем и хаотично разбросанными домиками в окружении маисовых полей. С купами многолетних деревьев, а вокруг — густейшие леса, в которые не проникают солнечные лучи, тёмные ущелья и высокие горные хребты. Именно, эти вековые леса и горы были защитой селения, а не жалкая плетневая изгородь вокруг Дарго, вроде той, которая опоясывает казачьи станицы. Казалось, Шамиль выбрал это место за его пасторальную красоту, а не из соображений безопасности. Или в насмешку. Он словно говорил русским: приходите и берите. Мне не жалко. Сожгу и уйду в другую долину.

Добраться до Дарго оказалось непросто, хотя мои проводники, встретившие меня у Герзель-аула, повели меня гораздо более удобной дорогой, чем выбрал Граббе для своей бесславной экспедиции. Тоже нелёгкая, с бесконечными подъемами и спусками, высоченными чинарами и извилистой тропинкой. Но зато была вода. Я помнил, как мучила жажда Чеченский отряд — особенно, на обратном пути.