Князь Барбашин 3 (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович

И видит бог, Андрей не хотел поднимать этого вопроса, но раз уж он прозвучал, то ходить вокруг да около не собирался. Как известно, принятие очевидного происходит не сразу, и проходит через несколько стадий. Так что пусть уж стадии отрицания и гнева Империя пройдёт сейчас, когда нужда в союзе с Русью у неё куда больше, чем у Руси с Империей. И Фердинанд, и Карл ещё были полны уверенности, что победа над Франциском обеспечила им мир в Европе и всехристианский поход на осман вот-вот состоится. А чтобы подсластить пилюлю, Андрей ещё и добавил от себя:

- Мой государь вовсе не против божьих рыцарей, как то может показаться. Но Орден создавался для несения света истинной веры в души неверных. Теперь, когда вся Ливония давно крещена, пора ему продолжить свою миссию в другом месте, на Святой земле, встав под руку императора и возглавив планируемый им крестовый поход.

- А Ливонию оставить русскому царю, - утвердительно закончил фон Ауэрсперг. Но Андрей позволил себе "не заметить" его реплику и продолжил:

- Восточные земли былой Римской империи ждут своего освобождения от гнёта агарян, так давайте сделаем это, дабы потомки наши не сожалели о нерешительности предков.

"Главное, сейчас забудьте о Ливонии, а там султан вам задаст и станет вам уже не до дряхлеющего порождения средневековья", - мысленно закончил он про себя.

Однако так просто умереть затронутой теме фон Ауэрсперг не дал, заставив тем самым Андрея выложить перед эрцгерцогом и его советниками часть козырей, известных ему больше из-за того же послезнания, чем по донесениям ещё только оперяющейся разведки. А именно: желание Сигизмунда аннексировать Ливонию для себя, но не так, как это произошло с Пруссией, где бывший магистр сумел избежать потери земель, став герцогом прусским, хоть и вассальным польскому королю. Так что, учтя свои ошибки и идя на поводу у чаяния магнатов и шляхты, с Ливонией польский король собирался поступить по-другому. Подтекст был ясен всем: мол, смотрите, господа, сами, Ливонию вы всё одно теряете, но либо она отойдёт к враждебной Польше, либо к дружественной Руси. Удержать же её вы сможете лишь затратив огромное количество сил и средств, которые нужны вам куда более на Балканах, чем в тех глухих местах. И судя по тому, как австрийский аристократ резко замолчал, посыл князя он понял. Правда, что он по этому поводу подумал, осталось для Андрея тайной, так как тот своими мыслями с послом делиться не стал. И это было тревожным звоночком, ведь своих источников при венском дворе у князя не было, зато всякие бароны, типа "знатока Руси" Герберштейна, вокруг эрцгерцога ошивались кучами. В общем, ушки придётся держать востро, мало ли какие слухи по дворцу поползут. Глядишь, и удастся узнать, отчего это австриец за Ливонию испереживался.

И всё же прошедшая встреча больше пошла в плюс посольству, чем в минус. Фердинанд, хоть и не отмахнулся от ливонского вопроса, но признал, что в данный момент он не так важен, как вопрос крестового похода против осман. Ну и, разумеется, финансовая помощь со стороны императора всех рутенов. Так что покидал эту аудиенцию Андрей в довольно благостном расположении духа, хотя дьяк его мнение о прошедших переговорах не во всём разделял. Но молчал, прекрасно поняв, что ливонский вопрос всплыл неспроста.

Однако политика политикой, а пребывая в Вене, князь не мог не озаботиться и иными вопросами. А точнее наймом мастеров. Причём лично сам он ходил больше по представителям культуры, понимая, что рудознатцев или ткачей подберут и его люди, а вот в живописи они скорее всё испортят, чем выберут то, что нужно. При этом Андрей прекрасно сознавал, что мастеров, типа Дюрера или Кранаха ему вряд ли удастся сманить, а вот кого-то из тех, кто ещё не успел прославиться - очень даже вполне. Но проблема была в том, что таких середнячков ему уже доставили немало, а для молодого гения, найденного у изографа, нужен был кто-то более мастеровитый.

Однако хвалёная "дунайская школа", так лелеемая прошлым императором, как-то не впечатлила князя. Он ходил по мастерским, любовался работами местных художников, но чувствовал, что это не совсем то, что ему надо. Слишком много ещё было в этих творениях от средневекового искусства, хотя веяния Возрождения чувствовались во всех работах. Наконец, пообедав в городском трактире, он забрёл в очередную мастерскую больше на автомате, чем надеясь что-то углядеть, и первый же пейзаж, что попался ему на глаза, заставил его и его охранников восхищённо замереть.

На картине был изображён дремучий лес, в котором деревья закрывали все пространство неба. Лесная чаща буквально переливалась зеленоватыми, синими и красными оттенками. Тщательно и мастерски, казалось, был обрисован каждый листок, придавая картине фотографическую точность.

- Добрый день, господа, - раздался сбоку чуть хрипловатый голос хозяина мастерской. - Вижу, вас заинтересовал мой лес. Увы, картина уже продана, но если вы готовы подождать...

- А скажите, милейший, вы работаете на кого-то конкретно, или пишите на заказ? - довольно невежливо, но вполне в духе знатного аристократа, прервал хозяина Андрей. - И пишите ли вы портреты?

- Я работаю на себя, сеньор...

- Перед тобой посол государя русского князь Барбашин, - грозно произнёс один из охранников Андрея на вполне сносном немецком.

- О, простите, ваша светлость, я Адольф Эрхарт, и я рад тому, что вам понравилась моя работа, могу ли показать ещё что-нибудь?

- Портрет, любой, - буркнул, усмехнувшись, князь. Ещё бы, молодой австрийский художник Адольф - не правда ли наводит на ассоциации? Вот так откажешь человеку, а он возьмёт и мир завоюет. Впрочем, сейчас не то время, но до чего же причудлива жизнь.

Портрет, принесённый Эрхартом, оказался очень даже хорош. Ясное и верное построение пространства, реалистическая трактовка пейзажа, гармонически продуманный колорит и лицо мужчины с замечательной живостью выражения. Похоже, он нашёл, то, что ему нужно. Ещё не Гольбейн, нет, но уже совсем-совсем рядом. Правда, тут же в мозгу князя возник логический вопрос: а почему его визави не прославился в веках? Впрочем, один ответ вплыл практически сразу: так ведь через каких-то четыре года Вена подвергнется долгой осаде, а на войне, как это ни прискорбно, гибнут не только военные. Так что, возможно, увезя художника сейчас, он тем самым спасёт ему жизнь, а миру подарит ещё одного видного деятеля эпохи Возрождения. Ну и русскую школу живописи поднимет точно: вон какой натуральный лес написан на холсте.

Вот только уговорить венца покинуть город оказалось вовсе не такой простой задачей. Но, как известно, нет таких крепостей, которые не смогли бы взять большевики. Как бы Адольф не хорохорился, но вся обстановка дома показывала, что жил он не очень-то богато, хотя пейзажи его и пользовались спросом. Но краски, кисти и холсты стоили денег, да и еда тоже не за просто так даётся человеку. В общем, некоторое время поломавшись, Эрхарт согласился посетить далёкую Русь-Московию, о которой в Вене рассказывали больше сказок, чем правды.

После встречи в соборе, между послами и Фердинандом состоялось ещё несколько встреч, на которых удалось срезать кое-какие острые углы и получить довольно обтекаемый ответ по поводу Польши. Переводя на обычный язык, он звучал примерно так: Фердинанд не желает войны между христианскими государями, однако, если польская корона вдруг станет бесхозной, то он готов примерить её для поддержания мира в регионе. Ну а вопрос Ливонии он предлагал обсудить в более поздний срок, что Андрея, имевшего хороший инсайд из послезнания, вполне устраивало.

На этом миссия посольства была окончена и, отсидев прощальный приём, оно в середине июля выехало в сторону Праги, чтобы потом через Франкфурт-на-Одере прибыть в Штеттин, а оттуда уже продолжить путь морем.

Путь был не близким и не быстрым. В городские ворота Праги русские послы въезжали уже в августе. Миновав Староместскую площадь и Карлов мост, они остановились в одном из особняков недалеко от въезда в Градчинский замок. Вообще-то, останавливаться в Праге в планах посольства не было, ведь богемский король находился сейчас в Венгрии, но у Андрея, как всегда, были на то свои планы.