Князь Барбашин 3 (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович

На последних словах Лонгин лишь усмехнулся. Ну да, португальцы-то продавали рабов по устойчивым ценам, а корсары могли удовольствоваться и более низкими, и полученную таким образом разницу ушлый торговец мог с чистой совестью положить себе в карман. Что же, предложение было весьма выгодным для всех участников возможной сделки, кроме, разумеется, португальцев. Но это явно ведь не Лонгина забота. Так что принципиальное согласие между ним и испанцем было достигнуто достаточно быстро.

Правда, при этом, уже удобно устроившись в тени навеса местной таверны и поглощая красный херес, испанец предложил и своё посредничество в торговле с этой самой Палатой. А вот это было уже куда более интересное предложение. Так как напрямую торговать с иностранцами товарами из Нового Света Палате было запрещено, и потому каждый богатый заморский торговый дом старался заиметь в Севилье своего агента из местных, который закупал бы нужный товар, а потом "типа перепродавал" его своим контрагентам, порой чуть ли не у самих ворот Каса де Контратакион.

Работорговец же явно хотел расширить охват своей деятельности, так что упускать подвернувшийся шанс не стал. Как и Лонгин не стал сразу же отказываться, мол, у нас королевское разрешение имеется. Договор договором, а свой контрагент, это свой контрагент. Так что, прощупав друг друга, обе стороны расстались, договорившись встретиться в ближайший заход корсарских кораблей в Севилью...

И вот, наконец, снова морской простор, снова гористый берег, правда, уже по правому борту, ведь каравеллы полным ходом спешили в Бильбао. Бискай на этот раз принял их более благосклонно и вскоре пресные воды Нервьона объяли вновь начавшие обрастать ракушками и водорослями днища.

Торгового агента Руссо-Балта Лонгин нашёл в доме, специально снятом Евдокимом. Красномордному и нещадно потеющему от жары мужчине капитан передал весь товар, что получил за продажу рабов, и золото под отчёт и ответственное хранение, а от него - письмо, запечатанное печатью князя. Вскрыв которое, Лонгин сначала внимательно вчитался в ровные ряды полуустава, а потом надолго задумался. Приказ был написан в привычной княжеской манере - предельно ясно и без каких-то двусмысленностей. Вот только выполнить его было трудновато. Однако, обдумав всё за ночь, уже с утра Лонгин приступил к подготовке к новому походу...

*****

Когда святая эскадра бросила якоря в Антверпене, Андрей первым делом поинтересовался своим выигрышем на местном биржевом тотализаторе, и был приятно удивлён полученной суммой. Она оказалась даже больше, чем он ожидал, потому что большая часть ставок была сделана почему-то на француза. Что же, каждый сам хозяин своих денег, и если они кому-то не нужны, то вот ему пригодятся обязательно.

Дьяк Борисов, узнав про ставки, неодобрительно покачал головой, но свои мысли теперь хранил при себе. Полный успех в Испании показал опытному дьяку, что князь знает, что делает, хотя, как все люди в возрасте, не очень-то принимал новые веяния. Но и не мешал, что было более важным при работе в команде. А Андрею эти деньги были нужны для дела, так как он задумал задолго до Петра сделать русскому крестьянству немецкую прививку, ради его более продвинутых сельхозтехнологий. И для этого собирался потратить выигранное серебро на банальный выкуп пленных у победителей, которые подавляя восстание, бессмысленно уничтожат сотни тысяч рабочих рук. Нет, князь прекрасно понимал, что среди бунтовщиков обязательно будет масса люмпенов, которым любая работа не по нутру, но ведь и на дворе отнюдь не толерантные времена, так что пристроить к делу можно будет всех. На крайний случай, самых непонятливых можно будет просто продать крымцам, в обмен на своих, православных. Цацкаться с европейцами только потому, что они европейцы Андрей не собирался. А поскольку победы над восставшими, как он помнил, начнутся очень скоро, то инструктировать своих людей, что и как делать, он начал ещё когда суда с посольством плыли по Рейну.

Но, перед началом поездки к эрцгерцогу состоялось, наконец-то, знакомство князя с Маргаритой Австрийской, женщиной, которая была рождена, чтобы стать королевой, но так ею и не стала. Но все вокруг, и даже юный Карл, сумели разглядеть в ней огромный талант управленца, отчего племянник, признав собственную ошибку, вернул воспитавшей его тётушке титул правительницы Нидерландов, которыми она успешно управляла до того, как он неосмотрительно отстранил её от этого.

Крепко держа власть в своих нежных руках, она способствовала торговому миру между Бургундскими Нидерландами и Англией, заинтересованной во фламандской торговле, и помогала сглаживать острые углы в отношениях между голландскими и испанскими подданными своего племянника. А покровительствуя искусствам и наукам, она превратила свой двор в Мехелене в центр меценатства, привечавшего учёных, литераторов и художников, и давшего животворящий толчок к становлению голландской культуры Золотого века.

И, как вы понимаете, не познакомиться с такой женщиной Андрей просто не мог, так что посольству пришлось сделать небольшой крюк, под привычное уже бурчание дьяка.

Зато Маргарита приняла послов далёкого восточного императора скорее по-домашнему, чем помпезно-официально, что было только на руку Андрею, собиравшемуся обсудить с нею больше торговые дела, нежели политические.

В связи с последними новостями из Италии, герцогиня чувствовала себя счастливейшей женщиной, хотя, как опытный политик, и пыталась скрывать свои чувства. Однако весь её немалый двор знал, что племянник, в воспитание которого она вложила всю себя, наголову разбив французов при Павии и взяв в плен короля Франциска, тем самым свершил давно лелеемую ею месть Франции за нанесённое когда-то в юности тяжкое оскорбление. Да ещё и зловредный родственничек, Рене-бастард, точивший её тихое семейное счастье, тоже погиб в той битве. Так что лучшего момента для получения преференций князь придумать просто не мог. И постарался воспользоваться этим по полной.

Нет, Маргарита вовсе не перестала быть рачительным правителем, но ко многим предложениям, исходившим от него, она отнеслась куда более благосклонно, чем даже сам Андрей мог надеяться, так что, анализируя после их встречу, он решительно списал это на эйфорию от свершившейся мести. Недаром же женщина воспитывала Карла в старых добрых антифранцузских традициях! Но, если это выгодно Руси и ему, то да здравствует глупость тех, кто обижает умных женщин! Главное, самому не повторить их ошибку. Благо людская молва уже многое сделала для поднятия его имиджа у Маргариты и её придворных, и ему оставалось лишь не ударить в грязь лицом.

Впрочем, общаться с умной и красивой женщиной было и без того приятно. Она легко поддерживала разговор на любую тему, будь то деловые предложения или обсуждение современного искусства и философии. Так что, кроме тонкого дипломата (ну, по крайней мере, Андрей очень надеялся, что выглядит таковым) и хваткого дельца, ему удалось показать себя и вполне куртуазным аристократом. Под конец визита даже жаль стало, что не получилось надолго задержаться в Мехелене, так как долг звал его дальше, в столицу австрийского эрцгерцогства...

До австрийской столицы посольство добиралось в основном по рекам. Сначала по Рейну, а потом по Дунаю, совершив верхом лишь переход через водораздел этих двух рек. Дорога была не то, чтобы трудна, но довольно опасна. В самих Нидерландах герцог Карл Эгмонт Гелдернский продолжал противостояние центральной власти, удерживая Арнем и основные сельскохозяйственные провинции Оверэйсел и Гельдерен, оставив Бургундскому двору для прокорма лишь Артуа. Идущая война, впоследствии названная Сорокалетней, характеризовались отсутствием крупных сражений между армиями обеих сторон. Вместо этого обычной практикой были небольшие нападения в духе "ударь и беги", рейды и засады. Не обошлось и без морских разбойников, более привечаемых именно герцогом, а не герцогиней. Так что посольский караван мог показаться любителям чужого добра вполне достойной добычей.