Борис Батыршин - Мартовские колокола
Однако же Бог, как говорится, троицу любит; вот и пришлось мне в третий раз посетить подземный лабиринт Москвы. Причина на этот раз оказалась не столь прозаическая: последние недели две по городу поползли жуткие слухи о пропавших в клоаке людях; московские обыватели называют что пол–сотни, а кто и сотню сгинувших; в Охотном же ряду вам запросто расскажут о «тыщщах» людей, пропавших во тьме подземелья. Так или иначе, городские власти пока не чешутся, вот и приходится мне, как признанному газетами знатоку московской клоаки, браться за это во всех смыслах грязное дело…
Непросто оказалось найти двух смельчаков, готовых сопровождать меня в этой отчаянной вылазке. Одним из них стал мой прежний отчаянный спутник, бывший беспаспортный водопроводчик Федя; после выхода первой статьи инженер Левачёв принял Федю на работу, и вот теперь он, услышав о моих планах спускаться вновь под землю, охотно вызвался сопровождать. Вторым стал городовой, и поныне состоящий на службе; с год назад ему пришлось вместе с известным всей Москве хитровским «султаном» Рудниковым преследовать беглых каторжных в подземных лазах Хитрова рынка. Там он так хорошо показал себя, что теперь, когда встал вопрос о решительном и храбром спутнике, мне, не колеблясь, указали на него. Памятуя о страшных слухах, я и сам вооружился, прихватив кроме своеобычного кастета, еще и карманный револьвер бельгийской системы.
И вот в ясный январский день мы, расковыряв смерзшийся снег, подняли железную решетку спускного колодца на Ильинке и опустили туда лестницу. Из отверстия валил зловонный пар; столб его сразу же сделался видимым на морозном воздухе. Прохожие с удивлением оглядывались на нас и, почуяв гадкое амбре клоаки, кривились и старались поскорее миновать это место. Федя–водопроводчик полез первый; отверстие, и без того узкое, было ещё теснее из–за образовавшейся грязнейшей наледи. Поняв что я, человек грузный, широкий в плечах, могу не пройти в лаз, Федя принялся обкалывать наледь короткой пешнёй. Закончив он спустился; послышалось хлюпанье воды и голос, как из склепа:
— Лезь, что ли!
Я подтянул выше охотничьи сапоги, застегнул на все пуговицы кожаный пиджак — амуниция, с успехом опробованная в двух предыдущих вылазках в клоаку, — и стал спускаться. Приходилось крепко хвататься за ступеньки лестницы, и даже сквозь плотные перчатки они сильно холодили руки. Под землей же оказалось неожиданно теплее, чем на свежем воздухе; Федя пояснил, что это из–за испарений, поднимающихся от гниющих стоков. Кое–где на стенах колодца повыше, пятна влаги и потёки были подёрнуты ледяной коркой; однако других признаков зимы я не заметил, мгновенно вспотев в своей тёплой кожаной амуниции.
С каждым шагом вниз зловоние становилось все сильнее и сильнее. Мне, привычному уже к вылазкам в подземную Москву, становилось порой жутко. Внизу послышались шум воды и хлюпанье. Я посмотрел наверх. Видны были только четырехугольник голубого, яркого морозного неба и лицо рабочего, державшего лестницу. Несмотря на то, что бельё пропитал пот, и меня тут же пробил озноб.
Наконец я спустился на последнюю ступеньку и, осторожно опуская ногу, почувствовал, как о носок сапога заплескалась струя воды.
— Опускайся смелей; становись, неглубоко тутот–ка, — глухо, замогильным голосом произнёс Федя.
Я встал на дно, и холодная сырость проникла сквозь сапоги.
Федя принялся зажигать лампу; я, памятуя о том, что в прошлый раз ему пришлось долго возиться с отсыревшими спичками, подал спутнику свои, в медном коробке с плотно притёртой крышкой, через которую не проникала ни влага, ни вода. В этот момент сверху задвинули крышку люка, и нас охватил мрак. Я почувствовал, что стою как бы один в этом наглухо запечатанном склепе — по колено в бурлящей воде. А где–то там, может быть, в десятке шагов, за поворотом, таится загадочное нечто, и впрямь поглощающее неосторожных, рискнувших спуститься в подземелье….
Я поводил над собой рукой, нащупал мокрый, холодный, пупырчатый, покрытый слизью кирпичный свод и нервно отдернул руку… рядом вспыхнул свет — Федя наконец–то сумел разжечь лампу и мы двинулись вперед. Федя нес перед собой лампочку в пять рожков, но эти яркие во всяком другом месте огоньки здесь казались красными звездочками без лучей, ничего почти не освещавшими, не могшими пробить и пары футов этого мрака. Мы пошли вперед по неглубокой воде; водопадов, стоков с улиц, как во время моего прошлого путешествия, не было — по случаю зимнего времени вода от подтаявшего снега лишь кое–где капала из решеток. Света, ранее проникавшего снаружи, теперь почти не было — Федя пояснил, что большая часть решёток забита наледями вроде той, какую нам пришлось преодолевать при спуске…
Грохота экипажей по мостовой, так напугавшего меня в первый раз, тоже не было — порой сверху раздавалось что–то вроде протяжного шороха — это проезжали сани и извозчичьи повозки на полозьях. Потом исчезли и эти звуки, тоннель стал уходить вниз. Федя повернулся к нам (городовой с насторожённым видом следовал за мной): — Из под улицы уходим; сейчас те самые места и будут, осторожнее бы надо…
Мы долго шли, местами погружаясь в глубокую тину или непролазную, зловонную жидкую грязь, местами наклоняясь, так как заносы были настолько высоки, что невозможно было идти прямо — приходилось нагибаться, и все же при этом я доставал головой и плечами свод. Ноги вязли в иле, натыкаясь иногда на что–то плотное. Все это заплыло жидкой грязью, рассмотреть нельзя было, да и не о того мне было.
Федя снова остановился и тихо ойкнул. Я просунулся, чтобы увидеть, что его испугало, и разглядел в прыгающем по стенам свете его лампы (Федю отчётливо трясло) ужасное зрелище — в круглом бассейне, образованном на скрещении двух тоннелей, плавал раздутый мертвец; поверх жижи, на другую сторону вели деревянные мостки, и ноги утопленника виднелись как раз из–под их досок.
Федя не выдержал:
— Верно говорят — люди тут пропадают, нехорошее место, проклятое. А энтот–то убиенный, недавно, видать, бултыхается — вон ещё и не сгнил совсем. Чуть не вчера его кончили, и, наверное, прямо здеся….
Я попробовал ногой грязь возле мостков. Она была тут особенно густа, и что–то все время скользило под ногами. Об этом боязно было думать.
Городовой за моей спиной нервно закопошился и я услышал щелчок взводимого курка револьвера.
— Так, господа хорошие, пойдёмте–как мы назад. — сказал мой спутник. А то неровён час и нас вот так–то… а сюда надо следователя с нарядом полиции, потому как преступление налицо…
Спорить я не стал, и мы повернули обратно, возвращаясь по своим собственным следам.
— Ну, целы? Вылазь! — загудел сверху голос.
— Давай, спускай лестницу!
Я посмотрел вверх., где сквозь железную решетку сияло голубое небо. Еще немного усилий, и нас ждут уже открытый лаз и лестница, ведущая на волю….
8 января 1887–го года, «Московские ведомости. Владимир Гиляровский— Экую статейку Владимир Алексеевич тиснул — да ещё под самое Рождество! — покачал головой Олег Иванович. И ведь времени другого не нашёл, что ли?
— Э–э–э, нет, Олегыч, тут все ходы рассчитаны. — усмехнулся Каретников. — Публика — она привыкла к святочным страшилкам — вон, хоть Гоголя вспомни. А тут — классическая «городская легенда», чего лучше–то?
— Я так полагаю, раз уж дядя Гиляй полез самолично в эту вонючую дыру — то, выходит, Москва и в самом деле взбудоражена. — согласился Семёнов. — Наворотили дел господа леваки, ничего не скажешь. Любопытно, сколько народу они там на самом деле погубили?
— А кто его знает? — пожал плечами Каретников. Я так думаю — с пол–десятка, вряд ли больше. Это, конечно, если считать только водопроводчиков да подёнщиков, что канализацию чистят. О них–то городские власти наверняка спохватятся. А уж сколько бродяг да ворья хитровского — это уж одному богу ведомо. Но вряд ли так уж много — иначе шум был бы не чета нынешнему.
— А всё же эта шайка Геннадия — ребята без фантазии. Всё бы им сразу душегубствовать. Не иначе — и правда, понатыкали в тоннелях мин–ловушек, вот народишко и погибает. Нет, чтобы соорудить какую ни то страшилку — со светом да звуковыми эффектами, чтобы всякий праздный люд и дорогу туда забыл…
— Ну да, представляю себе! — хмыкнул Каретников. — «Аллигаторы–мутанты в канализации Нью—Йорка! Посреди ночи гентрансформированное радиацией чудовище выбирается наверх в трущобах Гарлема и пожирает бездомных афроамериканцев и наркодилеров. Куда сморит полиция и правозащитники? Мутагенный геноцид, развёрнутый против малообеспеченных граждан Америки! Расизм в действии!»
![Борис Батыршин - Мартовские колокола [Litres]](/uploads/posts/books/114000/114000.jpg)