Александр Плетнёв - Эпохи холст заиндевелый - мазком багровой кисти…
Всё так же дул северный ветер, нёсший минусовую температуру. Короткая ночь прошла незаметно. А утром утюжный нос "Суворова" на прежнем курсе подбрасывал тучи брызг, оседающих на баке тонкой ледяной коркой.
— По Цельсию всего минус семь, а как пробирает, — комментировал адмирал с вопросом в контексте "в это время всегда так?".
— Кабы не "норд", были бы приемлемые плюс десять и даже выше, — лишь пожимал плечами Коломейцев.
Солнце обманчиво слепило, но не грело. Во #769;ды Баренца недовольно раскачивало в сером цвете и лишь гребни волн отсвечивали зелёным.
Однажды попался целый парад небольших айсбергов, но полюбоваться на их белые, искрящиеся на солнце грани и оплывы особо охочих не было — мороз с пронизывающим ветром делал пребывание на верхних палубах и открытых мостиках весьма сомнительным удовольствием.
Сигнальщиков разодели в тулупы, валенки и тёплые меховые шапки.
Тем более не задерживался наверху командующий, решивший осмотреть, что успели сделать заводские рабочие. В частности более детально оценить, как установили 75-мм пушки, вместо малокалиберных. Ещё в Александровске он ворчливо отметил, что замену произвели "как всегда — не до…, и полу…! Не до конца и полумерой!". Тем не менее, понимая, что наспех, без больших переделок на штатные места скорострельных 47-мм пушек их не поставишь.
Всего шесть трёхдюймовок, снятых с батарейной палубы.
Сейчас, закончив с боевой рубкой, матросы гремели молотками по котельному железу, прилаживая к ним защиту от осколков.
Хуже обстояло дело на "Александре". Там перенесли лишь четыре пушки.
На "Ослябе" и того не было сделано.
"Придём во Владивосток, прикажу поснимать, переустановить всё к чёртовой матери", — больше раздражённый на холод, чем на российское головотяпство, Рожественский потеснил флаг-офицера, мешающего пройти в сходную рубку, буркнув:
— На батарейную.
Спустились вниз.
Осмотрел лишь с одного борта, сделав для себя зарубочку:
"Перед линейной баталией всё задраить наглухо. И в бой идти максимально облегчённым. Впрочем, как получится. Сейчас перегруз необходим. А там неизвестно какой по Северу расход будет. И если небольшой, то хоть сгружай обратно".
Гораздо больше Рожественскому нравилось рассматривать карты. Карты, которые напечатали по калькам предоставленными пришельцами. Очень подробные и точные до мелочей.
Зиновий Петрович изучал предстоящий маршрут, не без интереса рассеиваясь на ещё не начертанные в этом столетии земли, берега и морские пути. С удивлением подмечая, как просыпается, выходя из глубин памяти, давно забытая юношеская романтика дальних странствий. Вот только….
"Не время…. И не место", — охолонял себя, целенаправленно выбирая картографию ожидаемого театра военных действий. ТВД — сухим военным языком.
И конечно перечитывал хронику (с разбором) морских сражений уже произошедших с японцами… и сценарии будущих. Именно "сценарии", потому как верил, что теперь-то всё пойдёт по-другому.
"Теперь-то я не допущу"!
Бил ли себя при этом в грудь (фразеологически конечно)? Нет! Потому что непременно брался за злополучное "Цусимское". Со скрипучим недовольством — кому ж понравиться, когда тебя тыкают в собственные ошибки и недочёты. Хотя уже и не так болезненно — привык, начитался. Заметив странность, что очевидность некоторых недостатков в оснащении кораблей, в их подготовке (и экипажей) к боевым действиям в должной мере оценивалась только сейчас.
"Как будто надо было трижды…, четырежды подвести к наглядным фактам, чтобы глаза посмотрели на это всё по-другому, с пониманием. Старею?
Отмерянное нам время мы потратили на споры и обсуждения, вместо того чтобы брать и делать".
— Ваше высокопревосходительство. Разрешите? — С картами и документами командующий обосновался в кабинете командира корабля — в дверях обозначился флаг-офицер.
— Прошу…, - почти не удостоив внимания.
Шагнув через порог, офицер доложил:
— По расчёту штурмана, к месту погрузки угля, близ пролива, мы прибудем уже затемно….
— Так и рассчитывалось… согласно милям и времени.
— Прикажете производить погрузку угля ночью?
— Да, — адмирал снова рассматривал на карте начерченную им линию курса и пометки ключевых точек.
Почувствовав, что адъютант мнётся, поднял неожиданно цепкий взгляд:
— Что-то ещё?
— Среди экипажа… нижние чины…. Волнения!
Адмирал выжидающе глядел.
— …ропщут, что на погибель их в стужу и льды непроходимые ведём….
От Рожественского не укрылась вопросительная интонация офицера, как будто он сам сомневался.
— Смутьянов выявить и в карцер, — сверля глазами, выцедил адмирал, — кто смеет и дальше засомневаться — в карцер.
Затем остановил деревянно ответившего "есть" офицера. Встал в свой немаленький рост, слегка нависая:
— Я такой же, как и все. И иду на острие. Во главе! Не прячась за спинами. И верю в нашу победу. И знаю! Так и передайте…. Ступайте!
Но пессимистическое настроение бродило не только среди нижних чинов. И в офицерских кают-компаниях велись разговоры о далеко не радужных перспективах. При этом у господ, как правило, не было проблем с разнообразием напитков, и они усиленно отдавали предпочтение алкогольным.
Узнав об этих брожениях умов, Рожественский в бешенстве запретил употребление спиртного.
После адмиральских репрессий, в той или иной мере прокатившихся по кораблям и судам эскадры, экипажи попритихли. С сомнением косились на буксируемый "Ермак". Бродили острожные слухи с надеждой о "большом американском ледоколе".
* * *
К месту, где на карте командующий размашисто и неразборчиво поставил пометку "конеч. бункр. HAPAG" эскадра прибыла засветло. *
Произошёл сеанс связи по "искровой" с "Ямалом" — пока всё шло по плану, с учётом присутствия британского соглядатая.
*(HAPAG — Hamburg-Amerikanische Packetfahrt-Actien-Gesellschaft.Точное название немецкой компании обеспечивающей доставку угля.
От автора: Что означат "конеч. бункр" не знаю — почерк у Рожественского неразборчив. Предполагаю, что "конечная бункеровка".)
В Карском море, по воле ветра, лежащее севернее поле льда-однолетки (не более полуметра толщиной) спустилось к югу. "Откусывая" он него куски льда и мелкие фрагменты, ветер, гнал их через пролив из Карского моря в Баренцево. Большинство этих обломков сносило к материку. Но в проливе — близость берегов и талых вод рек способствовали тому, что вся эта снежная каша и битый лёд смёрзлись в неоднородную массу, перекрыв Карские ворота сплошным покровом.
У южной оконечности архипелага Новая земля, где высокие скалы отсекали воздушные потоки, образовав зону затишья, вода была чистая, покрытая лишь рябью.
— Вот здесь станем на якорную стоянку под бункеровку. Гряда закроет нас от ветра и волны. И глубины, как видите там приемлемые.
Рожественский собрал на флагмане походный штаб. Стоял у стола, склонившись над картой, указывая на точку с юго-западной стороны архипелага, вблизи мыса, отмеченного как Кусов Нос.
Пока офицеры изучали место и обсуждали меж собой обстановку, адмирал повёл карандашом последующий путь эскадры, отметив для себя (в который раз) наличие двух банок в проливе.
"Ледокол пришельцев стоит тут, за островом Вайгач, — Зиновий Петрович вспомнил пояснения Коломейцева о происхождении его названия — от ненецкого "Вай Хабць", что переводилось, как "остров страшной гибели", — надеюсь, сие не символично.
Времени у нас на уголь — вся ночная вахта. Достаточно. Учитывая, что следует всего лишь дозагрузиться. За тёмное время суток "Ямал" пробьёт канал, удалившись за пределы видимости.
Следом, с рассветом пойдём и мы. Будем надеяться, что у английского капитана хватит здравого смысла".
Немцам о решении дислокации якорной стоянки "отбили" флажками. Но те, видимо остерегаясь подводных скал вблизи берега, двинулись только после того как русские пароходы заняли свои места.
Броненосцы стали чуть мористее, грома #769; дясь серыми тушами в линию, отдав носовые и кормовые якоря.
