Патриот. Смута. Том 7 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

— Спасибо. — Глянул я на стоящего на коленях и крестящегося человека.

Пока сам раздумывал, он все также кланялся и не думал подниматься. Страх стоял в его глазах. Бубнил что-то под нос себе.

— Встань. Все хорошо будет. — Улыбнулся я ему, как мог по-доброму. — Никто вас не тронет. Я Игорь Васильевич Данилов, и слово мое крепкое.

Он уставился на меня, проговорил как-то неловко.

— Игорь… Игорь Васильевич. — Замер, рот раскрываться начал. — Царь…

Бухнулся в ноги мне.

Признаться, я такого не ожидал. Молва людская шла быстрее, чем мое воинство. Гонцы, что от Воронежа умчались, еще когда я войско там собирал и сюда добрались. Или это уже через вторые-третьи руки информация.

Дела чудные.

Разговаривать с этим впавшим в некоторое раболепное состояние запуганным человеком смысла уже не было. Я узнал все, что хотел. И даже больше. Имя мое и слава моя известны уже и за Окой. А не только в Поле и в самой Москве — куда гонцы, уверен добрались и рассказали всякое.

Интересно слухи распространяются.

Дел было много, время терять некогда.

Принялся разгребать. Выбрал места для установки основного лагеря. Объехал всю округу и по этой стороне реки Лопасни, и по другой. Посмотрел, изучил, прикинул. Поговорил с дозорными, которые возвращались с севера. Еще раз худо-бедно пообщался с местными. Это было непросто, потому что крестьяне при виде меня падали ниц и вытащить из них что-то адекватное было сложно. Слишком запуганные были люди и видели во мне чуть ли не господа бога, который может спасет их от всей этой напасти.

А может, и покарает. Царь, как никак. Ему все можно.

Все вставало на свои места, и набросок плана обрастал подробностями.

Ближе к вечеру собрал офицерский совет. Стали обсуждать, допиливать последние моменты нашей засады и шлифовать шероховатости, подгоняя под реальные возможности и местность.

Важно нанести удар и потерять как можно меньше, нанеся должный урон.

Для этого силы разделили мы, разместились по обе стороны реки. Подготовили направления главных ударов и места отхода.

План был такой: ударить, ввести в панику, нанести потери не столько живой силе, сколько боеспособности и отойти быстро. Прикрыть отход самых тяжелых и лучших сил более легкими частями, имеющими снаряжение старого образца.

Отход вторых был проще все же, чем выводить из-под удара бронированные сотни средней моей кавалерии. Тяжелыми моих доспешных язык называть не поворачивался. Уступали мы все же сильно польской гусарии.

Но, здесь ее не было. Наш противник — дворянская конница. Авангард войска Шуйского. Против него мои люди словно молот.

Отбой сегодня был рано. Кони и люди отдыхали. Нужно набраться сил после спешного марша и подготовки. Завтра примерно до полудня к реке должна выйти московская рать Шуйского. И тогда начнется ратное дело. А пока без костров, чтобы дымами не обозначить свое присутствие, воинство затаилось и отдыхало.

Почти шесть тысяч человек должно завтра пойти в бой и совершить задуманное.

Я разместился в расположении уже ставшей мне родной сотни Якова. Привалился к дереву, отдыхал, поглядывая на звезды. Сон сразу не шел. Слушал, о чем бойцы говоря. Размышлял о будущем.

Так, постепенно сморило меня.

Верст семь севернее реки Лопасня. Лагерь войск Дмитрия Шуйского и Якоба Делагарди.

В шатре было жарко. Слишком жарко, но почему-то холопы его хозяина продолжали топить жаровню. Подкидывали туда дрова.

Люди — преимущественно сотники приходили и уходили. Кланялись, лебезили, докладывали.

Дмитрий сидел на импровизированном троне и слушал их с какой-то бестолковой, бессмысленной гримасой на лице. Грузный, крупный человек. Богато даже слишком пышно одетый для военного похода. Уже в летах, степенный, думный боярин.

Брат Царя. Шутки ли.

Выше него только сам Василий и… Небо. Как думал он сам.

С каждым днем этот поход, этот человек и это русское войско все больше злили Якоба. И на то была настоящая гора причин. Первая и самая беспокоящая. Его собрат по оружию, и… Швед не боялся этого слова, его близкий друг — Михаил Васильевич Скопин-Шуйский умер. Сам факт этого события уже запустил в его голове необратимые сомнения в том, что с этими людьми можно иметь дело. А чем больше он наблюдал за русским полководцем, за воеводой, ставленным царем над армией его почившего сотоварища, тем больше впадал в уныние.

Этот полный, потеющий, скользкий человек хорош был для кремлевских покоев, переговоров, политики, дипломатии, думного сидения и разговоров. Да для чего угодно, но. Но! Дьявол! Не для войны.

Неспешный, вальяжный, очень похожий в своих манерах на самого царя Василия.

Решения принимал невероятно медленно. Даже двигался еле-еле.

Сейчас он восседал на троне и испытывал невероятное удовольствие от этого. Оттого, что отдавал какие-то приказы. Руководил людьми. Это было видно невооруженным взглядом и раздражало.

Якоб злился, холодно, нервно, день ото дня все больше.

Понимал, что изменить ничего не получится. Не он здесь главный. Он лишь карающая длань, а мозг — к сожалению, вот этот вот… Воевода Дмитрий.

Делагарди устал говорить, что войско идет медленно. О том, что надо бы разделиться, бросить вперед конницу и быстрым маршем дойти до Тулы. Разобраться там с одним самозванцем, а потом вернуться и уже от Серпухова частично по воде, частично по суше дойти до Калуги и добить там второго.

Но, дьявол! Этот русский не слушал.

Его тяготил поход, это было видно. Он не был воином. Но он упивался своей властью над людьми. Слушать никого не хотел и не думал даже.

Они шли, медленно преодолевая эти невероятные, бесконечные просторы Руси. Дикой страны, полной лесов, рек и болот. И чем дальше они уходили на юг, тем менее обжитой была местность. Эдак через неделю они просто через степь и лес пойдут, не имея никаких людей окрест.

Что за чудо чудное.

И все это — владения Царя Василия. Чем тут править? Чем владеть? Деревьями? Кустами? Якоб поморщился. В голове всплыли неприятные воспоминания.

Вчера произошли невероятные события.

От этого Игоря, которым Делагарди все больше впечатлялся, примчался человек. Юнец, конный и оружный. Его тут же схватили. Поговорить с людьми, к которым он ехал, как выяснилось на допросе, он не успел. Рязанец — Некрас Булгаков был слишком молод и наивен.

Он спокойно рассказал, что войска Игоря Васильевича Данилова взяли Тулу. За два часа. За два! Крупную, мощную крепость! Как такое возможно? А еще, что войско у него не две тысячи казаков, как думал русский царь, а десять тысяч опытных воинов. Больше половины — это конница, есть артиллерия и, диво, доспешные сотни.

А еще сказал, что сам господь ведет его на север. Что идут они Земский Собор собирать и всем миром избирать царя, сильного и достойного. Конечно же, первым кандидатом парень видел самого Игоря. Кого еще-то? Не этих же всех стариков бояр.

И все войско христолюбивое, что идет с ним, в едином порыве на сторону его станет. И любую преграду сметет, потому что с Игорем Васильевичем — сам бог. И что чудеса в походе случались и что Дева Мария, и все ее пресвятые угодники хранят этого Игоря и рать его сокрушит все и вся.

Мальчишку пытали.

Делагарди не любил такого. Он был воином, а не палачом. Да, видел он чертовски много за свой не такой уж и длинный век. Но, чтобы мучить и выбивать важные сведения, задавая из раза в раз один и тот же вопрос — безумие.

Дмитрий Шуйский не поверил Булгакову.

Палачи требовали, чтобы он сказал правду, а тот, подвергаемый мукам, смеялся им в лицо и говорил из раза в раз одно и то же. Что истинный Царь идет с юга и всем людям, что не поклонятся ему. Конец. Что татар он бил, повернул назад огромное многотысячное войско. Сам, лично ездил к ним, говорил с ханом. Вернулся живым.