Учитель. Назад в СССР. 2 (СИ) - Буров Дмитрий

— А можно рыбой? — выдал вдруг Гришаня.

— Кем? — опешил я.

— Ну… рыбой… я на картинке видел такую рыбину худущую, длиннющую, с такими глазами вытаращенными. И в сарафане, — уточнил физрук.

— Камбалу что ли?

— почему камбалу? — не понял физрук.

— Ну, плоская такая рыбешка и глаза у нее на выкате.

— Нет, — покачал головой Гришаня. — Я ее селедкой буду представлять… В платочке… и в сарафане… в книжке какой-то детской видел. Смешно, — заверил меня физрук.

— Ну, селедкой так селедкой, — покладисто согласился я, так и не поняв, в каком месте это смешно.

Вот так и крутилось все день за днем в последнюю неделю августа. В конце концов, день икс наступил. На генеральную репетицию прибыли все заинтересованные лица: директор, завуч, завхоз, даже учителя всем составом. Ниночка Валентиновна носилась по школьному двору, нервно выкрикивая последние указания. Мои десятиклассники ожидали начала с совершенно невозмутимыми лицами.

Я выслушивал нравоучения Зои Аркадьевны по поводу недопустимой длинны юбки у школьного платья ведущей. Молча кивал и обещал провести воспитательную беседу с Леночкой Верещагиной. Юрий Ильич в нашу беседу не встревал, но я видел как директор время от времени сочувственно на меня поглядывает.

— Я все понял, Зоя Аркадьевна, а сейчас попрошу всех занять места согласно купленным билетам! — громко оповестил я, не дослушав монолог завуча.

Шпынько привычно поджала губы, окатила меня ледяным взглядом и процедила:

— И где, по-вашему, мы должны стоять?

— Сейчас все объясню.

И я объяснил. В результате мы еще полчаса препирались, потому что завуч считала, что директор, гость от образования, и сама Зоя Аркадьевна должны непременно находиться на верхних ступеньках школьного порога, но никак не сбоку.

— Этого не было в сценарии, Егор Александрович! — упрямо твердила Шпынько.

— Зоя Аркадьевна, давайте посмотрим, — мягко прервал возмущения завуча Юрий Ильич. — Чтобы что-то менять, надобно для начла посмотреть, как это выглядит. Не находите?

— Хорошо, Юрий Ильич, как скажете, — недовольно проворчала Шпынько. — Куда нам идти? Показывайте. — бросила мне.

— Прошу, — я махнул рукой, показывая на Ниночку, которая обозначала группу в полосатых купальниках, в смысле, место, куда мы планировали поставить начальство и гостя.

Любопытствующие учителя рассредоточились по периметру, неожиданно для меня без всяких просьб и объяснений заняли предназначенные для них места. Для удобства мы с ребятами воткнули в утрамбованную землю таблички с нумерацией классов. Так вот классные руководители встали каждая возле своего. Остальную массовку изображал завхоз и я вместе с Тамарой Игнатьевной. Русичка к моему удивлению слегка нервничала, но старалась не показывать, лишь одобряюще кивала Лене и Павлу, которые топтались на порожке школы, дожидаясь команды: «Мотор!».

Наконец, все заняли свои места, и Звягинцева махнула рукой.

— Здравствуйте, товарищи! — звонко начала Лена Верещагина.

В результате мы сделали три прогона, отчаянно сражаясь с Зоей Аркадьевной за каждую реплику, за каждую интонацию, за каждое слова. охрипли все, включая директора. В конце концов, спустя три часа споров и повторов, товарищ Шпынько запомнила последовательность выступления, одобрительно кивнула в адрес акробатического этюда, скептически приподняв брови оглядела наш красивый большой букварь. Предложила заменить Буратино на простого советского школьника. Поджала губы куриной жопкой, услышав наше коллективное: «Нет!» Потребовала сделать длиннее платье у ведущей и Мальвины.

Утвердив все замечания, сделали финальный прогон и, наконец, все разошлись по своим домам с легкой руки директора.

Мы же с командой пионеров планировали вернуться в пять часов и украсить школу по своему вкусу. Этот момент в наших спорах мы сознательно скрыли, поставили в известность только директора. Юрий Ильич дал добро и попросил завхоза впустить нас в школу, а когда мы закончим свои секретные дела, запереть за нами все двери и ворота.

— Ну что, по домам? — вдоволь налюбовавшись красотой, которую сотворили собственными руками, скомандовал я младшим мальчишкам и девчонкам. — А вас завтра жду пораньше, в половине восьмого. Объявляю общий сбор, — напомнил своему десятому классу, который по собственной инициативе присоединился к нам вечером и помог украшать школу.

— До свидания Егор Александрович, — зазвучало со всех сторон.

— До свидания, ребята. Не забудьте лечь пораньше завтра в школу, — напутствовал пострелов. — Ну что, Нина Валентиновна, домой?

— Домой, Егор Александрович, — устало выдохнула Ниночка.

Молча мы побрели каждый к себе, сил на разговоры не осталось. Я думал проводить Ниночку до дома, но по дороге к нам присоединился Иван. Честно говоря, я очень обрадовался встрече, сильно хотелось в душ и спать. Возле моей калитки мы быстро последний раз обсудили линейку и я, наконец, остался один в своем дворе впервые за последнюю неделю.

— Ну что, Штырька, спать?

— Ауф-тяф, — щенок согласно замотылял хвостом.

Уснул я сразу же, едва коснулся головой подушки. Снилась мне завуч верхом на метле, летающая вокруг букваря, обмотанная гирляндой и грозно требующая тишина. Тишина никак не наступала. Кто-то из учеников, стоя на вершине нашей пирамиды, изо всех сил тарабанил колотушкой в крышку от кастрюли. И я никак не мог разглядеть, кто хулиганит.

— Ляксандырч! Вставай! Беда у нас! Ляксандрыч! Коромысло тебе в селезенку!

«Какое коромысло? Какая селезенка? И почему Пашка Барыкин говорит голосом Митрича?» — подумал я и резко подорвался с кровати.

Штырька отчаянно лаял на окно, за которым маячил дядь Вася, со всей дури тарабаня по стеклу.

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ