Учитель. Назад в СССР. 2 (СИ) - Буров Дмитрий

Моя фантазия разыгралась не на шутку, я генерировал идеи, как автомат по производству мороженого. Комбинировал и придумывал новое, опираясь на свой педагогический опыт будущего.

Над входом решено было сделать гирлянду из пятерок и четверок. Причем светящуюся. Я понимал, что вряд ли где достану маленькие лампочки, чтобы соорудить нечто похожее на лампочку Ильича. Потому мы с ребятами придумали взять обычную новогоднюю ленту с лампочками и пропустить ее между вырезанными из фанеры цифрами.

Ниночка не понимала, к чему нам такие заморочки. Потому что утром фонарики никто не увидит. Но мы с пацанами категорически не соглашались с пионервожатой и уверяли, что разноцветные мигающие огонечки, если повесить их под самый козырек, заметят все гости.

В конце концов, Нина Валентиновна от нас отстала, и мы с упоением принялись вырезать пятерки и четверки лобзиками, затем нанизывали их на проволоку, обматывали гирляндой.

Гирлянду, кстати, раздобыл для нас вездесущий Митрич. Собственно, Василий Дмитриевич стал для нас кем-то вроде личного завхоза. Каждый вечер он приходил ко мне во двор самым первым, готовил рабочее место. И каждый день помогал мне с ребятишками. Пацанва быстро к нему привыкла и перестала бояться, но относилась с уважением. Митрич же с удовольствием делился своими знаниями: как правильно держать молоток, чтобы не попасть по пальцам, под каким наклоном пилить, как варить клей, как строгать и сверлить.

Так что один на один с архаровцами я не оставался. И это радовало, потому что развязывало мне руки для других дел.

К нашей августовской вакханалии присоединилась и Ниночкина подруга Вера Павловна — учительница рисования и черчения. Вместе с ней мы создавали букварь. Причем делать книгу решили объемной, похожей на настоящую. Долго ломали голову, из какого материала химичить, чтобы поделка получилась большая, но легкая. В конце концов, решили, что папье-маше — самое то, чтобы Буратино мог самостоятельно поднять и вынести книгу на линейку.

Так что мы с Митричем наскоро сколотили отдельный столик из дверцы шкафа, которую я откопал в своем сарае, и коротких толстых чурбачков. Вместо стульев приспособили деревянные ящики и поленья. И теперь девчонки вместе с Верой Павловной резали, мочили, клеили, сушили. Одним словом создавали книгу знаний.

Товарищ Дмитриева переживала, что книга не успеет высохнуть, значит, не успеют ее разрисовать под букварь. Но я не сомневался, что девочки все закончат вовремя.

Со старшими девочками восьмиклассницами занималась Ниночка. Они вырезали красивые украшения на окна первого этажа. Эскизы для трафаретов нарисовала по моей просьбе Вера Павловна.

Учительница рисования оказалась на редкость спокойным и невозмутимым человеком. Никакие катаклизмы не могли выбить Веру Павловну из душевного равновесия. Она молча выслушивала очередное задание, кивала, а спустя какое-то время приносила на утверждение нарисованный эскиз.

Не знаю, почему, но называть ее Верочкой у меня язык не поворачивался. Что-то такое было во взгляде Веры Павловны, и оно не позволяло переступать ту самую черту, которая отделяет уважение и сотрудничество от дружбы и более тесных отношений. Таких вот дружеских, как у нас сложились с Ниночкой… С Ниной Валентиновной.

Сама Ниночка вертелась как электровеник. Кстати, это новое слово плотно вошло в наш разговорный лексикон из-за меня. Пришлось на ходу объяснять, что это за зверь такой. И заверять ребятишек, что в будущем такие метелки обязательно появятся. Детворе так понравилось это слово, что пару вечеров мальчишки и девчонки чуть ли не каждые пять минут вставляли его по поводу и без в свои разговоры.

«Что ты скачешь, как электровеник!» «У тебя что, электровеник в попе?» «Метнись элетровеником и попроси у Егора Александровича обычный веник». И все в таком роде.

Ниночка металась между репетициями в школе и моим двором. Убедить девушку, что мы с ребятами прекрасно справляемся без ее контроля, мне так и не удалось. Нина переживала, нервничала, охала и ахала по любому поводу. Но, надо отдать должное, это не мешало ей четко и планомерно выполнять все наши общие задумки.

Захватила Ниночку и идея стенгазеты ко Дню знаний. Она убедила Юрия Ильича поделиться некоторыми архивными школьными фотографиями. Но на этом не остановилась. Прошлась по селу и выпросила у соседей и друзей редкие семейные фотографии под честное слово и обещание все вернуть в лучшем виде после первого сентября.

В результате в пионерской комнате развернулась целая мастерская. Одни девочки резали картинки для окон. А часть девятиклассниц склеивали в одно полотно несколько больших бумажных листов. На этой импровизированной панораме Нина Валентиновна планировала написать название «Наша школьная жизнь», и разместить фотографии по годам с подписями и короткими заметками.

С каждого, кто выдал Ниночке фотографию из семейного альбома, пионервожатая переговорила, расспросила и заставила вспомнить смешную или интересную школьную историю. Не знаю, как в результате будет выглядеть это монументальное полотно, но как по мне, истории подобрались добрые, душевные, смешные и даже поучительные. К эпопее присоединились и школьные учителя. Разглядывали фотографии, вспомнили своих учеников и тоже делились забавными историями из жизни.

Так я узнал, что в жеребцовской школе учатся не только дети недавних школьников, но уже даже и внуки, и правнуки. Богатая история у нашей школы. С ней можно и нужно работать. Собирать по крупицам и создавать музей.

В такие моменты мозг каждый раз начинал генерировать все новые и новые идеи, но я откладывал их в ближайший ящик в собственной голове, черкал в блокноте пометки. Кстати, я внезапно заимел привычку все время таскать с собой блокнот. Точнее, тетрадку в клеточку, разрезанную пополам и сшитую вместе. в него-то и записывал все свои гениальные и не очень мысли. Просто потому что голова пухла от информации и постоянно меняющихся вводных.

К моему удивлению, Юрий Ильич наблюдал за нашей суетой с добродушной улыбкой, иногда интересовался, не нужна ли какая помощь, но не лез ни с контролем, ни с замечаниями. За что я был директору искренне благодарен.

А вот Зоя Аркадьевна продолжала сканировать своим суровым недовольно-недоверчивым взглядом. Завуч мрачной тенью преследовала нас по всей школе. Как только где взрыв хохота или веселый писк, так Шпынько тут как тут. То отчитает за неуместные громкие разговоры: «Школа не терпит громких звуков. Здесь не цирковое училище».

То, сурово поджав губы куриной попкой, сверлит взглядом несчастного физрука, когда тот ведет отсчет, чтобы ребята отрабатывали чёткость движений при создании спортивной пирамиды. Бедный Григорий в какой-то момент при виде завуча даже заикаться начал.

— Егор, я ее боюсь до дрожи в коленях! — жаловался мне физрук. — Не поверишь, никогда такого не было! Как только она появляется, так у меня в голове только одна мысль: как бы кто-то не упал! Честное слово, Зоя Аркадьевна просто ждет когда кто-то свалится! Пацаны начинают путаться, дергаться, сбиваться!

Пришлось решать и эту проблему. Рассказал Гришане, как справится со страхом перед строгой Шпынько.

— Гриш, а ты когда ее видишь, сразу представляй полностью раздетой, — посоветовал я.

— Ты дурак? — Борода младший покраснел от возмущения. — Не буду я ее представлять раздетой! — сердито бурчал Григорий — Старая она и… завуч же!

— А если бы молодая была? — коварно поинтересовался я.

— Все равно нет! Некрасиво это, — покачал головой Григорий.

— Ну, я ж не заставляю тебя во всех подробностях представлять Зою Аркадьевну. Тут задача понизить градус опасности, потому что голый человек не вызывает опасения, он же голый! — объяснил я физруку.

— Ну-у-у, все равно как-то это… неправильно… — упрямствовал Григорий.

— Ну хорошо, — сдался я. — Тогда представь ее в колпаке шута. Ну, или не знаю… с кривым носом и большой бородавкой! На метле! Или в перьях всю, — фонтанировал я идеями.