Учитель. Назад в СССР. 2 (СИ) - Буров Дмитрий

— Осталось только придумать, что с Рыжим делать.

— Да что ему сделается, проспится и домой пойдет, — удивилась девушка. — Не замерзнет, правда, Егор Александрович, ему не в первой, — презрительно оттопырив губу, пояснила Лена.

— Много чего неприятного может приключиться, а нам потом огребать, — повторил я. — Так, родные у него есть? — в голове созрел план, но ответ десятиклассницы я не услышал.

— Петруша? Ты тут? Ой, Петруша! Ты чего? Убили-и-и-и! Петрушу убили-и-и-и! — заблажил визгливый женский голос со стороны тропинки.

«Какой-то бесконечный сюр, вместо обычной советской жизни в простом сибирском селе», — подумал я, разворачиваясь к источнику диких воплей.

Глава 23

— Это тетя Галя, о которой Петро загулял, — торопливо зашептала Лена, кивая на дородную девицу в обтягивающем платье в крупный горох.

Впрочм, слово «девица» ей подзудило как корове седло. В том смысле, что Галина выглядела гораздо старше, чтобы попадать под эту категорию. Скорее, молодая женщина в теле, с желтоватыми кудрями под блондинку, с крупными капризными губами, намазанными кирпичного цвета помадой. Пышная грудь едва не вываливалась из выреза платья. На плечи женщина набросила легкий цветастый платок.

— Вы что, ироды, сделали? А? — уперев руки в бока, продолжала верещать Галина, сойдя с тропинки и двигаясь в нашу сторону.

— Теть Галь, да успокойтесь вы, ничего мы не сделали, — попыталась объяснить Лена. — Он просто уснул, понимаете? Пьяный он.

— А ты молчи, тля подзаборная. Что, надумала Петюню у меня увести? Мало мне Клавки-дуры, так еще и это… — Галина окатила Верещагину презрительным взглядом, оттопырила нижнюю губу некрасиво и выдала. — Шаболда малолетняя.

— Да как вам не стыдно! — вспыхнула Лена.

— А чего мне стыдно? Это тебе должно стыдно… Малолетняя шаболда! — с удовольствием повторила женщина. — Молоко на губах не обсохло, а туда же. Школу сначала кончи, а потом по мужикам чужим шляйся. Вот я все матери твоей расскажу. Артистка! — почем зря костерила женщина мою покрасневшую ученицу.

— Так, гражданка, — рявкнул я. — Во-первых, здравствуйте, во-вторых, угомоните свои таланты и прекратите оскорблять девочку, — потребовал у агрессивной особы.

— А ты кто такой? А? Думаешь, я не видела, как ты Петеньку избивал? Думаешь управы на тебя не найду, — разорялась Галина, идя на таран внушительным бюстом. — Да я вот сейчас как пойду и участковому все расскажу! И пусть тебя посадят на пятнадцать суток, сволота эдакая! — поток брани полился теперь и в мой адрес.

И вот что с этим делать? Женщин мне бить не доводилось, к тому же я не считал рукоприкладство в адрес слабого пола правильным делом. Но в такие моменты иной раз думалось: жаль, что нельзя. Вот так разок треснуть бы по губам, чтоб гадости при себе держать научилась.

— А знаете что, Галина, мне нравится ваше предложение, — хмыкнул я.

— Чего? — растерялась гром-баба.

— Буду рад, если мы все вместе пройдем к участковому, — пояснил я свою мысль. — Как раз потерпевшая Верещагина напишет заявление в милицию о попытке изнасилования.

— Егор Александрович! — пискнула Лена, вцепившись острыми ноготками в мою ладонь. — Не буду я ничего писать, — горячо зашептала девушка испуганным голосом. — Позор какой!

— Чиво-о? — изумилась Галина, враз потеряв свой боевой настрой.- Какое такое изнасилование?

Я ошибся, запал никуда не делся, всего лишь случилась легкая заминка. И вопли начались по второму кругу.

— Кого это Петенька снасильничал? Вот эту что ли, костлявую? Да кому ты нужна, дура малолетняя! Ни рожи, ни кожи! Тьфу! — заверещала Галина, спускаясь с подгорка и направляясь к спящему Рыжему. — Валите отсюда! Скажет тоже, снасильничал!

Женщина остановилась в нескольких шагах от нас с Леной и посчитала нужным продолжить свою мысль.

— Петюня, он не такой! Да ему любая… — Галка запнулась, нахмурилась и перефразировала. — Да за ним любая побежит, только он моргнет! Не то, что ты, сопля зеленая! Так и скажи, сама перед ним задницей вертела, а теперь что, посадить надумала? Отказал тебе, да? Не позволю!

Женщина добралась, наконец, до Петра и встала рядом, перекрыв подходы к храпящей тушке. Широко расставила ноги для устойчивости, с боевым видом сложила руки на груди, и зыркнула на нас яростным взглядом.

— Галчо-она-а… Гал-а-ал-а-а… — забормотал Рыжий, внезапно проснувшись и приняв вертикальное положение. — Цып-цыпонька моя… Ты куда делась? А? Ты Клаву не слу-ушай! Я с ней ни-ни… только тебя люблю!

— Петенька! Родной мой! — засюсюкала Галина, разворачиваясь к Рыжему и бухаясь рядом с ним на колени. — Ох ты, ж, божечки мои, кто это тебя так? Он? Да? — вскрикнула сердито женщина, обнаружив разбитый нос и потеки крови на помятой физиономии возлюбленного. — Я на вас участковому пожалуюсь!

— Прекрасно, — терпеливо повторил я.- Подскажите, где находится опорный пункт. Мы все вместе туда и отправимся.

— Да пошел ты! — в сердцах выдала Галина, вспомнив мои слова. — И проваливайте отсюда! И чтоб я тебя, дура малолетняя, и рядом с Петенькой не видела. Поняла? А то не посмотрю на защитничка, все космы повыдергиваю. А матери твоей все одно скажу, с кем ты по речкам шляешься, шаболда, — зло выплюнула Галина.

— С классным руководителем, и не шляется, а домой идет, — резко бросил я. — Протрезвеет ваш… Рыжий, передайте ему: еще раз увижу или узнаю, что он пристает к девочкам в селе, сдам в милицию. Уяснила?

— Да пош…… Уяснила, — фыркнула Галка, неожиданно сменив тон.

— Пойдём, Лена, нечего на это цирк смотреть.

Я ухватил Верещагину за руку и потянул на тропинку. Сходил, называется, искупался. А ведь как хорошо день прошел, и ведь ничто не предвещало. Какое-то время мы шли молча, я прокручивал в голове ситуацию, прикидывая, что еще могу сделать. По всему выходило все, что мог, сделал. Но к участковому однозначно надо заглянуть и рассказать эту неприятною историю. Заодно и познакомимся. С участковым классному руководителю надо дружить, чтобы держать руку на пульсе.

Если каждый урод пьяный от сердечных страданий будет на несовершеннолетних девочек бросаться, ничего хорошего не выйдет. Да и репутацию на селе легко испортить, потом не восстановишь. То, что у Галины язык длинный и без костей, я уже понял. Надеюсь, женщина оценила все-таки мои слова про заявление, и болтать глупости не будет. Стоит, конечно, прямо сейчас потащить Лену к участковому, но ведь не пойдет. Я покосился на девушку.

— Ну чего ты ревешь? — грубовато бросил я, заметив, как Верещагина молчаливо сглатывает слезы.

— По селу-у разнесет… — девушка внезапно всхлипнула и разревелась в голос.

— Ох, тыелы-палы, — выругался я. — Прекращай мне тут сырость разводить. Я с ней еще раз поговорю. Объясню, что будет, если не угомонится.

— А что-о-о будет? — всхлипнула Верещагина.

— Посадят Петеньку, вот что будет, — рявкнул я.

— Да о-о-он не со зла-а-а… — судорожно подвывая, выдала Лена.

— Радуйся, что ничего не случилось, — зло бросил я. — Для таких уродов женщины все равно что кусок мяса.

— Это как? — изумилась Лена, даже реветь перестала.

— А вот так! Одной больше, другой меньше. Говорит «нет» — кочевряжится, а сама, значит, хочет.

— Ничего я не хотела! — запротестовала девушка.

— Да знаю я! Но таким Рыжим не объяснить. Он привык ко вседозволенности. И пьянка — не оправдание свинству и насилию. Человеческий облик держать надо.

— Пьяный же… не ведает, что творит… — вздохнула Лена, явно повторяя чьи-то слова.

— Запомни, Лена, — жестко сказал я. — Поступки людей нельзя оправдывать их слабостями. Пьяный или трезвый — все одно. Раз простишь, всю жизнь прощать будешь.

— Это как? — не поняла девушка.

— А вот так. Сказки это все: бьет, значит, любит. Не бывает такой любви. И если мужик вот так себя ведет, беги от такого мужика далеко и навсегда. Уяснила?

— Уяснила, — вздохнула Лена. — Егор Александрович, а мы куда?