Шайтан Иван 7 (СИ) - Тен Эдуард
— Красиво! — прошептал Виктор, захваченный картиной ада, который они же и развязали.
Сотни мелких взрывов гранат слились в сплошной гул, нарастающий, как морской прибой. К тому времени окончательно рассвело: местность вокруг залило серым, водянистым светом, видимость улучшилась, а значит, и стрельба стала прицельнее. Грохот боя из сплошной стены превратился в неравномерные, но яростные всплески и начал удаляться — наши шли в наступление.
— Савва, пусть тылы медленно подтягиваются. И ты, Виктор, — обернулся я к артиллеристам. — Особо не торопитесь. Работа ваша сделана.
Я вскочил на Черныша и рысью направился в сторону стихающего, но не умолкавшего боя. Теперь стрельба и крики доносились в основном с центра участка. Прикрывая меня с флангов, как тени, двигались Паша и Аслан.
К тому моменту, как я подъехал, бой уже затихал. Навстречу мне, шёл разгорячённый схваткой Михаил Лермонтов. Азарт боя ещё не погас в его глазах.
— Задача выполнена, командир. Как и планировали. Трофим зачищает остатки, — его слова тут же подчеркнул не стройный залп неподалёку.
Лагерь предстал во всем своём ужасе на земле. Повсюду, в немыслимых, застывших в последней агонии позах, лежали тела. Тлели обугленные остовы шатров и повозок. Бойцы, разбившись на тройки, методично прочёсывали территорию, изредка прерывая зловещую тишину контрольными выстрелами.
— Те, кто мог, бежали, — голос Михаила был ровным и усталым. — Селение разгромлено. Нашли восемь женщин и девушек, живых. Замученных… не считали. Как Трофим закончит, двинемся в селение. Костя уже ушёл на подмогу к Хайбуле.
Едва наши сотни втянулись в селение, с другой его стороны донёсся нарастающий гул перестрелки, крики, звон стали и конское ржание. Мы быстро пересекли опустевшие улочки и вышли на подмогу группе Хайбулы, что сошлась в конной схватке с горсткой прорывающихся наёмников. Разведчики Кости, заняв позиции по краю, меткими выстрелами из пистолетов отсекали врага. Я не стал им мешать, наблюдая за работой.
Пластуны тем временем прочёсывали селение. Они действовали жёстко и методично: находили укрывшихся в развалинах врагов и, не ввязываясь в лишние схватки, безжалостно их ликвидировали. Эпизодически глухо рвались гранаты. Бойцы помнили мой наказ: «Патроны и гранаты мы сделаем снова. А убитого пластуна — никогда. Мне не нужны герои. Мне нужны живые профессионалы». В большинстве своём в первой и во второй сотнях служили пластуны прошедшие горнило боёв батальона и очень бережно относились к своим жизням. Потери были незначительные. Двое убитых девять раненых. Двое погибли при зачистке селения.
Среди конных Хайбулы восемнадцать погибших, семь раненых. Кроме четверых, все чеченцы-аккинцы.
— Я не смог их удержать, Пётр. — с горечью произнёс Хайбула.
Я промолчал, ожидая доклады всех командиров. Не заметил как рассвело. Селение было разорено основательно. Хайбула мрачно смотрел на содеянное наёмниками и молчал. Бойцы вернулись к лагерю наёмников.
Глава 34
Крепость Грозная.
Предрассветная мгла еще окутывала крепость, когда сквозь крепостные ворота вихрем ворвался запыхавшийся вестовой. Лицо казака было иссечено ветром и усталостью, а на лошади вздымалась пена. Бросив дежурному измотанного коня, он, не теряя ни секунды, бросился к зданию штаба.
Уже через полчаса у его порога стали появляться офицеры, на ходу застегивая мундиры. Вскоре в зале собрался весь командный состав гарнизона. Крепость Грозная, самый мощный опорный пункт левого фланга Кавказской линии, пробуждалась тревожным утром. За ее валами и бастионами стояли батальоны нескольких пехотных полков, артиллерийские команды, казачьи сотни Моздокского и Кизлярского полков. Здесь хранились большие запасы провианта, снаряжения и пороха.
В наступившей тишине раздались твердые шаги — в штаб вошел генерал Головин. Его взгляд, тяжелый и пронзительный, медленным кругом обвел собравшихся.
Первым слово дали вестовому.
— Ваше превосходительство, младший урядник Ковалин, Синявинская сотня! — отчеканил казак, застыв по стойке «смирно». — Вчера к полудню станицу атаковали горцы. Силы не менее пяти сотен. Часть жителей успела укрыться в укреплении, но многие были застигнуты врасплох. Шла уборочная страда… На момент моего выхода горцы хозяйничали в станице и штурмовали укрепление.
Генерал медленно перевел взгляд на полковника Савина.
— Какой гарнизон в укреплении?
— Неполная рота, ваше превосходительство, при двух орудиях, — последовал сдержанный ответ.
Головин подался вперед, и его голос зазвучал с холодной, язвительной усмешкой:
— Полковник, вы мне докладывали, что три сотни пластунов встанут кордоном перед станицами. И где же этот батальон?
Савин, побледнев, пытался оправдаться:
— Ваше превосходительство, тремя сотнями невозможно закрыть тридцать пять верст! Они должны были прикрыть лишь наиболее опасные направления…
— А что предприняли лично вы, полковник, для укрепления этой линии? — не отступал Головин.
Савин молча опустил глаза, впиваясь взглядом в полированную столешницу. Стоявший чуть в стороне капитан Лесников сжал челюсти так, что его скулы напряглись и заиграли желваками.
— Молчите? — тихо произнес генерал, и эта тишина прозвучала громче любого крика. — Что ж… Срочно готовить к выступлению второй батальон Куринского полка, Кизлярскую казачью сотню, драгунский полуэскадрон и два орудия конной артиллерии. Отряд поведу лично.
В зале поднялся сдержанный гул изумления. Офицеры переглядывались, не веря своим ушам. Наконец, полковник Савинов, собравшись с духом, сделал шаг вперед:
— Ваше превосходительство, в вашем личном участии нет необходимости! Позвольте поручить командование подполковнику Ступину — он вполне справится с этой задачей.
— Довольно споров, полковник. Я принял решение, вы остаётесь временно комендантом Грозной. Будьте готовы к нападению. Хотя, это маловероятно.
В десять утра, отряд под командованием генерала Головина выдвинулся в сторону Синявино.
— Вадим Сергеевич, выступайте вместе с отрядом. — Савинов с тревогой смотрел на Лесникова. — Не к добру этот выход.
— Слушаюсь! — капитан Лесников вышел из кабинета начальника штаба.
Ибрагим прикорнул у замаскированного ветками орудия рядом с Прошкой. Мысли путались, возвращаясь к одному — предстоящему бою. Какой отряд и в каком числе выйдет из Грозной на выручку, оставалось лишь догадываться.
Их засада была крепка: пять орудий его батареи, пешие поляки и полсотни русских дезертиров да пленных. Даже здесь, в лесу, их разделяла незримая стена. Поляки, молчаливые и собранные, с открытым презрением косились на русских, своих вынужденных союзников. Одни шли в бой за идею, яростно и осознанно, другие — по жуткой необходимости, спасая шкуру. Помимо них, в зарослях затаилась пешая, сборная рота горцев — чеченцы, кабардинцы, кумыки.
Самая близкая точка — участок дороги в двухстах шагах. Орудия были наведены, пристреляны по пустому месту. Ждали. Сегодня.
Чуть ниже, в версте у брода, стоял в засаде конный отряд поляка Яна. А на противоположном берегу, скрытый лесом, покоилась главная сила — две тысячи всадников Абдулах-амина. Куда он обрушит этот удар, Ибрагим не знал. Да и не нужны были ему эти знания. Он лишь надеялся отсидеться на этом берегу, выполнить свое дело и уцелеть.
Где-то около полудня по дороге пронесся всадник, отчаянно размахивавший шестом с привязанной белой тряпкой. Это был условный сигнал от дозорных: колонна вышла и движется в их сторону.
Рядом с орудием, словно из-под земли, вырос чеченец Абаз.
— Ибрагим, готовься. Очень надеюсь на тебя и твоих артиллеристов, — тихо, но четко бросил он. Абаз командовал всей засадой, и в его словах чувствовалась тяжесть ответственности.
Ожидание затянулось. Лишь часа через два показался казачий разъезд, проскакавший рысью и скрывшийся вдали. Вслед за ним, поднимая облако пыли, показалась конная колонна казаков в темно-синих черкесках. За казаками, мерно позванивая амуницией, двигались драгуны, а в их голове — группа командиров с эполетами, которые ослепительно поблескивали в лучах солнца. Чуть далее, тяжело ступая, тянулась длинная колонна пехоты.