За речкой (СИ) - Март Артём

— Да я…

Что хотел сказать мне Волков, мы так и не узнали. Все потому, что он осекся, когда раздались громкие хрустящие шаги.

Я открыл глаза. Это Муха решительно приближался к нашей бронемашине.

Командир разведвзвода замер перед нами. Мы принялись подниматься с земли.

— Где Махоркин? — строго спросил он.

— Ему плохо стало, — ответил Глебов. — От жары. Пошел в передвижную санчасть, чтоб какую таблетку попросить.

Муха ничего не сказал Глебову. Потом внимательно и строго глянул сначала на Волкова, потом на меня.

— Селихов, Волков. За мной. Вы нужны.

Мы с Волковым переглянулись, а потом направились вслед за Мухой, который повел нас в командирскую землянку.

Когда мы спустились в нее, оказались в привычно затхлой, влажной атмосфере подземного жилища. Света от крохотного окошка, что выкопано у входа, не хватало, и потому тут царил теплый, но тускловатый свет единственной лампочки.

На табуретах, у деревянного складного стола сидели двое офицеров — один был капитаном, а другой лейтенантом.

Капитан, сухопарый, подтянутый, с узким и вытянутым лицом интеллигента, носил кругленькие очки на носу.

Молодой лейтенант же выглядел помятым и уставшим. У него был болезненный цвет лица, потухший взгляд и мешки под глазами.

— Значит, вы хотите отправиться с нами, товарищ старший лейтенант? — спросил Муху капитан, поправляя очки.

— Так точно. Втроем. Можем идти в составе взвода охранения. Или под любой другой удобной вам легендой, — сказал Муха. — Проблем не доставим. Работать будем тихо и незаметно. Ну а за одно поможем вам с вашей работой, когда закончим сами.

Капитан наградил нас оценивающим взглядом. Взгляд этот не был по-офицерски жестким. Скорее скептическим.

— Исключено, — наконец сказал капитан. — Исключено и неприемлемо.

— Товарищ капитан, — нахмурился Муха. — Мы должны…

— Неприемлемо, — перебил его капитан, — потому что слишком рискованно. Если вы оплошаете, это подставит под угрозу всю нашу агитационную работу. Все наши усилия по налаживанию контакта с афганцами.

— Товарищ капитан…

— Нет, — покачал капитан головой. — Нет и еще раз нет. Я не могу на это пойти.

Глава 26

Некоторое время офицеры просто переглядывались, а их разговор оставался в сущности беспочвенным.

Тем не менее, в ходе него я узнал, что капитана с лицом интеллигента звали Артёмом Игоревичем Мироновым. И состоял он на должности командира БАПО — боевого агитационно-пропагандистского отряда. Того самого, что появился не так давно у точки первой заставы ММГ-4.

Большая часть отряда — а именно рота охранения и грузовые автомобили с медикаментами и гуманитарной помощью стояли лагерем в нескольких километрах от заставы.

Насколько я понял, основная часть отряда — передвижная кинобудка, БТР с громкоговорителем, мобильный медицинский пункт и отделение охраны в виде мотострелков на бронетранспортёре — прибыли в расположение ПЗ с целью продолжить отсюда дорогу на кишлак по пути, считавшемуся наиболее безопасным. Пути, который был под контролем пограничников.

И предприимчивый Муха решился на то, чтобы попросить помощи у капитана. И судя по лицу нашего старлея, для него было полной неожиданностью то обстоятельство, что Миронов отказал.

Не походил он, этот Миронов на человека, столь резкого и категоричного в своих решениях.

Виной тому было его лицо — пусть и интеллигентское, но с добрыми, открытыми глазами и не жёсткими, хотя и резкими чертами.

Капитан совсем не походил на офицера. Даже его манера держаться, которую демонстрировал нам Миронов, больше напоминала горделивую осанку артиста, чем солдатскую, вымученную в муштре выправку.

Но, честно сказать, моё внимание в большей степени привлёк не капитан. Лейтенант Иван Бледнов, служащий в должности замполита на заставе — вот кто стал объектом моего, скажем так, «изучения».

Это был худоватый и несколько костлявый, но широкоплечий человек. А ещё он выглядел болезненным. Его фамилия полностью оправдывала внешний вид лейтенанта. Иван был бледен и выглядел болезненным. Глаза его выражали полное безразличие ко всему происходящему. Говорил он мало, почти всегда молчал, а если и посматривал на нас, капитана или старлея Муху, то взгляд его был настолько пуст, будто бы он смотрел прямо сквозь окружавших его людей.

Будто бы почти постоянно оставался в собственных мыслях.

Раньше, в моей прошлой жизни, я не раз и не два видал офицеров, подобных этому. Встречались время от времени. Это были выгоревшие под гнётом ответственности, прошлых неудач или ранений люди. Люди, что фактически находились на службе, даже как-то выполняли свои обязанности, но по сути, мыслями и душой были не здесь. Не отдавались делу с полной отдачей. На это у них просто не было сил.

Я считал таких людей небоеспособными. Слабым звеном, которое требует замены. А ещё — человеком, которому требуется помощь. Помощь семьи, товарищей. Время на «перезарядку».

Да только на войне такого времени у них нет.

По всей видимости, и Бледнова некем было заменить. По крайней мере сейчас.

— И всё же, — не сдавался Муха, — вы меня, видимо, неверно поняли, товарищ капитан. Мы никак вас не обременим. Никак не помешаем вашей собственной деятельности в кишлаке. Единственное, что нам нужно — войти туда, не привлекая внимания. Всё. Дальше мы просто выполним свою работу и исчезнем так, будто нас и не было.

Миронов снял очки. Помассировал глаза.

— Давайте начнём сначала, — сказал он, возвращая маленькие очечки в тонкой оправе на нос. — Какого рода ваша работа? Что конкретно вы собираетесь делать?

Муха переглянулся сначала со мной, а потом с Волковым.

По его холодному, прищуренному взгляду я сразу понял — старший лейтенант не стремится делиться подробностями своей задумки с капитаном агитотряда. Возможно, он считал, что наша работа требует серьёзной секретности. Ну или просто не доверял едва знакомому офицеру.

Уже немного зная характер Мухи, я склонялся ко второму варианту. Более того, я бы даже не удивился, если бы Муха посчитал разглашение подробностей опасным ещё и в силу возможного слива врагу информации.

Прошедшие ночью события, казалось, сделали капитана ещё более недоверчивым. И пусть моя маленькая история о полковнике и заставила его задуматься, но это было лишь крошечное зерно сомнения, которое я заложил в его душу. Если мировоззрение Мухи и перевернётся, то уж точно в силу иных обстоятельств. И я боюсь, обстоятельства эти будут достаточно тяжёлыми.

Муха ответил не сразу. Наверное, он бы и не отвечал вовсе, если бы его не спрашивал старший офицер, да ещё такой, от которого зависит не просто успех, а сам шанс того, что операция состоится.

— В кишлаке действует несколько информаторов, — проговорил Муха. — Нам необходимо тайно встретиться с ними, узнать, что слышно. Что говорят местные.

Миронов смотрел на Муху внимательно. Потом, поджав тонкие, бледноватые губы, сказал:

— Я слышал, сегодня ночью у вас был бой. Видел эвакуацию вашего раненого человека. Позвольте узнать, рейд как-то связан с событиями, что имели место минувшей ночью?

— Да, — решился ответить Муха.

Миронов снова вздохнул. Посмотрел на витавшего в облаках Бледнова. Замполит почувствовал на себе чужой взгляд и медленно, словно какой-то несмазанный агрегат, поднял голову. Посмотрел на Миронова в ответ.

— Скажите честно, — Миронов снова обратился к Мухе. — Речь ведь идёт совсем не о вопросах к вашим информаторам. Речь идёт о допросах.

Муха нахмурился.

— Я прекрасно понимаю, что бы ни произошло сегодня ночью, — продолжал капитан, — это пошло не по плану. И вы стремитесь понять, почему ваш план сорвался. А ещё — вы очень злы. Я прекрасно это вижу.

— Мы говорим не обо мне, товарищ капитан, — Муха попытался скрыть раздражение в голосе, но у него это не очень получилось.

Проницательный Миронов заметил изменение тона и покачал сам себе головой.