Серая крепость (СИ) - Гор Александр

— С удовольствием, — заржал Жилин, которому самому очень понравилось использовать «вундервафлю».

По буеракам, рекам раком быстро не разгонишься, поэтому примерно два с половиной километра до речной излучины, на возвышенном мысу которой стоит Воронеж, тащились минут пять-шесть. И пострелять из пулемётов и автоматов успели, и пару раз открыть пневмоклапан, подающий сжатый воздух в теплоходную «бибикалку». Обзавелись, кажется, несколькими сотнями отметин от стрел и даже зарубкой от сабли на борту боевой машины.

Было такое, что некий шальной воин, бросившийся наперерез БМД, оказался рядом с ней и со всей дури рубанул по алюминиевой броне. Сложно понять, на что рассчитывал. Пожалуй, просто действовал на инстинктах в горячке боя. Но повеселил экипаж он знатно.

Вплотную к реке рядом с крепостью не подходили, чтобы не пугать ещё и своих, отстреливающихся от сыплющих зажигательными стрелами кочевников. Но огнём автомата из бокового лючка и башенного пулемёта проредили число «поджигателей».

Да, удар с тыла по рязанскому воинству обитатели Серой крепости сумели сорвать. Но этим войска Великого князя Юрия Ингваревича не спасли. Только затянули сражение. Но и то — хлеб, поскольку всё равно в этой битве погибло больше оккупантов, чем в другой истории. Ведь, как упомянуто в летописных текстах, рязанцам пришлось прорубаться сквозь вражьи полки. Не навстречу же новым туменам, всё ещё не вступавшим в бой.

Сорвать сумели, а теперь только отстреливаются от тех сотен, что шлёт в атаки на виновников этого темник, взбешённый тем, что ему не удалось выполнить приказ командующего.

— Нам бы день простоять, да ночь продержаться, — хмыкает кто-то из десантников.

— Не будет у нас ни дня, ни, тем более, ночи на то, чтобы тут стоять, — отрезал Беспалых, в очередной раз перезаряжая пушку. — А держаться будем до тех пор, пока на каждый пулемёт не останется по единственной ленте. Если рязанцев к этому времени окончательно не сломят.

50

Кризис назрел примерно через полчаса. Как раз к этому времени темник оттянул назад войска, безуспешно пытавшиеся обстреливать БМД из луков.

— Кажется, какого-то большого начальника в лес вывозят, — доложил боец, поглядывающий в бинокль за происходящим в крепости и северо-западнее её. — Ну, судя по доспехам и флажку. Ну, как его? Бунчуку вроде.

— Мёртвого, что ли?

— Да нет, кажется, в седле держится, но его с двух сторон поддерживают.

А следом за этим ещё громче заорали, завизжали татары, и незадействованные в схватке отряды подались вперёд, в сторону цепи русских войск, строй которых из-за крепостного частокола не было видно.

Капитан развернул башню, чтобы глянуть на происходящее в оптику прицела. Похоже, действительно всё. Вон, даже со сторожевых вышек люди спускаются вниз, а по полям от въездных ворот в крепость Воронеж и из палаточного лагеря, спешат пешие, конные, забравшиеся в сани… Бегут на северо-запад, по той самой дороге, по которой несколько недель назад сюда приезжали посланцы Серой крепости, а на днях пришло рязанское войско. Почти все, кроме примерно десятка или дюжины всадников, скачущих на запад. Да это же, кажется, сотник Ефрем? Вот уже из-за стены показались пешие с конными, бегущие просто к лесу, а не на дорогу.

— Вот и всё! Поехали, Миша. На юг до предела. Переправимся через Воронеж там же, где утром переправлялись.

Уже у переправы заметили столб чёрного дыма, поднимающегося за спиной. Похоже, это горела крепость Воронеж, и в этом варианте истории ставшая первым русским городком, сожжённым войсками Батыя. Радовало лишь то, что это поражение рязанского войска досталось врагам намного большими потерями, чем могло бы быть. Некритичными, но, как говорят, курочка по зёрнышку клюёт.

За несколько часов, пока отсутствовали, печь в землянке остыла, так что пришлось её растапливать, пока температура в помещении не успела упасть до минусовой. А пока то да сё, ходили вокруг БМД, поражаясь её внешним видом: Беспалых и его товарищи хорошо помнили, как она выглядела после Калки. Но то было сущей ерундой в сравнении с сегодняшним видом. Как говорится место живого нет от отметин стрел.

— Хорошо, что фары не забыли снять, — покачал головой механик-водитель. — А кровищу с кишками на гусеницах снегом чуток стёрло.

— Сергей Николаевич, а чего мы не сразу домой?

— Тебе, Толян, лишь бы к бабе под бок, — заржал кто-то из экипажа.

— Видел, что часть людей уходила не на север, а на запад? — не стал присоединяться к подначкам капитан. — Татары ведь наверняка погоню за беглецами пустят. А те, кто на запад пошёл, скорее всего, к нам двинулись. Так что надо будет попробовать хотя бы их прикрыть. А это, как ты понимаешь, уже не сегодня, а завтра утром: ни у людей сил не будет ночью через чащобу ломиться, ни у степняков желания соваться в лес среди ночи.

Тем не менее, караул с ночным прицелом от СВД организовали: бережёного бог бережёт, а небережёного татарские аскеры стерегут.

Впрочем, первыми гостями стали не степняки, а пограничники Ефрема, приметившие столб дыма, поднимающийся из трубы землянки. Вышедшие к лагерю уже в сумерках.

— Ну, здравствуй, сотник, — приветствовал Сергей знакомого. — Всё-таки поверил моим словам про то, что не устоять Воронежу, и нужно хоть сколько-нибудь людей сберечь.

— Сложно было не поверить, глядя, сколько татаровей по наши души пришли.

— Рад, что ты жив остался! — обнял капитан сотника. — Будет кого боярину Евпатию в дружину набирать.

— Тому, про которого я Великому князю Юрию Ингваревичу писал?

— Тому самому. И если ещё раз поверишь моим словам, то скажу: богатырю, который жестоко татарам отомстит за гибель Земли Рязанской. Теперь — вместе с тобой и твоими людьми. Он, как и ты, не хотел мне верить, что татары побьют рязанское войско. Но теперь, когда весть об этом дойдёт до Чернигова, поедет в Рязань не напрямую, а через Серую крепость. Там в его дружину и вступишь. А к тому времени и раны твои подлечим, — кивнул капитан на свежие повязки, видимо, на «отметинах», оставленных вражьими стрелами.

Первым делом накормили горячим варевом воинов, часть которых, как и сотник, оказалась ранена. И лишь потом и себе еду сварганили из остатков продуктов. А уж в какой тесноте спать пришлось, и вспоминать не хочется. Единственное — Ефрем ворчал на то, что Сергей «не доверяет» его людям, назначая в ночной дозор лишь своих.

— Ох, не зря Полкан про тебя говорил, что ты известный ворчун!

Ворчун-то ворчун, а вестью хорошей обрадовал. Тот самый знатный воин, которого раненым уводили с поля боя, и оказался Великим Князем Юрием Ингваревичем. Сумеет он с гриднями оторваться от татарской погони, не сумеет, конечно, неясно. Но факт в том, что на этот раз он не пал в Воронежской битве. И есть какой-то шанс, что сможет организовать оборону если не Рязани, к которой уже идут основные силы Батыя, то хотя бы Пронска или Коломны.

— Только что же вы со своей сатанинской телегой и Перуновыми громами и молниями не помогли нам тех татар побить? — ошарашил капитана претензией Ефрем.

Беспалых аж дар речи на какое-то время потерял.

— Это мы-то не помогли? Да татары для вас целый тумен, тьму воинов держали в засаде, чтобы крепость твою обойти, да в тыл рязанцам ударить. А мы тому помешали, полдня ту тьму гоняли да били. Потому ваше войско так долго и держалось. Были бы те, как ты говоришь, Перуновы громы с молниями бесконечными, так, может, и всех татар побили бы. Да только не было их у нас даже на половину того тумена, коих к Воронежу не один пришёл, а семь или восемь. Ты мне пенял на то, что дюжина моих людей ничем вам помочь не сможет, а теперь — что нас семеро всю татарскую орду не перебили.

— Не серчай, воевода, — пошёл на попятную пограничник. — Всего, что вы там наделали, я не видел. Видел только то, как вы к шатрам тех татар не подпускали. Горько мне. За то, что воев, кметей, князей да лучших людей рязанских, удальцов да резвецов, столько полегло. За то, что городок мой пожгли.