Блондинка с розой в сердце (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Глава 24

Красная полоса заката отражалась в окне веранды. Истерично чирикали шуршавшие листвой пионов воробьи. Приземлившийся на крышу дома голубь изогнул шею, наклонил голову и глазом-бусиной посматривал на меня свысока. Будто я интересовал его больше, чем стоявшая на столе полупустая бутылка с коньяком и миска с варениками. Из кроны вишни то и дело падали листья и ягоды. Но пока они промахивались мимо моей тарелки.

Коля Синицын взмахнул вилкой, словно дирижёрской палочкой. Взглянул сперва на ковырявшегося вилкой в салате Бакаева, затем на меня. Повернул лицо в сторону Вовки и Нади.

— Что у нас тут за две недели могло случиться? — спросил Синицын. — Сплошная бытовуха. Опять в позапрошлую субботу была поножовщина на дискотеке в «Пионере». Пацан с Белорусски порезал троих зареченских. Кровищи было много, но ничего серьёзного. Пару карманников задержали. И отпустили, как обычно. Люськиных девок какой-то борец за нравственность облил зелёнкой. Но заяву они на него не написали. Сейчас он в больнице. Так, помятый слегка. Гордый комсомолец. Твердит, что упал с дерева. Кооперативный ларёк около автобусной остановки на улице Ленина сожгли. Который пирожками торговал. Говорят, что просрочили выплаты Соколовскому. Хозяева ларька твердят, что случился несчастный случай. Мы это так и оформили…

— Вася Седой умер, — сказал Бакаев.

«Выпал из окна сочинской гостиницы…» — мысленно дополнил я его слова.

— Блин горелый, так это же не у нас в городе случилось, — сказал Синицын.

Он скривил губы.

Я заметил, что Вовка встрепенулся. Вспомнил, что меня тогда тоже заинтересовало это известие.

— Что значит, умер? — спросил мой брат. — Как именно умер? Лёша Соколовский до него добрался?

Коля и Женька переглянулись. Они словно решали, кто возьмёт слово.

— Вася Седой выпал из окна сочинской гостиницы, — сообщил Бакаев. — Я поинтересовался… кое у кого. Говорят: никаких намёков на убийство. На суицид тоже не похоже. Вася не оставил после себя никакой записки. Пьяный был, говорят. Случайно выпал. С восьмого этажа. Сейчас у сочинцев это основная версия. Но свидетелей падения они пока не нашли. Сам Вася ничего не сказал: нашли его уже мёртвым. Седого здесь похоронили, у нас. На Кисловском кладбище.

Женька большим пальцем указал себе за спину.

— А Соколовский как на это отреагировал? — спросил Вовка. — Он же в прошлом месяце грозился, что оторвёт Седому голову.

Владимир вопросительно вскинул брови. Я отметил, что уже в девяносто первом у меня на лбу наметились две длинные почти параллельные друг другу морщины.

Бакаев пожал плечами.

— Лёша Соколовский был на похоронах, — ответил Синицын. — Пришёл туда вместе с Кислым. И с десятком своих архаровцев. Заявил, что через год поставит за свой счёт на могиле Седого памятник в полный рост. Из гранита. Речь длинную толкнул. Называл Седого своим лучшим другом. Даже слезу, говорят, пустил. Сказал, что наймёт в Москве частных детективов для расследования обстоятельств Васиной гибели. Так что свою причастность к смерти Седого он не признал.

Вовка ухмыльнулся, посмотрел на свою жену.

Я наблюдал за тем, как Вовка и Надя смотрели друг другу в глаза, словно обменивались мыслями. Почувствовал, как кольнуло в сердце.

— Я надеялся, что после той ссоры в ресторане «Кавказ» их чёртова банда расколется пополам, — сказал мой брат. — Надеялся, что часть Лёшиных бычар станут на сторону Седого. И они попортят друг другу шкуры. Как тогда, в девяностом, помните? Когда Соколовский схлестнулся с зареченскими. Из-за рынка. Здесь было бы ещё лучше. Лёшины шакалы покусали бы друг друга. Красота! Мы бы с удовольствием поработали. Одних в морг, других — за решётку…

Вовка привстал, взял со стола бутылку. Плеснул коньяк себе, Наде и мне. Передал бутылку Бакаеву.

— Вот так бы я поработал, — признался Вовка. — Не работа, а мечта.

Он выждал, пока Женька нальёт себе и Коле. Проследил за тем, чтобы Бакаев спрятал пустую бутылку под стол.

Мой и Надин взгляды на мгновение снова встретились.

Владимир поднял стопку.

— Выпьем за нашу работу, коллеги, — сказал он. — За работу, безусловно, нужную. И плохо оплачиваемую.

Выпили. Поставили стопки на столешницу.

Испуганный стуком стеклянной тары о стол голубь взлетел с крыши и умчался в сторону огорода.

— Сами-то как считаете, — сказал Вовка, — это Лёша грохнул Седого? Или Соколовскому на этот раз крупно повезло?

Он посмотрел на свою жену.

— Соколовский, — тихо сказала Надя.

Коля Синицын скривил губы.

— Пить надо меньше, — сказал он. — Нажрался, небось, Васька. Как обычно. Да выглянул подышать. Девок внизу красивых увидел…

Коля вздохнул.

Бакаев пожал плечами.

— Да чёрт его знает, — ответил Женька. — Да и какая теперь разница. Соколовский в любом случае избавился от своего подельника. Седой после той ссоры в ресторане у него как кость в горле был. Лёша от него отделался. Сам он это сделал, или случайно так вышло — с этим делом пусть сочинцы разбираются. У нас с вами здесь и своих проблем хватает.

На стол рядом с Бакаевым снова приземлилась вишня. Женька сбросил её на землю, вилкой подцепил с тарелки вареник.

«Предъяву Соколовскому за смерть Седого никто не сделает, — мысленно ответил я брату. — Смерть Василия Седого, заместителя председателя Союза кооператоров Нижнерыбинска, признают несчастным случаем. Памятник ему в полный рост у нас на кладбище действительно поставят. Неплохой. Из чёрного гранита. Постоянно мимо него проезжал, когда проведывал… своих».

Синицын снова наполнил стаканы вином. Зажмурился от солнечных лучей: они пробились сквозь листву вишни и осветили Колино лицо. Николай погладил указательным пальцем свои тонкие усы.

— Вова, — сказал он, — у нас тут новое любопытное событие намечается. Поговаривают: Соколовский задумал Зинченко подвинуть из директорского кресла металлургического завода. Нашёл ему замену: главного инженера завода, который недавно женился на его племяннице. Якобы, Лёша уже задействовал свои связи в Москве, заслал туда человека с подарком.

«Да ладно», — вдруг вспомнил я свою прошлую реакцию на это сообщение.

— Да ладно? — процитировал меня Владимир. — Не высоко ли Лёша нацелился? Металлургический завод — это пока не его уровень. Это не мелкие кооператоры, которых он со своей бандой доит. Не по Сеньке шапка. Зинченко на своём месте сидит крепко. У него родной дядя работает в Москве, в Министерстве. Его сейчас никакими взятками не подвинуть. Лёша зубы об него обломает.

Мой брат покачал головой.

Я улыбнулся: в тот раз я тоже видел Соколовского в роли моськи, лающей на слона. Пока в августе девяносто первого года (ещё до гибели Нади) директор Нижнерыбинского металлургического завода Лев Олегович Зинченко не утонул в реке, отдыхая в своём доме на улице Крупской. Его смерть признали несчастным случаем.

— А если снова случится несчастный случай? — спросил я. — Из окна выпадет, под машину попадёт, или утонет?

— Кто? — переспросил Вовка. — Зинченко?

Я кивнул — Вовка в ответ ухмыльнулся.

— Тогда я признаю, что на нашего Лёшу работают экстрасенсы, — сказал мой брат. — Кашпировский вместе с Чумаком. Но только сомневаюсь, что Соколовскому снова повезёт, как в случае с Васей Седым. Расследовать такую смерть пришлют целый вагон следаков из Москвы. Они докопаются до истины, не поленятся. Открутят Лёше голову, если он увязнет в этом деле хоть ноготком.

— Сомневаюсь, — сказал я.

— Почему? — спросила Надя.

Она подняла на меня взгляд.

Я посмотрел в её карие глаза. На мгновение мне показалось…

Я покачал головой, махнул рукой.

— Предлагаю тост, — сказал Вовка.

Он поднял наполовину заполненный вином стакан. Хитро усмехнулся.

— За Димкину дочку генерала! — провозгласил он. — Выпьем за то, чтобы мой брат сделал ей предложение. Чтобы мы все вместе погуляли у них на свадьбе в Ленинграде!