Блондинка с розой в сердце (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Товарищ капитан. Часть 1. Блондинка с розой в сердце

Глава 1

Я сдвинул в сторону дверь купе. Вдохнул запахи пота, чеснока и варёных яиц. Увидел, как синхронно повернули в мою сторону лица сидевшие в купе поезда люди. Трое. Похожий на студента старших курсов мужчина в очках и с синевато-красным прыщом около носа — он восседал рядом с окном, левым плечом прижимался к стене вагона. По правую руку от «студента» расположился мужчина лет шестидесяти, с козлиной бородкой и блестящей лысиной (я мысленно обозвал его «пенсионером»). А напротив мужчин (по другую сторону стола) замерла с широко открытыми глазами симпатичная голубоглазая блондинка: Александра Витальевна Лебедева, журналистка из Ленинграда (двадцать семь лет, бездетная, разведённая и пока ещё живая).

Я улыбнулся и громко сказал:

— Здравствуйте, товарищи. Меня зовут Дмитрий Иванович Нестеров. Я ваш новый сосед. Займу двадцать второе место. Еду до конечной станции: до самого Ленинграда.

Бросил на верхнюю полку свою ношу (газету «Советский спорт» за вчерашний день) — та легла по соседству со свёрнутым матрасом, из которого выглядывала грязно-белая подушка.

— Здравствуйте, — приятным, похожим на кошачье мурлыканье голосом сказала Лебедева.

Она пробежалась по мне взглядом: по коричневым кожаным немецким полуботинкам, по светло-синим американским джинсам, по белой футболке и по украшенному многочисленными карманами жилету из голубой джинсовой ткани.

— Иннокентий Николаевич, — представился «пенсионер».

Наряженный в белую майку мужчина привстал, протянул мне руку. Мы обменялись с Иннокентием Николаевичем рукопожатиями. Я отметил, что рукопожатие у пенсионера крепкое, рабоче-крестьянское, не соответствующее его внешности интеллигента.

— Павел, — последовал примеру своего соседа «студент». — Павел Дружинников.

Павел навалился животом на стол и тоже сжал мою руку: сильно, по-взрослому, будто спортсмен тяжелоатлет. Я заметил, что ладонь у Дружинникова влажная, будто Павел сейчас нервничал перед сдачей судьбоносного экзамена.

— Меня зовут Саша, — промурлыкала журналистка. — Александра Витальевна.

Она чуть склонила на бок голову и сказала:

— Немного у вас вещей, Дмитрий Иванович. Вас, случайно, на вокзале не ограбили?

Лебедева приподняла тонкую правую бровь. Её глаза смеялись.

Я улыбнулся, взглянул на лицо Александры. Подумал, что Пашка Бондарев меня не обманул: эта ленинградская журналистка действительно симпатичная. Пробежался глазами по стройной женской фигуре. Задержал взгляд на собранных у Лебедевой на затылке в хвост светло-русых волосах и на точке-родинке у Александры над губой.

— Путешествую налегке, — сказал я.

Прикоснулся руками к карманам жилета и добавил:

— Деньги и документы есть. А всё прочее куплю в Ленинграде.

Александра Витальевна сдвинулась к окну. Я уселся рядом с ней на полку, аккуратно застеленную тонким «колючим» одеялом. Мазнул взглядом по книге, которую держала в руке журналистка (Агата Кристи «Мисс Марпл в Вест-Индии»).

За окном купе проплывали среднерусские пейзажи: лиственные и хвойные деревья, поросшие высокой травой луга, деревянные домишки. Небо за пыльным стеклом казалось хмурым. На нём (между перистыми облаками) застыло солнце.

— Дмитрий Иванович, а вы уже слышали про референдум в Ленинграде? — спросил «пенсионер». — Про тот, который проходил во время голосования за Ельцина. Проходимцы из Ленсовета заморочили горожанам головы. Навешали им лапши на уши. И обманутые этими негодяями ленинградцы проголосовали за переименование Северной столицы!

Я отвёл взгляд от окна, посмотрел на гневно нахмуренное лицо Иннокентия Николаевича.

Заметил, как Павел Дружинников пожал плечами.

— А я считаю, что это хорошо, — сказал «студент». — Пора завязывать с коммунистическим прошлым. Хватит! Надоело. Да и вообще. Это царь Пётр Первый построил город на Неве, а не Ленин. Ленин там вообще ни при чём. Поэтому я считаю: именно царь Пётр заслужил, чтобы в город носил его имя. И нечего подмазываться к чужим заслугам.

— Название Санкт-Петербург не в честь Петра Первого, — сказала Лебедева. — А в честь Святого Петра, небесного покровителя города.

«Студент» тряхнул головой.

— Пусть так, — сказал он. — Но Ленин к этому городу всё равно никакого отношения не имеет.

«Пенсионер» гневно сверкнул глазами.

— Много вы понимаете! — повысил он голос. — Город-герой — это Ленинград, а никакой не Петербург! Ещё живы те, кто пережил блокаду, кто защищал Ленинград от фашистов. Они Ленинград защищали, а не Петербург! Как мы своим отцам и дедам в глаза посмотрим⁈ Как мы предадим их память⁈ Совести у вас нет с эти самым вашим… Петербургом.

— Товарищи, предлагаю сменить тему, — сказала Лебедева. — Всё равно от нашего с вами спора ничего не зависит. Что бы мы ни решили, а власти поступят по-своему. Нет у нас в стране пока демократии.

Александра Витальевна взглянула на меня, словно в поисках поддержки.

— И слава богу, что её у нас нет, — произнёс «пенсионер». — Нам она и не нужна. Пусть эту демократию буржуи за границей едят.

Он покачал головой.

— Это вы за себя говорите, Иннокентий Николаевич, — ответил «студент». — А нам эти ваши коммунизм и социализм уже поперёк горла сидят. Всё. Надоели. Требуем перемен.

«Студент» махнул рукой.

— Вы ещё наплачетесь от этих ваших перемен, — пробурчал «пенсионер».

Он взял со стола пачку с надписью «Союз Аполлон». Выудил из неё сигарету.

— Вот это правильно, уважаемый Иннокентий Николаевич, — сказал «студент». — Давайте-ка мы с вами выкурим трубку мира.

Он без стеснения запустил пальцы в пачку «пенсионера» — Иннокентий Николаевич никак на это действие не отреагировал.

Мужчины посмотрели на меня.

— Вы с нами, Дмитрий Иванович? — спросил «пенсионер».

Я поднял руки, покачал головой.

Сказал:

— Не курю.

— Вы молодец, Дмитрий Иванович, — сказал «пенсионер». — Здоровье — это очень важно. Да и сигареты нынче по талонам. Впрочем, как и всё остальное. Тут не только курить — тут и есть, и пить бросишь.

Иннокентий Николаевич проследовал к выходу из купе. Павел Дружинников поспешил за ним, оставил после себя шлейф из запаха пота. Лебедева поджала под себя ноги, раскрыла книгу. Я выждал полминуты. Рассматривал разложенные на столе вещи: пустые стаканы в металлических подстаканниках, свёртки с продуктами, мятую пачку сигарет, складной перочинный нож.

С интересом взглянул на загорелые колени журналистки — та будто почувствовала мой взгляд: накрыла колени подолом сарафана. Но глаз от страниц книги Александра Витальевна не отвела. Будто действительно увлеклась чтением. Я выждал, пока в конце вагона хлопнули дверью. Лишь после этого прикрыл дверь в купе — на это моё действие журналистка всё же среагировала.

— Дмитрий Иванович, жарко, — сказала она.

Демонстративно помахала книгой, словно веером.

Я встал, вынул из кармана жилета удостоверение, раскрыл его и предъявил журналистке.

Представился снова:

— Дмитрий Нестеров, капитан, Комитет государственной безопасности СССР.

— Оперативный уполномоченный, — прочла в удостоверении Лебедева.

Она перевела взгляд на моё лицо и спросила:

— Вас мой папа прислал? Зачем?

— Александра Витальевна Лебедева, — сказал я, — вы подозреваетесь в совершении особо тяжкого государственного преступления. К нам поступила информация, что вы планируете побег за границу. Поэтому мы вынуждены вас задержать.

Я отметил, что широко открытые глаза журналистки сейчас выглядели не голубыми, а тёмно-бирюзовыми. Лебедева моргнула, растеряно улыбнулась (будто надеялась, что я пошутил).

— Гражданка Лебедева, — сказал я, — вставайте и следуйте за мной. Советую вам: не делайте глупостей. Напоминаю, что неподчинение представителю власти — это уголовно наказуемое деяние. Не усугубляйте свою вину.