Кен Фоллетт - Игольное ушко
– Простите меня, – сказал он.
Впрочем, порез оказался неглубоким. Из кармана брюк она достала носовой платок и прижала к ранке. Фабер отпустил ее руку и принялся собирать осколки, жалея, что не воспользовался шансом и не поцеловал ее. Осколки стекла он складывал на каминную полку.
– Я не хотел вас расстроить. («В самом деле?»)
Она отняла от пальца платок и посмотрела на порез. Он все еще кровоточил. («Да, вы меня расстроили, и еще как!»)
– Нужен бинт, – сказал он.
– Возьмите в кухне.
Он нашел бинт, ножницы и безопасную булавку. Потом наполнил небольшую миску горячей водой и вернулся в гостиную.
За время его отсутствия ей как-то удалось полностью удалить следы слез со своего лица. Она сидела расслабившись, пока он промывал ей палец, просушивал и накладывал узкую повязку поверх пореза. Все это время она смотрела не на его руки, а прямо в лицо, но ее взгляд при этом оставался непроницаем.
Он закончил свою работу и резко отошел от нее. Это уже нелепо! Он позволил себе зайти слишком далеко. Настало время уклониться от продолжения.
– Думаю, мне будет лучше вернуться в постель, – сказал он.
Она кивнула.
– Прошу простить за…
– Хватит все время извиняться, – резко оборвала она. – Это не ваш стиль.
Судя по суровому тону, Фабер догадался: и она жалеет о потере контроля над собой.
– Вы останетесь здесь? – спросил он.
Она покачала головой.
– Что ж… – Он проследовал за ней через прихожую и вверх по лестнице, следя за плавными движениями ее бедер.
На самом верху, где располагалась крошечная лестничная площадка, она повернулась к нему и тихо сказала:
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Люси.
Какое-то время она продолжала смотреть на него. Он потянулся за ее рукой, но она мгновенно отпрянула и вошла в свою спальню, закрыв дверь и больше не обернувшись. А он остался стоять один, размышляя, что могло быть у нее на уме, а главное, пытаясь разобраться в собственных чувствах.
22
Блоггз вел реквизированный военными «талбот-санбим» с форсированным двигателем на неразумно опасной для ночного времени скорости. Холмистые и извилистые дороги Шотландии стали скользкими от многодневных дождей, а в низинах собрались лужи в два-три дюйма глубиной. Дождевая вода потоком лилась по лобовому стеклу, а стоило взлететь на вершину холма повыше, как мощный боковой ветер норовил снести автомобиль с трассы на раскисшую грязь обочины. Преодолевая милю за милей, Блоггзу приходилось сидеть за рулем, максимально подавшись вперед и напрягая зрение, чтобы хоть что-то видеть сквозь узкие полоски, которые успевали расчищать «дворники». К северу от Эдинбурга он раздавил сразу трех кроликов, ясно различив тошнотворные звуки, с которыми шины расплющили тельца маленьких зверьков. При этом скорости он не сбросил, но на какое-то время отвлекся на размышления, – нормально ли для кроликов разгуливать по ночам.
От напряжения у него разболелась голова, а от неудобной позы ныла спина. К тому же голод давал о себе знать. Он слегка приспустил окно, чтобы холодный ветер взбодрил и не позволил заснуть за рулем, но в салон сразу попало столько воды, что пришлось снова его закрыть. Он думал об агенте по кличке Die Nadel, или Фабер, или как там еще мог он теперь себя называть, и ему представлялся молодой улыбающийся человек в спортивных трусах, с кубком в руках. Что ж, пока в этом забеге Фабер оставался лидером. Он не только опережал их на сорок восемь часов – его главное преимущество заключалось в том, что только он знал, куда бежать и где финиш. Состязание с таким соперником доставило бы Блоггзу удовольствие, если бы ставки в нем не были столь высоки, столь невероятно высоки.
Он думал и о том, как бы себя повел, случись ему столкнуться с этим человеком лицом к лицу. Застрелил бы сразу, решил он, пока тот не убил его самого. Фабер – профессионал, а с ними опасно затевать игры. Большинство других шпионов представляли собой типичных дилетантов. Их вербовали из разочарованных в своих идеях революционеров левого или правого толка; из недалеких людей, воображавших шпионаж увлекательным и даже почетным занятием; из мужчин, жадных до денег; из женщин, которым не хватало любви, или же просто из жертв шантажа. Но немногочисленные профессионалы были крайне опасны, и от них не приходилось ждать пощады.
До рассвета все еще оставался час или даже два, когда Блоггз въехал в Абердин. Еще ни разу в жизни не радовался он так, как сейчас, увидев обычные уличные фонари – замаскированные и с приглушенным светом, но они светили. Он понятия не имел, где располагалось полицейское управление, а на улицах не попадалось никого, кто мог бы указать ему направление, и потому он просто какое-то время кружил по городу, пока не заметил знакомую синюю вывеску (тоже с приглушенной подсветкой).
Припарковавшись, он бегом пересек двор, чтобы попасть внутрь. Его ждали. Сюда успел позвонить Годлиман, а он превратился теперь в по-настоящему большого начальника. Блоггза сразу проводили в кабинет главы следственного управления старшего инспектора Алана Кинкейда, которому было уже за пятьдесят. Вместе с ним в помещении находились еще три офицера. Блоггз пожал всем руки, моментально забыв их имена.
– Вы невероятно быстро доехали от самого Карлайла, – заметил Кинкейд.
– Да, хотя чуть не свернул себе при этом шею, – ответил Блоггз и сел. – Не могли бы вы соорудить для меня какой-нибудь бутерброд?
– Конечно. – Кинкейд выглянул в коридор и отдал команду, а потом сказал Блоггзу: – Будет готово немедленно.
В кабинете были белые когда-то стены, дощатый пол и простая, но массивная мебель: рабочий стол, несколько стульев и шкаф для папок с делами. Совершенно безликая комната – никаких картин, украшений или личных вещей хозяина. На полу стоял поднос с грязными чашками, а в воздухе густо висел табачный дым. Здесь пахло как в любом месте, где группа мужчин провела за работой всю ночь.
Кинкейд был седовлас, носил маленькие усики и очки. Крупный, но интеллигентный с виду мужчина в сорочке с прихваченными резинками рукавами, он говорил с местным акцентом – верный признак того, что ему, как и Блоггзу, пришлось пройти все ступеньки карьерной лестницы, но только, судя по возрасту, получалось это у него куда медленнее.
– До какой степени вы посвящены в детали происходящего? – спросил Блоггз.
– Нам сообщили не многое, – ответил Кинкейд, – но ваш босс, Годлиман, намекнул, что лондонские убийства далеко не самые серьезные преступления, совершенные этим человеком. А зная, к какому департаменту прикомандированы вы… Нас тут научили, сколько будет дважды два, знаете ли, чтобы понять, что за птица этот ваш Фабер…
– Что вы успели предпринять?
Кинкейд положил ступни ног на свой стол.
– Он прибыл в наши края два дня назад, так? И с того времени мы ведем его поиски. У нас есть его фотографии. Его снимки раздали всем местным полисменам.
– Хорошо. Что еще?
– Мы проверили все гостиницы и пансионы, вокзал и автобусную станцию. Это сделано весьма тщательно, причем еще до того, как нам стало известно, что он прибыл в Абердин. Результатов проверки не дали. Сейчас мы прочесываем все заново, но если хотите знать мое мнение – он покинул наш город сразу же.
Женщина в форме констебля принесла чашку чаю и очень толстый сандвич с сыром. Блоггз поблагодарил ее и тут же жадно впился зубами в бутерброд.
Кинкейд продолжал:
– Наши люди дежурили на вокзале еще перед отходом первого утреннего поезда. Это же было сделано и на автобусной станции. А потому, если он выбрался из города, то либо угнал машину, либо поймал попутку. Поскольку об угонах не сообщалось, я предполагаю, ему удалось уговорить кого-то подвезти…
– Он мог покинуть Абердин морем, – заметил Блоггз, не успевая пережевывать сыроватый хлеб с отрубями.
– Ни на одном судне, покинувшем порт в тот день, невозможно было бы спрятаться. А чуть позже из гавани вообще никто не выходил, поскольку начался шторм.
– А угон судов?
– Ни одного сообщения об этом не поступало.
Блоггз пожал плечами.
– Если выход в море невозможен, владельцы, по всей вероятности, даже не заглядывали в порт. А в этом случае пропажа лодки может обнаружиться только после того, как уляжется буря.
– Об этом мы не подумали, шеф, – сказал один из офицеров.
– В самом деле, – согласился Кинкейд.
– Вероятно, начальник порта мог бы совершить обход и осмотреть места традиционной швартовки, – предположил Блоггз.
– Будет сделано, – кивнул Кинкейд, который уже набирал номер на телефоне.
Минуту спустя ему ответили.
– Капитан Дуглас? Кинкейд беспокоит… Да, понимаю, все нормальные люди в такой час еще мирно спят. Но ты еще не знаешь самого плохого. Мне нужно, чтобы ты сейчас прогулялся под этим дождичком. Нет, ты не ослышался… – Кинкейд прикрыл ладонью микрофон. – Если вам говорили когда-нибудь, что самые изощренные ругательства у моряков, то это чистая правда.