Чемпионы Черноморского флота (СИ) - "Greko"

— Я освободил из плена поручика барона Торнау. Ему пришлось куда труднее, чем вам. И он дважды пытался бежать. Прекратите себя жалеть!

— Кто вы? Я вас знаю? Кажется, ваше лицо мне знакомо…

Я промолчал и оставил его одного. Не хотел встревожить своих людей. И так уже хватало косых взглядов и перешептываний за спиной. Наш поход на север проходил совсем не так бравурно, как на юг. Потери и мои странные, с точки зрения горцев, действия и разговоры разбудили их подозрительность. Единство отряда оказалось под угрозой. Даже Цекери и Курчок-Али выглядели встревоженными.

— Что дальше, Зелим-бей? — пристали они ко мне с расспросами.

— Дальше? Мне нужно обменять русского. И догнать мерзавца Белла!

— Давай разделимся, — предложил Цекери. — Мы с большей частью отряда погонимся за англичанином. У меня к нему свой счет. А ты закончишь с русским и нас догонишь.

— А что думает прекрасная Коченисса?

— Она хотела бы, чтобы мы задержались в ее ауле. Тем более, нам по дороге. Но прежде — инглез!

— Поддерживаю! — отозвался Курчок-Али. — Вообще, в нашей ситуации лучше всего удалиться на время подальше от земли моих соплеменников. Мы знатно перца сыпанули за шиворот убыхам. Пусть успокоятся.

— Не думаю, что все так просто закончится.

— Как бы то ни было, у нас есть незакрытое дело, — серьезно заметил Курчок-Али.

— Это какое же? Никак не поделите Кочениссу? — подколол я молодёжь.

Они смутились. Заерзали в седлах.

— У нас есть идея, как помочь ей выбрать между нами!

[1] Ясырька — женский басурманский полон казаков.

[2] Немного пояснений из словаря диалекта гребенских казаков. Ябедница — злодейка. Каровод — хоровод. Банить — мыть избу; у гребенцов к чистоте дома относились серьезно, как и к воздуху. Курить в избе строго воспрещалось. Испозорить — испачкать. Алошный — озорной. Родительский чихирь — вино домашнего производства. «Моя тело белая» — не исковерканная речь, а диалектизм, в котором средний род заменялся на женский в устах женщины. Побочин — любовник.

Глава 19

Вася. Крепость Грозная, сентябрь 1838 года.

В 1834 году военное министерство затеяло большую реформу в Кавказском Отдельном корпусе. Полки из трех-батальонных превратили в четырех и пяти-батальонные. Все войска перетасовали, сломав важнейшее, что было в воюющей с горцами армии — боевую слаженность и полковое братство. Куринцев слепили из разных частей, выселив их из родной штаб-квартиры в Темир-Хан-Шуре и отдав ее апшеронцам[1]. Назначенному командиром полка полковнику Александру Павловичу Пулло предстояло начать заново и превратить куринцев в грозную силу. С этой задачей он справился блестяще. В 1840-е и далее куринец станет легендой Кавказской войны. Но в 1830-е все только начиналось.

Батальоны и роты полка были разбросаны по всей линии вдоль Терека напротив Чечни, квартируя в станицах и укреплениях. В крепости Грозная стояли две роты 2-го батальона майора Циклаурова и две роты (5-я карабинерская и 13-я егерская) 5-го резервного батальона майора Куликова. Вася попал к карабинерам, которыми командовал поручик Лосев.

Всю дорогу до Грозной Вася и Лосев молчали, хотя, казалось бы, за время своего долгого путешествия через весь Кавказ свыклись и прикипели друг к другу. Вася вспоминал «тело белая моя» Глаши. Витал в облаках, мечтал о новой встрече с горячей казачкой. Лосев, морщась как от зубной боли, подсчитывал вчерашние потери от игры в «стукалку» и мечтал о сатисфакции. Не то чтобы сослуживец, прапорщик Гнедин, его раздел. Бог уберег! Смог вовремя остановиться! «Стуколка» — такая игра, в которой без фарта — снимай штаны! Удача, как женщина: то пышным бюстом повернется, то тощей задницей… Ночью поручику выпало наблюдать тылы.

Крепость показалась внезапно. Выехали из-за очередного поворота, и Васе открылась широкая поляна, а за ней возвышенность, увенчанная земляными валами. Творение Ермолова! Был бы у Милова дрон с видеокамерой, он смог бы оценить правильный шестиугольник с выступающими по углам бастионами при двух орудиях, подобно оконечностям звезды. Глубокий ров, через который перекинут мост. За крепостью через реку Сунжа устроен еще один мост, защищенный на другом берегу тет-де-поном. Внутри крепости казармы гарнизона, цейхгауз, пороховые погреба, провиантский склад для снабжения не только расквартированных в крепости войск, но и проходящих. Госпиталь, офицерский клуб, вечно заполненная гауптвахта, церковь. Приличного размера артиллерийский парк. Самая большая крепость на всей Кавказской линии! И все построено руками солдат.

Не доезжая крепости, свернули направо. К огромному прямоугольнику, окруженному высокой насыпью. Штаб-квартира куринского полка! Казармы, склады, кухни, полковые конюшни, полковой и ротные цейхгаузы, школа кантонистов, бани, деревянная церковь. Настоящий военный городок!

За ним еще один прямоугольник — четко распланированное военное поселение. Оно вытянулось вдоль Сунжи, за которой дымились очаги многочисленных аулов и темнел густой вековой лес в предгорьях Кавказского хребта.

— Женатики живут! — пояснил Лосев, кивая на форштадт.

— Это как?

— Женатая рота. Начальство поощряет. Такая вот солдатская колонизация края. Женщину только там и увидишь. И поверь: девки там в невестах не засиживаются. Кривая, косая — любая сгодится. Попал в женатую роту — считай, вытянул счастливый билет. Оттуда редко в походы забирают. И по службе много послаблений.

Вася вздохнул. Глаша, Глаша! Из казачьего куреня тебя не вытащишь, даже если овдовеешь. Усадьба! Хозяйство! Сады! Одна изба чего стоит! Милов был до крайности удивлен, когда узнал, что дом Глафириного хозяина-мужа был рубленным. Лишь замазан глиной с внешней стороны и побелен. Гребенцы, несмотря на свою любовь к азиатчине, умудрились пронести через века связь с родиной не только в религии, но и в домашнем обустройстве.

— А какие, Вашбродь, в городке еще роты есть, кроме карабинеров?

— Учебная команда, инвалидная рота, музыкантская. Мастеровые. А главные наши соперники — егеря. С ними постоянно соревнуемся.

— В лапту что ль?

Лосев засмеялся.

— Не до игр нам на службе, хотя рекруты, бывает, балуются. Нет! Боремся мы с егерями по-другому. У кого лошади лучше. Неуставная форма справнее. Артельная повозка крепче. Или питомцы краше. Живем в одной казарме, но порой волками друг на друга глядим.

Насчет «живем в казарме» поручик загнул. Сам-то он имел домик в форштадте и молодую супругу. Которой, похоже, стеснялся. Хотя и обещал пригласить в гости и познакомить с женой.

Полк оказался не просто воинской частью, а крепким хозяйством. Казна отпускала только сырой материал для пищи и одежды. И деньги, словно в насмешку! А что на них купишь в этакой глухомани? Чечен разве что свинцом угостит бесплатно, чем что-то продаст. Вот и приходилось отцам-командирам крутиться, обрастая все новой и новой хозяйственной службой. Покосы, строительство, заготовка дров, огороды, выпас скота и лошадей — все делали солдатики. Иначе не выжить!

— Нынче мода пошла, — делился Лосев с Васей, — ругать нас за собственное хозяйство. Вовсе в Петербурге ополоумели! Как без порционной скотины мы солдатам полушубки на зиму сошьем⁈ Материал-то не отпускают! Как солдата кормить одной крупой и сухарями круглый год? Не приведи, Господи, цинга, как на черноморском побережье. Насмотрелся я в потийском гошпитале на это безобразие! В Тифлисе мне рассказали: прибыл с инспекцией флигель-адъютант Катенин и всех ругает. Полковника Дадиани вообще под суд отправил. И требует, чтобы в роте было не более восьми лошадей и двух пар быков. Нахожу такую меру крайне стеснительной и разрушающей артельной хозяйство.

Про артель Вася слышал уже не первый раз, а теперь смог вникнуть в эту историю основательно. Оказалось, что рота являлась автономной хозяйственной единицей. Всеми распорядками ведал комитет из фельдфебеля и четырёх выборных, по преимуществу отделенных унтеров, но бывали и простые рядовые, в чем-нибудь проявившие свою сметку. Сама жизнь трехсот человек роты зависела от этого тесного спаянного кружка, встретившего Васю в штыки.