Владимир Белобородов - Хромой. Империя рабства
В темноте особо видно не было, неполная луна лишь слегка освещала нас, но все взгляды скрестились на нём.
— А чего молчал? — первым отошёл Липкий.
Шванк напившись, громко дыша, выпалил:
— Вино не настойка. Там всего три бутылки.
— Свой человек, — усмехнулся вор. — Но, одну надо выпить — ребёнку воду набрать.
Слова рабов от дела недалеко расходится, благо, что местным пробкам штопор не нужен был — они и так нормально торчали из горлышка.
— Хорошо, — сделал пару глотков Чустам и передал мне сосуд.
— Ну, так, — принял после меня бутылку Шван, — Дуваракское, по полимпериала за бутыль.
Он сделал глоток, протянул Клопу:
— Я такое, будучи горном, всего раза три пробовал — алтыри имперские делают.
Шван второй раз за вечер привлёк к себе общее внимание.
— Ты хоть бы сказал, — Клоп так и не успел глотнуть.
— Мужики, — вступился я за старика, — мы свободны, (хотел сказать, только что отказались от самой красивой девушки, но прикусил язык) можем мы, в конце концов, почувствовать себя грандзонами. Когда ещё удастся выпить вина стоимостью в четверть себя самого.
— М-м-м, — потребовал передать ему бутыль Большой.
— Этому ведро надо, — заметил Чустам.
Большой замотал головой, после того как глотнул, и показал два пальца. Все засмеялись. Тут со стороны дороги послышался скрип колеса. Все повернулись в ту сторону. Вскоре на мост въехала одинокая телега, на которой угадывались три фигуры.
— Пусть едут, — прошептал я.
Мы подождали, когда они отъедут.
— Может ещё одну? — предложил Клоп.
На некоторое время повисла тишина. Я прямо нутром ощущал, что ждут моего ответа, причём желательно положительного.
— Один раз живём, — тихо произнёс я.
— Шванк, где лежат? — спросил Клоп.
— Там у каурой справа в узле, — ответил горн.
— Обе брать? — вопрос адресовался мне.
— Разумеется.
— Дядь Клоп, я принесу, — подскочил Огарик.
Когда мальчонка принёс бутылки, одна была распечатана.
— Чего это? — Спросил я его.
— Я тоже хочу попробовать такое дорогое вино. А вы же не дадите.
Все заулыбались.
— Наш парень, — похвалил Чустам.
Вторую бутылку распивали медленно (договорились по пол глотка), растягивая удовольствие.
— Как-то с пары бутылок хорошо стало, — почувствовал я неладное.
— С него так и есть, — ответил Шван. — Пройдёт через осьмушку, даже похмелья не будет.
Распечатывать после этого третью как-то расхотелось, ну или наоборот… я ещё не закончил внутреннее противоборство.
Тут вдруг высказался Ларк:
— Я никогда больше не пойду в рабство.
Хотелось напомнить о его недавней трусости, но… вечер был прекрасным, и обижать никого не хотелось.
— Согласен, — протянул руку Ларку Чустам.
Вдруг все по-детски стали класть руки на их связку, я тоже положил. Да, наивно, для нашего циничного мира, но для этого…, а может, именно для нас, сейчас было ощущение какой-то близости со всеми ними, пусть и детской… или пьяной. Последним положил руку Огарик. Чустам улыбнувшись, потрепал его по волосам. Действительно славный паренёк. Мотнула только вот его жизнь…. Хотелось сжать его как щенка и растрепать ему ещё больше вихры. Надо кстати подстричь.
Третью всё-таки распечатали. Только дали первый круг, как на мост, с той стороны, откуда мы приехали, вылетела кавалькада вооружённых всадников. Мы равнодушно проводили её взглядом.
— Двенадцать, — раздался голос Чустама. — За нами.
— Почему? — я отглотнул из бутылки и передал Швану.
— Первым точно тот хмырь из кареты был.
— Не должны успеть, — усомнился я.
— Нет. Как раз, — возразил Липкий. — Пока сигнальный предупредил, собрали отряд, выслали.
— Какой сигнальный?
— У всех знатных есть такой амулет. Пуговица там, на которую нажать надо или кольцо снять.
— Я с него перстень снял, — Клоп достал из-за пояса кольцо.
— Может и оно, — пожал плечами Липкий.
— В нём нет магии, — успокоил Огарик.
— Что сидим? Поехали, сейчас увидят, что следов наших нет, и вернутся — края дороги смотреть. Хотя они сами сейчас так натоптали.
Спокойствие было полное. Никаких лишних мыслей или движений. Надо сказать, что и не лишние не хотелось делать. Три бутылки вина уделали восьмерых взрослых человек! Вина!
— Встали. Едем, — мой разум, наконец, подавил воздействие алкоголя.
Я даже догадался показать драгоценности феи Огарику. Тот выцепил одно кольцо:
— В этом есть.
Я с размаха выкинул его в реку.
— Была бы свежая основа — развеяли бы, — вздохнул парень.
— Что такое основа? — спросил я его, пока подсаживал на Звезданутого.
— То, что дед делал, когда дверь пробивали.
— А ты умеешь такую?
— Умею. Только она всего полдня в себя магию впитывает сама. Потом день в неё можно вливать. А следом уже она начинает отдавать.
— И что отдаёт?
— Что вложишь. Укрепление или здоровье. Можно веселье или…, — Огарик на секунду замешкался, — чтоб нравиться кому-нибудь.
Последнее слово он произнёс со стеснением.
Отрезвление наступило где-то ближе к полуночи, за это время мы прилично отмотали вдоль берега и даже переправились вброд через речушку. Ужасно хотелось спать, но вот те воины с моста всё ещё стояли в глазах. Ближе к утру мы, проехав по просёлочной дороге, выехали к селу. Поскольку час был очень ранний то в наглую проехали через него. Ну а так как село было раскинуто на двух берегах той же реки, у которой мы жили, то, простучав по деревянному настилу моста, мы оказались на другом берегу, почти незамеченными. Могли бы и совсем, но двум пострелятам возраста Огарика, приспичило поутру к реке. В руках у парней были двузубые колья — наверняка рыбу острогами долбить, пока не проснулась. Будем надеяться, что преследователи не устроят опрос жителей деревни. Сразу вдоль реки, русла которого мы старались временно держаться, поворачивать не стали. Пошептавшись, решили ехать чуть подальше от берегов. Всё-таки за нами не полные идиоты едут и если смогут проследить хотя бы до села, то поймут направление в котором мы движемся. Да и глубже в лес — меньше народу. Огарик откинувшись на меня, дремал. Как только начало светать, решили сделать привал. Только привязали лошадей, как все попадали спать.
Через час, не больше нас разбудил Чустам.
— Хватит уходить надо.
Перечить никто не стал. Все молча стали грузить свои «подушки», то есть то, что вместо них использовали на лошадей.
Десять дней! Десять! Мы добирались до этого балзонства Швана которое оказалось мало того, что в заднем месте балзонства, так ещё и в довольно болотистом заднем месте, где комарьё водилось тучами и однозначно входило в местную ОПГ по сбору крови, ну или работали на станции переливания. В течение десяти дней, мягкое место превратилось в жёсткое, как собственно и кожа от укусов насекомых, зато у некоторых на ногах мышцы стали бугриться. Особенно вымотали первые три дня, пока темп держали, стараясь уйти как можно дальше от мест, где набедокурили. Всё это время постарались не влипать в истории, чтобы не наводить на наш след. Хотя пару раз хотелось пошерстить купцов, вернее встающие на ночь обозы. Особенно насчёт лошадей. Останавливали картинки трёх разъездов воинов, которые нам встретились по пути, всплывающие перед глазами — в балзонстве явно план — перехват. Два из них были балзонскими или локотскими, как охарактеризовал их Чустам, а вот третий — имперский.
— Как определяешь? — спросил я его, когда мы смогли выдохнуть — стук копыт десятка уже затих.
Мы чуть не выехали на дорогу, когда Клоп услышал бряканье сбруи. Убежать далеко не смогли, поэтому имели возможность воочию рассмотреть каждого проехавшего. Благо ни один из них не повернул голову в нашу сторону.
— У имперских оружие одинаковое и обычно два самострела на десяток есть — на случай стычки с латниками. У местных редко такую роскошь встретишь.
— А не по гербу? — Явно съёрничал Толикам.
— Ну и по этому тоже.
Герб Империи представлял собой кулак на фоне какой-то загогулины. Кто-то из рабов рассказывал, что кулак значит единение всех локотств, а загогулина, это не загогулина вовсе, а Гнутая гора, где обитали маги. Но особо верить этому…. Вживую я этот герб, не помню, чтобы видел, только нарисованным палочкой на земле. Пока был маленьким, как-то не обращал внимания, у орков ему негде взяться, ну а сейчас просто проморгал, не обратив внимания.
— Ну ладно, поехали, — прервал я спор.
Выезд на дороги уже был стандартизован до автоматизма. Сначала галопом и из разных мест выезжали всадники, разворачиваясь по дороге в разные стороны, проехав метров тридцать-сорок (если ранее не было предусмотрено других планов), они сворачивали на противоположную сторону, опять же в разных местах. В это время Липкий, Чустам и Большой старательно заметали следы на обочинах. Выглядело, конечно, как шизофрения под кисло-сладким соусом паранойи, но…, так постановил совет.
