Господин следователь. Книга седьмая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич
Родственницы и статс-дама притихли, слушая мою галиматью. Первой пришла в себя тетушка, понявшая, что это попросту шутка. Засмеявшись, сказала:
— Был бы земец — а за что посадить, всегда найдется.— Потом тетушка сменила тему. — Ваня, Анечка что-то про дрова говорила, что соседка крадет? А что, у вас тоже воруют?
— Лично с моего двора — уже нет. А у вас крадут?
— Еще как, — вздохнула тетушка Люда. — В нонешнею зиму саженей шесть украли. Кузьма — сторож мой, одноногий, куда ему за ворьем бегать?
— А зачем вы такого сторожа держите? — фыркнула статс-дама. — Рассчитайте, возьмите с двумя ногами. Или в полицию нужно обратиться, пусть городового поставят.
На предложение графини Левашовой тетушка только поморщилась. Ага, городового поставят, как же.
— Ладно бы из крестьянских домов шли, так из усадеб лезут. Вон, купец Семибратов — у него усадьба, свой выезд, а денег на дрова жалеет. А ты, говоришь, с твоего двора уже не воруют? — Госпожа генеральша перевела взгляд на Анну. — Анечка, это не ты ли постаралась?
Догадливая у меня тетушка. Мне захотелось показать Аньке кулак и крикнуть — девчонка, молчать! Но поздно.
— Так ничего сложного тут нет, — затараторила барышня. — Надо только…
— Анна! — попытался пресечь я ненужные подробности.
— Так я хотела сказать, что сложного-то ничего нет, но нужен человек, сведущий в военном деле.
Я только покачал головой. Эх, Анька, где так ты девчонка внимательная, а где так нет. Искать в усадьбе генеральши прислугу, сведущую в военном деле? Ты бы вокруг посмотрела.
— Анечка, так Кузьма-то, сторож мой, как раз в таком деле сведущий. Он же сапером был, пока на турецкой гранате не подорвался. И Тихон, кучер, двадцать лет у покойного мужа в денщиках отслужил.
Госпожа генеральша поднялась со своего места, давая понять, что чаепитие закончилось и нам пора переходить к главному — очень нелегкому разговору. И впрямь, Людмила Петровна, окинув нас взглядом, сказала:
— Наверное, в гостиной будет удобнее. Мы с Аней пойдем— она нас научит, как от воров избавиться, а вы беседуйте.
Глава третья
Тридцать рублей
Мы прошли в гостиную. Госпожа Левашова сразу же полезла в сумочку. Я-то решил, что графиня сейчас вытащит оттуда зеркальце и губную помаду, начнет подкрашивать губы.
А, ну да, опять забыл, что губы в эту эпоху красят только актрисы, чтобы лицо было заметно зрителям последнего ряда, да представительницы определенной профессии.
Статс-дама вытащила из сумочки узенький золотой портсигар, достала папироску, а теперь смотрела на меня так, словно я должен что-то сделать. Папироску у нее должен попросить, что ли?
— Иван, разве ты не видишь, что Софья Борисовна ждет? — нетерпеливо спросила матушка, а когда я уставился на нее с полным непониманием, назидательно уточнила. — Если женщина достает папироску, то мужчина должен подать ей прикурить.
А я и не знал. Ладно, теперь буду знать. Как-то так получилось, что в той жизни почти не имел дела с курящими женщинами, а те, дамочки, что курили, имели собственные зажигалки и не требовали от меня какой-то любезности. Да и откуда она возьмется у некурящего? В смысле — зажигалка. Да и здесь курящих женщин немного. Правда, видел пару раз, как гимназисточки бегают курить за угол Мариинки на переменах (все как у нас!), но Леночка у меня не курит — я бы запах учуял, Нюшка — тем более. Квартирная хозяйка тоже не курила.
Кто бы мне еще подсказал, где взять огоньку? Видимо, придется спускаться на первый этаж, на кухню. Впрочем, я следователь или где?
В Череповце у меня спички лежат на печке, а еще имеется коробок, положенный сверху, на платяной шкаф. На ночь я этот коробок перекладываю на табурет перед кроватью, где у меня часы. Еще один на притолоке двери — это на тот случай, если пришел домой, лампадки погасли, внутри никого нет, кроме темноты, а еще стульев и табуреток, которые скрываются во тьме. Пока дойдешь, запалишь лампу — убьешься.
А здесь? Слуги, чтобы зажечь генеральше свечи в гостиной, разжечь дрова в печи, таскают с собой коробок спичек? Вполне возможно, но…
Ай да я! Спичечный коробок с несколькими спичками оказался не на печке в углу (по летнему времени в гостиной не топят!), а на шкапчике с фарфоровыми фигурками. Всякие старинные игрушки — дамы, принцы и пастушки. Мейсен? Кстати, надо будет их рассмотреть — нравятся мне такие штуки. Но это потом, а сейчас я изображу кавалера, угощающего даму спичкой.
— Мерси, — поблагодарила меня Софья Борисовна, затянувшись своей «пахитоской».
— Сонечка, а ведь ты в прежние времена не курила? — заметила маменька.
— Оленька, прежние времена давно прошли, — хмыкнула статс-дама, выпуская в мою сторону струйку дыма. — Ее Императорское Величество, чьей статс-дамой я имею честь пребывать, изволит курить. Курить — признак…
Графиня закашлялась, не досказав — признаком чего является курение? Видимо, принадлежностью к высшему свету.
Не знал, что императрица Мария Федоровна курит. Видимо, этому ее в Дании научили, пока в девках была. Ну, в датских принцессах. Вишь, теперь и наших сиятельных особ учит плохому.
Странный народ эти курильщики. Отчего-то считают, что нам вдыхать их дым доставляет удовольствие.
— Позвольте, — любезно сказал я, открывая окошко. Пусть хоть вонь на улицу вынесет…
В раскрытое окно, откуда-то издалека доносилась песня. Та самая, русская народная, про серенького козлика. Но что-то мне в этой песенке показалось странным. Вслушался…
— Бабушка козлика очень любила,
Вот как, вот как, очень любила,
Очень любила, кашей кормила
Кашей кормила, водкой поила,
Вот как, вот как, водкой поила.
Вздумалось козлику в лес погуляти,
Вот как, вот как, — в лес погуляти,
В лес погуляти, волка задрати.
Вот как, вот как, — волка задрати.
Вовремя бабушка в лес прибежала,
Вот как, вот как, в лес прибежала,
В лес прибежала, волка спасала.
Вот как, вот как, — волка спасала.
Мы заслушались новой вариацией песенки, поэтому отвлеклись, словно бы и забыли — о чем же собрались говорить? Наконец, статс-дама выбросила окурок в окно (надеюсь, там ничего горючего нет?), встала и резко закрыла створку.
— Ольга Николаевна и Иван Александрович, — обратилась она к нам, — чего вы от меня хотите?
Я оторопело посмотрел на маменьку, покачал головой и спросил:
— Маменька, ты что-нибудь хочешь от графини Левашовой? Вот лично я — ничего.
Матушка пропустила вопрос сына мимо ушей, посмотрела на статс-даму и мягко поинтересовалась:
— Соня… — начала она, потом поправилась. — Софья Борисовна, а с чего вы взяли, что мы от вас чего-то хотим? Я попросту хотела вам сообщить, что у вас есть племянница, дочь Сергея.
— Попросту? Зачем было вообще писать мне это письмо? Зачем было привозить с собой эту… девку?
Та-ак… Похоже, что искреннее желание маменьки познакомить тетку с племянницей, пусть незаконной, потерпят фиаско.
— Аня приехала с нами, потому что я этого захотела, — сказала маменька. — Мне кто-то мог запретить взять с собой собственную воспитанницу? Если только мой муж. А вот почему вы, сиятельная графиня все бросили, включая ваши обязанности при дворе и приехали в Москву? Чего ради? Я вам написала, что доказательств того, что Аня ваша племянница, у меня нет. Мы могли бы спокойно встретиться в Санкт-Петербурге, все обсудить. Никто вас не неволит признавать племянницу. Никто вас сюда не звал, не приглашал, вы так сами решили.
— Да потому что я берегу честь своей семьи, своего рода! Я — статс-дама императрицы, меня должны наградить Малым крестом, я графиня, я из рода Голицыных. Мы — потомки Гедимина, владетеля Литовского. Мой брат Сергей — заслуженный офицер, погибший во славу отечества. И ты собираешься пятнать нашу честь, льешь на нас грязь, предъявив нам какого-то ублюдка?
