Возвращение в Петроград (СИ) - Тарханов Влад

К этому времени гнев уже застил императору глаза. Матросы в ужасе смотрели, как регент выхватывает шашку из ножен, делает два шага и резким, хорошо поставленным ударом сносит голову идейного анархиста. Как катится сия буйная головушка по палубе, заливая оную кровушкой.

— Плаху сюда! — ревет Пётр! Так, что даже свиту его передернуло от страха. По мановению волшебной палочки нашлась и плаха — колода для разделки и рубки мяса, и острый топор корабельного повара-мясника.

— Зачинщиков сюда! Быстро! — ревет Михаил. Из перепуганной толпы вытолкнули четверых. Они со страхом озирались, один даже перекрестился. К нему и направился Пётр.

— Жить хочешь? — спросил. Перепуганный круглолицый матрос с щегольскими усиками и надписью «Водолазная школа» на бескозырке энергично утвердительно замотал головой.

— Руби!

В это время уже одному из зачинщиков пластуны из Дикой дивизии споро и умело связали руки и приземлили головой на плаху.

— А? — опешил матросик.

— Хочешь жить, руби! Назначаю тебя палачом! — Пётр пылал гневом. И матрос Измайлов[5] взялся за ручку топора. Рубил он неумело и три его товарища отошли в мир иной изрядно отмучавшись.

— Этих расстрелять! — Пётр указал на офицеров. Его охрана тут же привела приговор в исполнение.

— Остальные стройся! — Построились. — На первый-второй рассчитайся!

Подождал, когда рассчитаются.

— Первые вешают вторых! Выдать веревки! Развешать воль бортов! Вы у меня, бляди, с таким украшением в бой пойдете!

Пётр не орал, но сказанные жестокие слова возымели свое действие. Страх! Страх всегда идет рука об руку с властью. С абсолютной властью соседствует абсолютный страх. И император понимал это как никто более! С мятежниками никакой слабины! Или ты их… или они тебя! Третьего не дано. Но до начала ледохода на борта «Андрея Первозванного» смотреть было страшно. В конце апреля тела сняли и похоронили с море безо всяких почестей. А слух о расправе прошел по всей Руси, кто-то испугался и затаился. А кто-то схоронил ножик вострый за пазухой, авось пригодится…

[1] В РИ судьба Маниковского сложилась весьма причудливым образом. Был и.о. военного министра во Временном правительстве. Поддержал Октябрьский переворот большевиков, был назначен начальником ГАУ (артиллерийского управления), а потом и управления снабжения Красной армии. Погиб в Туркестане.

[2] Аналогичным классом обзавелись линейные корабли: «Лорд Нельсон» в Британии, «Дантон» во Франции, «Радецкий» Австро-венгерской монархии.

[3] Тут история умалчивает, послала ли царица Софья своих агентов к Петру с целью убийства. Шалковитый, ее ставленник при стрельцах, призывал войско идти в Преображенское и сничтожить и потешные полки, и Петра. Но были ли посланы наемные убийцы — история умалчивает. А вот бество Петра в Свято-Троицкий монастырь непреложный исторический факт.

[4] Брат известного «матроса Железняка» — Анатолия Железнякова, разогнавшего Учредительное собрание. Оба брата были идейными убежденными анархистами. Но Анатолий дезертировал с флота и скрывался под фамилией Викторский, а вот Николай продолжал служить на Балтике и принимал активное участие во всех революционных событиях.

[5] В РИ один из руководителей Центробалта, активный участник Октябрьской революции и Гражданской войны. на тот момент эсер.

Глава тридцать шестая

Черноморский флот приходит в движение

Глава тридцать шестая

В которой Черноморский флот приходит в движение

Одесса. Порт

16 мая 1917 года

— Филипка! Поддайте там жару! — старший смены кочегаров на пароходе «Карагач», Семён по кличке Безобразник, вызверился каким-то подобием улыбки, от которого наложил бы в штаны не только законопослушный обыватель, но и потомственный (матёрый) обитатель Хитровки или иных заповедников преступности. Этот зрительный феномен случался из-за шрама через всё лицо — память о Цусиме, где Семёну удалось выжить несмотря на то, что броненосец «Наварин», на котором он служил, затонул. Крепкого и смышленого матроса перевели в аварийную команду, это его и спасло. Одного из трех счастливчиков.

«Карагач» — старый, но еще довольно крепкий грузопассажирский пароход, спущенный на воду в Николаеве и приписанный к Одесскому порту. Его удел — каботажное плаванье, максимально до Батума. Капитан водил эту калошу и в Софию, но пределов Чёрного моря сей трамп никогда в своей жизни не покидал. Война сильно ударила по владельцам «Карагача»: грузопоток резко упал. В основном, оплачивались перевозки в интересах армии, в первую очередь, Кавказской. Хотя и те не слишком большие суммы военное ведомство постоянно задерживало, так что было не до жиру. А еще много морячков призвали на военный флот. И экипаж потерял ценных специалистов, которых приходилось заменять салагами. Из таких мальков был и молодой кочегар с экзотическим именем Филипп и весьма обычной фамилией Иванов. До сего времени ходил он на маленьких пароходах по Ладоге да Онеге. Но призвали парня и отправили самым срочным образом на Чёрное море. Все коммерческие суда в преддверии десантной операции были временно мобилизованы, тем более что о планируемой десантной операции на Босфоре не говорили разве что младенцы до трех лет жизни. Остальные — или говорили, или что-то знали. Капитан их трампа, невысокий и полноватый Михаил Остапович Забродский Третий получил временно чин прапорщика по адмиралтейству, сейчас он стоял на мостике и наблюдал за тем, как заканчивается погрузка ящиков, набитыми всем тем, что может потребоваться солдату в условиях боя и в отрыве от баз снабжения.

В трюме оборудовали места для размещения людей, но большую часть судна занимали все-таки грузы. Очень большие потребности десантников, действующих в отрыве от баз снабжения. И далеко не всё можно будет отобрать у противника. И вот всё закончено, всему найдено свое место. И капитан проорал команду: «Отдать швартовы!».

С конца апреля «Карагач» трижды принимал участие в учениях по отработке погрузки и высадки морского десанта. Но сегодня шла загрузка по-настоящему. Корабль уже развел пары и, влекомый буксиром «Семён», начал осторожно выбираться из переполненной бухты. На рейде Одессы формировался караван, идущий в охранении двух крейсеров и пары эскадренных миноносцев. Накануне операции были предприняты чрезвычайные меры предосторожности: телеграф и телефон отключены, и не только в городе, но и на ближайших железнодорожных станциях. Поезда остановлены, а патрули и заслоны не давали никому покинуть город. Грозная сила — целых две пехотные дивизии с приданной артиллерией и небольшими казачьими отрядами (для разведки) отправлялась из Одессы и Севастополя. Конечно, чтобы захватить проливы — маловато, но ведь это только первая волна!

Через четыре часа пути произошла смена кочегаров. Посудина, преодолевая свежий ветер, который грозил штормом, переваливалась на некрупной еще волне, нос ее периодически окатывался особо высокой водой. Филипп Иванов выбрался на палубу, чтобы перекурить, присел на бухту канатов, рядом со своим прямым начальством.

— Запасливый ты парень Филипка, — заметил Безобразник, скручивая самокрутку из предложенного парнем самосада.

— Ну так… эта… — глубокомысленно ответил кочегар.

— Скажи, паря, тебя за что таким именем наградили? Ты ж не грек?

— В нашей деревеньке, Лукшине, что под Тверью, священник был дальним потомком Колычевых. Вот в честь митрополита московского меня и назвали.

— Странно это…

— Более чем. — соврал ноша, придумавший эту отмазку на ходу. — Как думаешь, дядя Сёма (Безобразник так себя разрешал называть всего нескольким совсем зеленым пацанам на их посудине), сколько нам до проливу идтить?

— Дык разве мы туда идём? — удивился старший кочегар. — Ежели б караван на Босфор шёл, дык мы б два лаптя влево шли. А мы под бережок катим, как всегда на каботаже. Эта… скорее всего София…