Возвращение в Петроград (СИ) - Тарханов Влад

(генерал от артиллерии Алексей Алексеевич Маниковский)

— Куда направляемся? — спросил Пётр Маниковского, он не настолько хорошо ориентировался в современном Кронштадте, но память Михаила ему подсказывала, что гарнизонная гауптвахта находится в другом месте.

— К старой гаупвахте, Ваше императорское величество! Это Санкт-Петербургские ворота. Это ее мятежники смогли захватить. На гарнизонной от них отбились. Караул сразу открыл огонь. Накануне бунта возникла большая драка у резервистов. Большевики с эсерами и анархисты что-то не поделили. Мы арестовали зачинщиков с обоих сторон. Вчера анархисты попытались пробиться к своим и освободить их. Когда не удалось — несколько десятков вломились в здание старой гаупвахты. Она сейчас используется как склад, но оружия там нет. Там связисты свое оборудование держат, провода и прочее…

За этими разговорами они подошли к Санкт-Петербургским воротам.

(старая гауптвахта, современный вид)

Одноэтажное серое приземистое здание с унылыми колоннами никакого впечатления не производило. Около него валялся одинокий труп какого-то матроса, из окна торчало дуло пулемета «Максим». Маниковский выбрал для наблюдения удобную позицию — и не очень далеко, и хорошо видно, всё как на ладони, и в сектор обстрела из здания они никаким образом не попадают.

— Приказал разобрать здание артиллерией. Но, думаю, они еще при первых выстрелах сдадутся. Хлипкие ребята.

А вот тут Маниковский ошибся. Ни при первых выстрелах, которые разорвались рядом с казармой, ни при вторых-третьих залпах трехдюймовок, никто не сдавался. Даже когда пулемет повстанцев заткнулся (потом выяснили, что тупо закончились патроны) морячки-анархисты не сдавались, продолжали огрызаться и даже пошли на прорыв. В плен попало только трое израненных балтийца. Впрочем, озверевшие от сопротивления ударники никого особо и не щадили. А вот здание гаупвахты оказалось серьезно раскурочено.

— Что дальше? — поинтересовался Пётр.

— Далее, Ваше императорское величество, предстоит штурм форта «Пётр I». Пока еще стоит утренний туман, всё уже готово. Кроме Первого отдельного ударного батальона к операции привлечены отряд моряков гвардейского флотского экипажа. Сейчас выставим дымовую завесу, и я приказал применить хлор. Всем нашим выданы противогазы. Чтобы могли друг друга отличить на правую руку всем повязаны белые повязки.

Пётр промолчал. Он наблюдал. Как в туман уходили отряд за отрядом, растворяясь в белом молоке, стоявшем над Финским заливом. Туман в зимнее утро вещь не такая частая, так что использовать погодные условия, дабы уменьшить потери штурмовиков регенту показалось более чем правильно.

(форт ПетрI , современный вид)

— Ваше императорское величество, сей форт большой угрозы не представляет. Тяжелое вооружение с него снято, а сама крепостица в качестве оборонительного сооружения не рассматривается. Это один из пунктов минно-артиллерийской позиции второго заслона. На его вооружении сейчас стоит батарея трехдюймовок, дабы противостоять тральщикам противника, да в качестве сигнальных орудий. Минная позиция второй линии проходит меж фортами Петр и Александр. Там хранится небольшой запас мин, минного снаряжения и снарядов. Восставшие ждут штурма со стороны дамбы, откуда сами проникли на территорию укрепления. Мы же под прикрытием дымовой завесы пойдем по льду. Гвардейцы выйдут из Кроншлота, ударники, как вы видите, из Купеческой гавани. Цель — захватить пристань и далее идти на штурм укрепления. Ветер благоприятствует применению хлора. Наша цель как можно уменьшить потери при штурме. По моим данным противогазов у восставших нет. Так что успех операции обеспечен.

(«Андрей Первозванный» фото 1912 года)

К полудню все закончилось. Гарнизонная гауптвахта не смогла вместить всех арестованных. В качестве тюрьмы было решено использовать помещения линкора «Андрей Первозванный». К трем часам пополудни Пётр взошёл на борт корабля в сопровождении свиты и флотского начальства. Среди них и спешно прибывший из Ревеля контр-адмирал Бахирев, недавно сменивший на посту командующего Балтийским флотом Андриана Ивановича Непенина. Слишком осторожный и не слишком политически благонадежный вице-адмирал уступил место более авторитетному сослуживцу, который до сего был начальником сил Рижского залива. На корабле регента и свиту встречал почетный караул с капитаном Гаддом во главе.

Сам «Андрей Первозванный» вобрал в себя все недостатки отечественного кораблестроения, стал их наглядным воплощением. Это был один из первых кораблей, заложенных сразу после Русско-японской войны, систершип «Цесаревича». Но при этом строился он долго, почти шесть лет, уроки русско-японской войны при его строительстве не учитывались вообще. Фактически, корабль был построен по схеме французской серии линейных кораблей 1891 года, морально устаревших уже на момент проектирования на Балтийском заводе. Кроме конструкционных недостатков, от которых «Андрей» не избавился, на нем остались устаревшие орудия системы Канэ, образца того же 1891 года, хотя Обуховский завод уже мог предоставить более совершенные орудия принятые на вооружение в 1911 году. Архаичной оставалась и силовая установка корабля, использующая котлы Бельвиля, в основе которой была паровая машина тройного расширения. Хотя уже новые корабли британской постройки вовсю использовали турбины. В итоге получилась довольно тихоходная калоша, дающая максимум 18,5 узлов хода, да и то, только при хороших погодных условиях на мерной миле. Не самое лучшее расположение 305-мм орудий главного калибра, промежуточный калибр 203 мм и 120-мм противоминные установки не впечатляли своей мощью. Что касается главного калибра — в мире уже строились корабли с более мощными орудиями, но русская промышленность ничего солиднее двенадцатидюймовых произвести не могла! И их делали долго, а вкладыши-лейнера, которые улучшали живучесть ствола, вообще не производили (максимально делали под шестидюймовки). Как говориться в нашем светлом будущем: «я тебя слепила из того, что было». Посему, сей выверт русского кораблестроения относили к странному классу «полудредноутов»[2].

Петра уже несколько дней преследовали худшие кошмары его прошлой жизни: стрелецкие бунты! Волна ненависти, страха, слепой ярости поднималась из самых темных глубин его характера, его сути. Тот самый мальчик, что прячется под лавкой от бунтовщиков, кровь и падающие тела его родичей по матери, Нарышкиных. И то щемящее чувство нависшей беды, когда Московские полки кричали Софью на царство, а он мчал в Троицу, в одних портках, спасаясь от присланных за ним убийц[3].

Пётр в мрачном настроении прошел со свитой на бак корабля, где кучно стояла толпа арестованных мятежников, человек до ста, не более того. Среди них было и несколько офицеров: два мичмана и лейтенант.

— Почто бунтовали, мрази! Что хотели? — громко и грубо спросил регент. Наступила тишина, кто бы вслушался, сказал бы: «мёртвая тишина». И был бы абсолютно прав. Тут из толпы как-то незаметно вытолкнули одного матросика.

— Мы воевать не пойдем! Неча кровь крестьянскую зазря лить! Государство — это зло! Анархия — мать порядка! — в конце речи матросик дал петуха, так что лозунги у него получились слишком неубедительными.

— Кто таков? — внутренне распаляясь, спросил Пётр.

— Николай Железняков[4] я, матрос первой статьи с «Первозванного».

— Известный анархист. Дважды отправлялся на гаупвахту. Неисправим. — тихо прокомментировал капитан корабля Гадд.