Я – Товарищ Сталин 6 (СИ) - Цуцаев Андрей
На переднем пассажирском сиденье сидел его охранник, лейтенант Рафаэль Кордеро, молодой человек лет двадцати пяти с жёсткими чертами лица и коротко стриженными чёрными волосами. Рафаэль держал на коленях винтовку Mauser, крепко сжимая деревянную ложу, а его глаза внимательно следили за дорогой и склонами, выискивая малейшие признаки опасности. Он был родом из Севильи, из семьи, преданной делу монархии, и его верность Санхурхо была неоспоримой. Рафаэль не раз доказывал свою храбрость в стычках с анархистами, но его молчаливость и угрюмый нрав делали его не самым приятным собеседником. Глубоко посаженные тёмные глаза, словно два уголька, горели под густыми бровями, и он редко улыбался, даже в моменты затишья.
За рулём сидел водитель, Фелипе Агилар, худощавый мужчина лет тридцати с загорелым лицом и редкими усиками, которые он то и дело нервно теребил. Фелипе был гражданским, бывшим механиком из Сарагосы, которого завербовали для работы на националистов из-за его умения чинить всё, что движется. В отличие от Рафаэля, он был болтлив, и его слегка хриплый от курения голос заполнял салон машины, перебивая гул двигателя и скрип подвески. Фелипе любил говорить, даже когда его никто не слушал, и его истории, часто приукрашенные, были единственным, что нарушало напряжённую тишину в машине.
— Генерал, — начал Фелипе, бросая взгляд в зеркало заднего вида, — вы видели эти новые республиканские плакаты в Памплоне? «Единство и свобода» — прямо смех! Они там в Мадриде думают, что могут задурить людям головы, пока их анархисты жгут церкви, а социалисты грабят банки. Я вам говорю, народ уже устал от их болтовни. Вчера в таверне один старик, ветеран марокканской войны, прямо сказал: «Если Франко или вы, генерал, поднимете флаг, я сам возьму вилы и пойду на Мадрид». И он не один такой, поверьте.
Санхурхо хмыкнул, не отрывая взгляда от папки. Его пальцы перестали постукивать, но лицо осталось хмурым. Он потёр виски, пытаясь прогнать усталость, которая наваливалась тяжёлым грузом.
— Народ устал, Фелипе, это верно, — сказал он низким, усталым голосом с лёгкой хрипотцой. — Но не стоит недооценивать республиканцев. У них есть оружие, деньги и поддержка русских. Если мы не выступим быстро, они задавят нас числом. Мола в Памплоне клянётся, что его люди готовы, но я не уверен в Карлистах. Они слишком упрямы, требуют своего короля. А Франко… Франко хитёр, как лис. Он не даст обещаний, пока не увидит, что мы побеждаем. И даже тогда он будет держать нож за спиной.
Рафаэль, не поворачивая головы, буркнул:
— Франко ждёт, пока мы сделаем за него грязную работу. Я слышал, он в Бургосе уже раздаёт приказы, будто он здесь главный. Если мы не объединимся, генерал, нас перережут поодиночке. Я не доверяю ему. Он слишком долго сидит и ждёт, выбирая, с кем быть.
Санхурхо кивнул, его усы слегка дрогнули. Он отложил папку на сиденье и скрестил руки на груди, глядя на пропасть за окном.
— Ты прав, Рафаэль, — сказал он. — Франко играет свою игру, но без него у нас нет шансов. Его связи с немцами и итальянцами — наш козырь. Если Гитлер и Муссолини дадут нам самолёты и танки, мы раздавим Мадрид за месяц. Но для этого мне нужно убедить его, что я — тот, кто поведёт восстание. Не Мола, не Кейпо де Льяно, а я. И это будет непросто. Франко — как шахматист, думает на три хода вперёд, а я… я слишком стар, чтобы ждать.
Фелипе рассмеялся, резко выворачивая руль, чтобы обогнуть глубокую выбоину на дороге. Машина качнулась, и Санхурхо схватился за ручку двери, чтобы не удариться головой. Папка с документами соскользнула с сиденья и упала на пол, но генерал не обратил на это внимания.
— Осторожнее, Фелипе! — рявкнул он, его голос стал резче. — Ты хочешь, чтобы мы все оказались внизу? Эта машина и так дышит на ладан, не хватало ещё, чтобы ты нас угробил.
— Простите, генерал, — Фелипе ухмыльнулся, но его глаза оставались прикованными к дороге. — Эти дороги хуже козьих троп. Камни, выбоины, пыль — я удивлён, что мы вообще едем. Но я знаю, что делаю. Эта Hispano-Suiza — крепкая машина, хоть и старая, как моя бабушка. Я сам её перебрал перед поездкой, всё проверил: двигатель, подвеску, даже тормоза. Мы доедем до Бургоса без проблем, вот увидите.
Рафаэль бросил на Фелипе косой взгляд, его брови сдвинулись.
— Лучше бы ты меньше болтал и больше смотрел на дорогу, — проворчал он. — Если республиканцы устроят засаду, твоя болтовня нас не спасёт.
Фелипе фыркнул, не отрывая рук от руля, его пальцы слегка дрожали от напряжения.
— Засада? Здесь? Да брось, Рафаэль. Эти горы — наша территория. Республиканцы сюда не сунутся. К тому же, кто бы нас выдал? Мы ехали тайно, даже в Памплоне никто не знал, что генерал здесь. Я сам следил, чтобы никто не болтался у машины, пока мы были в гостинице.
Санхурхо нахмурился, его пальцы снова забарабанили по подлокотнику двери. Он наклонился вперёд.
— Не будь так уверен, Фелипе, — сказал он. — У республиканцев везде шпионы. Я не зря всю жизнь в армии — такие вещи чувствуешь нутром. В Памплоне я заметил, что за нами следили. Не знаю, кто, но кто-то был слишком любопытен. Если они знают, что я еду к Франко, они сделают всё, чтобы меня остановить. У них есть мотив и средства.
Рафаэль повернулся к генералу, его лицо стало ещё мрачнее, а рука крепче сжала винтовку.
— Вы думаете, они могли устроить ловушку, генерал? — спросил он низким, напряжённым голосом. — Если так, нам нужно быть готовыми. У меня только Mauser и шесть обойм, но я могу уложить пятерых, прежде чем они подберутся близко. Дайте мне цель, и я не промахнусь.
Санхурхо покачал головой, его усы дрогнули в слабой улыбке.
— Не горячись, Рафаэль. Если они готовят засаду, то это будет не просто пятеро с винтовками. У них могут быть пулемёты, динамит, даже бронемашина, если русские расщедрились. Но я верю в тебя и в Фелипе. Мы прорвёмся. Мы должны. Слишком многое зависит от этой встречи с Франко.
Фелипе снова рассмеялся, но в его голосе чувствовалось напряжение. Он вытер пот со лба рукавом, не отрывая глаз от дороги.
— Бронемашина? Да ну, генерал, вы меня пугаете. Этот Hispano-Suiza — не танк, но я выжму из него всё, что можно. Если что, я знаю пару троп, где нас не найдут. Там, внизу, есть старая пастушья дорога, узкая, но проехать можно. Если республиканцы нас ждут, мы их обхитрим.
Дорога становилась всё круче, повороты — всё опаснее. Солнце поднялось выше, и его лучи били в лобовое стекло, заставляя Фелипе щуриться. Пейзаж вокруг был суровым: голые скалы, редкие сосны, и глубокие овраги. Вдалеке, на горизонте, виднелись зубчатые вершины Сьерра-де-Гуадаррама, их силуэты вырисовывались на фоне бледно-голубого неба. Внизу, в пропасти, река блестела, как серебряная нить.
— Фелипе, расскажи мне что-нибудь, — сказал Санхурхо, пытаясь отвлечься от мрачных мыслей. Он нагнулся, поднял упавшую папку и положил её обратно на сиденье. — Ты же из Сарагосы. Как там народ? Готовы к борьбе?
Фелипе оживился, его пальцы забарабанили по рулю, и он заговорил с энтузиазмом, словно ждал этого вопроса.
— О, генерал, в Сарагосе народ кипит! Я вам рассказывал про моего брата Педро? Он работает на оружейном складе, говорит, что люди готовы хоть завтра брать винтовки и идти на Мадрид. Все устали от этих левых, которые только и делают, что кричат о равенстве, а сами грабят крестьян. В прошлом месяце анархисты сожгли церковь в нашем районе, представляете? Моя мать до сих пор плачет, она каждое воскресенье туда ходила. А сосед, старик Мигель, мне сказал: «Фелипе, если генерал Санхурхо призовёт, я сам возьму дробовик и пойду за ним». И таких, как он, сотни. Но я вам скажу, генерал, как только вы и Франко дадите сигнал, Сарагоса встанет за вами стеной. Это я вам обещаю.
Рафаэль фыркнул, не поворачивая головы, его губы сжались в тонкую линию.
— Болтать ты мастер, Фелипе, — сказал он холодным, резким голосом. — Но если в Сарагосе все такие, как ты, то нам не восстание, а цирк устраивать. Люди говорят, а как доходит до дела, половина разбегается. Я видел это в Севилье: кричат на площадях, а потом прячутся за юбками жён, когда приходят анархисты.
