Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья (СИ) - Хренов Алексей
— Где Белкин⁈
— В кабинете, товарищ Орлов, — отозвался кто-то.
Орлов не церемонился, распахнул дверь и застал Наума Марковича за обычным делом — тот, как всегда, неспешно курил сигару, наблюдая за миром с ленивой усмешкой.
— Приветствую, Александр Михайлович, как съездили? — поднял брови Белкин, заметив гостя.
Орлов раздражённо отмахнулся от вопроса, мол, и так всё понятно, и нетерпеливо приказал рассказать, что нового случилось за время его отсутствия. Слушая неторопливый доклад и качая головой в такт своим мыслям, он в какой-то момент отвлёкся и встрепенулся, только услышав знакомую фамилию.
— Погоди. Устал я за эту дорогу, мозги плохо соображают, задумался. Ну-ка повтори, как фамилия этого лётчика и что там за история?
Белкин не дрогнул, давно привыкнув к такому поведению своего начальника. Он лишь чуть скосил глаза и невозмутимо начал повторять с начала истории.
— Про лётчика, который угнал самолёт у фашистов?
— Именно!
Белкин вытащил сигару изо рта и, разглядывая раскрасневшегося от злости Орлова, стряхнул пепел и неспешно заговорил:
— Морской лётчик, из Картахены, от Кузнецова. Был свободен на Алькале, пока его бомбардировщик ремонтировался. Вызвался подменить заболевшего истребителя, совершил вылет на штурмовку в Авилу. При возвращении был бой с истребителями противника, пошёл на таран итальянца, спасая ведомого. Сам прыгал с парашютом. Потом при возвращении организовал падение двух немецких истребителей из «Кондора». — Тут Белкин усмехнулся, видимо, вспомнив общение с Хреновым. — А потом угнал у немцев трофей — транспортный самолёт «Шторьх». Типа нашего У-2. Новейший, оказывается, я проконсультировался. Испанцы передали его в дар СССР. Передадим Кузнецову для отправки на Родину.
— Герой, получается, по всем статьям. — саркастически высказался Орлов.
Орлов медленно сел и нетерпеливо махнул рукой, прерывая доклад.
— Подтверждения есть?
— Таран — есть, рапорт Казакова с Сото. Двух других — нет, со слов самого лётчика.
Орлов презрительно скривился.
— Очень удобно.
— Как посмотреть, — без эмоций пожал плечами Белкин.
— Допрос его есть? — Александр Михайлович похоже приходил в хорошее расположение духа…
— Конечно. Всё запротоколировано, как и положено. — Белкин был холоден.
— Шифровка в Центр отправлена?
— Да, два дня назад.
— Дай сюда документы.
Белкин без спешки достал бумаги и передал Орлову.
Тот жадно вцепился в копию допроса, пробежал глазами строки, и его рот медленно растянулся в кривую ухмылку. Вот оно. Вот оно! Море материала… Взгляд снова уцепился за знакомую фамилию — Хренов!
Перед глазами тут же всплыл высоковольтный провод и потом сумасшедший удар чем-то в задницу.
«Сука! Общение с женой так и не нормализовалось полностью,» — с ненавистью подумал Орлов.
В его голове уже складывались строки доклада в Центр:
«Самовольно оставил экипаж, читай — воинскую часть, и не известив начальство вылетел за линию фронта на незнакомом самолёте.»
«Допустил потерю самолёта в бою… Нет, лучше просто — бросил боевую технику на вражеской территории.»
«Длительное время находился на территории, занятой врагом.»
«По собственным утверждениям уничтожил вражеский истребитель. Два! А подтверждений нет! Значит, не скромен и привык привирать!»
«Якобы угнал вражеский самолёт… А не завербован ли он? Может, ему поручили дезинформацию! Передать заведомо негодную технику для копирования.»
«Не троцкист ли он? Не агент ли фашистской разведки? Где там сейчас этот Троцкий прячется? В Гондурасе⁈Вот! Лучше, пусть будет — гондурасский шпион! Точно! Гондурасский!»
Орлов почувствовал, как внутри поднимается довольная дрожь.
Какое богатство! Какой простор для фантазии!
Он прямо лучился от предвкушения, представляя, как он аккуратно, методично, по пунктам разваливает жизнь этому нахальному пилоту.
А заодно и его начальнику — Кузнецову.
Орлов щёлкнул пальцами по отчёту, выровнял бумаги, поднял глаза и встретился с пристальным взглядом Белкина.
— Ты же понимаешь, что этот твой якобы герой — огромная проблема?
Белкин не улыбнулся, но в его глазах мелькнула странная искорка.
— Все мы здесь — чьи-то проблемы, товарищ Орлов.
Орлов не обратил внимания на подтекст, он уже представлял, как его доклад отправится в Центр, как закрутится машина, как начнётся расследование…
Вторая половина июня 1937 года. Небо над горной грядой перед Мадридом.
Лёха скептически окинув взглядом набитый салон. Испанец Рауль, жизнерадостный парень со смуглой кожей и белоснежной улыбкой, которая, казалось, не сходила с лица даже в самые напряжённые моменты, спокойно сидел на мешках, набитых динамитом.
— Тебе только сигары не хватает! — пошутил наш временный ночной извозчик.
— А можно? — Рауль потянулся куда себе за спину…
— Нет! Нет! Не вздумай! — с Лёхи разом слетела вся его весёлость.
«Нда уж! Постал Гостподь помощничков, один веселее другого! Главное — не тряхнуть самолёт при посадке», — с мрачным весельем подумал Лёха, — а то устроим новогодний фейерверк в конце июня на радость аборигенам.
Самолёт был нагружен по максимуму и, похоже «Шторьх» чувствовал себя неважно. Лёха, добавляя газ, ощутил, как машина нехотя пошла в разгон, словно вырываясь из липкой паутины земного притяжения. Винт загудел, двигатель натужно зарычал и спустя несколько напряжённых секунд колёса оторвались от земли, и они на пару с Раулем и динамитом начали медленно набирать высоту.
«А ничего ослик-то наш, вполне бодро тащит тележку полную поклажи,» — с лихорадочным весельем подумал пилот табуретки, выжимая из машины всё, что можно.
— Ты бы хоть немного поволновался, что ли! — обернулся к нему Лёха, посмотреть, как там себя чувствует его единственный пассажир.
Позади Рауль, несмотря на опасный груз под задницей, чувствовал себя вполне бодро и даже насвистывал какую-то веселенькую мелодию.
— А зачем! Если рванёт, прилетим прямо к Господу со всей иллюминацией! Волноваться уже поздно будет, amigo! — весело отозвался Рауль.
Лёха не нашёл, что можно возразить по существу на такую точку зрения и сосредоточился на полёте.
Светила полная луна, серебристым светом заливая равнины и холмы. Под ними молочно-серыми пятнами расстилались поля, между которыми извивались тонкие линии дорог. Вдалеке, темнея глухими провалами, угадывались леса и перелески.
На подлёте к аэродрому наш оператор доставки снова дал круг, старательно обходя аэродром франкистов. Там где то стояли патрули, и оставалось надеятся, что никто не заметил летающий в небе силуэт.
Где-то левее, за холмами, спал город Авила, превращенный франкистами в тыловой форпост снабжения окресной группировки.
Выйдя в район высадки, Лёха начал делать плавные круги, стараясь разглядеть пару огоньков, но пока кроме темноты за бортом он ничего не мог увидеть.
Мотор глухо тарахтел, тяжёлый запах горелого бензина уносился прочь от самолётика. Лёха ощущал, как напряжение разливается в воздухе и кабина заполняется опасностью — слишком долго они тут крутятся.
Внезапно по плечу его начал бить Рауль.
— Туда! Разворачивайся! Туда! — испанец махал рукой куда-то в правую сторону от полёта.
Лёха резко развернулся, всматриваясь в темноту.
И тут он увидел их. Два еле заметных красных огонька мерцали внизу, словно глаза какого-то зверя, притаившиеся в ночи.
«Ну наконец-то!» — облегчённо выдохнул пилот, строя заход на посадку.
По сравнению с посадкой на дорогу прошлой ночью, здесь его мотало и трясло, как экскременты человеческой жизнедеятельности в проруби. Зубы клацали, и он мечтал сказать этим двум товарищам всё, что думает об их умственных способностях, раз они смогли найти такую «прекрасную» полосу для посадки.
Лёха яростно работал штурвалом и педалями, пытаясь удержать самолёт на посадочной прямой. Но мелкие кочки и неровности подбрасывали их так, что Рауль, наконец-то перестав улыбаться, перешёл на испанскую ненормативную лексику, отчаянно цепляясь за мешки с динамитом.
