Евгений Токтаев - Орлы над пропастью
В первом ряду римлян дрался их командир, державшийся традиционно, с правого края построения. Аристид легко определил его по пышному красному гребню на шлеме. Похоже, трибун. Его и брать. "Пьяница", большой дока по части драки, вылез вперед и скрестил с ним меч. С первых ударов он понял, что противник ему достался опытный. Не отступая ни на шаг, римлянин искусно отражал удары Аристида щитом и, сделав пару колющих выпадов в ноги, на обратном движении смог достать пирата, подарив ему кровавую полосу на голени. Не обращая внимания на легкую рану, Аристид шагнул вплотную, схватил щит противника за край и, рванув на себя, нанес колючий удар сверху-вниз, целя мечом в плечо. Он собирался лишь ранить и уже предвкушал, как его клинок вспорет плоть врага, но тот, каким-то непостижимым образом извернулся, выпустив щит. Палуба качнулась и Аристид, потеряв равновесие, вцепился в римлянина и прижал его к низкому, доходящему до пояса борту, через который оба опасно перегнулись. Меч Аристид выронил, поэтому ничего не оставалось, как бить кулаком. Трибун, не будь дурак, успел отвернуть голову, подставив под удар нащечник. Аристид взвыл, схватил врага за гребень его шлема, пригибая его голову вниз. Краем глаза трибун увидел, как на борт, к которому они прижались, обрушился чей-то топор. Римлянин, не разобрав, в кого направлен удар, энергично боднул пирата головой в живот, и оба перевалившись через борт, полетели в воду.
Оказавшись в воде, Аристид почувствовал, что в его руках остался шлем трибуна. Он выпустил его и рванулся к поверхности, но, спустя мгновение, в одежду пирата мертвой хваткой вцепился римлянин. Весил он немало. Тонуть никто не собирался и попытки взаимного убийства оба оставили. Вынырнули они возле самого борта аката, все еще сцепленного с гаулом, под парусами уходящим на юг. Бой на палубе гаула продолжался, и всем было не до спасения утопающих.
Прекрасно плававший Аристид немедленно поспешил избавиться от римлянина. Он попытался навалиться сверху, но тот выворачивался, борясь за жизнь изо всех сил. Тогда Аристид просто огрел его кулаком по голове. Римлянин сразу обмяк. Пират хотел было отпихнуть его, но вовремя вспомнил, что это не просто рядовой воин, это командир. Который нужен Эвдору. Трибун потерял сознание, но Аристид придерживал его лицо над поверхностью воды, не давая утонуть. Непростое дело, однако, пират при этом умудрялся изобретать новые проклятия и ругательства, глядя, как акат с гаулом удаляются прочь.
У пиратов дела шли плохо. Попятившиеся было римляне, очень быстро приспособились к непривычным условиям драки и стали одолевать. Эвдор первым понял, что противник не по зубам и прокричал отход. Легко сказать. Возвращение на свой корабль оказалось гораздо более хлопотным делом, нежели молодецкий бросок на гаул. Если бы сцепились борт о борт, еще куда ни шло, а так... Эвдор, Вардан и Залдас пятились по сужающейся к акростолю[85] кормовой палубе, прикрывая отход остальных, и уже начинали мешать друг другу. Пока спасало лишь то, что и римляне не могли выставить против них много бойцов, не могли окружить.
— Уходите! — прорычал Эвдор, отражая удары щитом-лазейоном, малые размеры которого принуждали кормчего к гораздо большей подвижности, по сравнению с римлянами, укрывавшимися за ростовыми щитами.
Залдас не заставил себя уговаривать. Ушедший было в глухую оборону, он парой мощных взмахов своего меча ошеломил одного из четырех противостоящих легионеров, заставил его отшагнуть назад и прикрыть лицо щитом. Лишив на краткие мгновения врага зрения, фракиец швырнул меч, не целясь, в толпившихся позади первой линии бойцов врага, повернулся и двумя стремительными прыжками перелетел на борт "Меланиппы".
— Руби канаты! — прокричал Эвдор, метнул в римлян щит, как дискобол на Играх, вскочил на край борта.
Гундосый перерубил первый канат, из числа связывающих "Меланиппу" с гаулом, взмахнул топором над вторым, но медлил с ударом.
— Руби! — кормчий спиной чувствовал замешательство своих людей.
Вардан сделал удачный длинный выпад, достигший цели. Он остался один на палубе и римляне уже брали его в клещи. Отступая, ликиец взмахнул мечом вправо-вверх — защита в атаке, но в следующий миг его рука, перерубленная выше локтя, все еще сжимающая рукоять меча, отлетела в сторону. Вардан недоуменно посмотрел на обрубок, и казалось, даже не почувствовал вражеский клинок, вонзившийся ему в грудь.
Гундосый опустил топор на последний канат и "Меланиппа" с креном на левый борт отцепилась от гаула. Эвдор рефлекторно, не глядя, отбил выпад, направленный ему в живот и прыгнул из неудобного положения, практически спиной вперед, изворачиваясь в полете, как кошка. В какой-то мере ему повезло: он не разбил себе голову о борт своего собственного судна, угодил в воду. Вслед ему полетели два дротика, но пират счастливо избежал обоих. С борта аката немедленно швырнули конец и кормчий вынырнув, уцепился за него. Рывок — и он уже на палубе, а "Меланиппа" стремительно уходит прочь от неприступного гаула, с борта которого гремит презрительный хохот и брань. Хорошо хоть, стрелы не летят, умелых лучников не оказалось ни у одного из противников.
— Какие потери? — Эвдор огляделся по сторонам. Кроме Вардана, он в суматохе боя видел гибель еще пары товарищей.
— Шестего, — ответил Гундосый, перевязывая дважды раненного Койона.
— И Аристид свалился за борт, — добавил Дракил.
Прищур глаз критянина и похожая на звериный оскал улыбка выдавали плохо скрываемое злорадство: "Ну что, докомандовался?"
— Аристид? — кормчий перегнулся через борт, высматривая товарища, — разворачиваемся!
— Куда? — спросил критянин.
— Аристида подбирать. Не утонул же он. Мех с вином не тонет.
Дракил озадачился проворством, с которым пираты бросились выполнять распоряжения своего неудачливого вожака. Впрочем, он быстро успокоил себя: "Не остыли еще от драки. Чуть позже поговорим. На трезвую голову".
Нет, определенно в одиночку он способен был продержаться на плаву достаточно долгое время или добраться до берега без особых хлопот, но бесчувственный римлянин не способствовал повышению плавучести. Пират не переставая орал, однако, несмотря на то, что "Меланиппа" недолго провисела на хвосте аката, да и заметили Аристида, как он видел, довольно быстро, непредвиденное купание вышло продолжительным.
— Чего так долго? — крикнул Аристид, пытаясь поймать брошенный с аката конец, — я начал скучать. Не подрались еще при дележе-то без меня?
Дракил фыркнул.
— Делить вообще-то нечего. Разве что появился большой выбор мест на скамьях. Их теперь чуточку больше, чем претендентов. Выбирай любую.
Римлянина подняли на борт. Аристид забрался следом. Он очень устал, и у него тряслись колени. Пират привалился спиной к борту.
— Выходит, сильномогучий Эвдор в кои-то веки остался без добычи?
— Выходит так, — критянин чуял запах перемен на борту аката и стремительно греб по ветру, развивая ситуацию. Он не сразу догадался обратить внимание на пленника. Зато догадались другие. А тут Аристид и вовсе испортил всю малину:
— Это дело поправимое. Смотри, сильномогучий, какую я добычу в норку приволок. Целый настоящий римский трибун. Я полагаю, Эвдор, тебе кто-нибудь, вроде этого нужен был? Ну, так, мечты сбываются, Эвдор!
* * *...Шел дождь. Холодный и злой. Частокол тонких, едва различимых нитей, стена из воды от земли до неба, лишающая свободы всякую тварь живую, вынуждая ее искать укрытие, теплую и сухую нору, темницу, которую ни зверь, ни человек не жаждут покидать по своей воле. Дождь не сдается, он терпелив и настойчив. Он барабанит по крыше, стремясь найти себе дорожку, обжечь ледяным прикосновением...
Пес стоял в дверях и, склонив голову чуть набок, смотрел немигающим взором. Квинт завороженно выдерживал его взгляд. Пес не мелок ростом, широк в кости и очень красив. Квинт не побоялся бы поручиться, что один из родителей пса был волком. От другого родителя кобель унаследовал бурый отлив шерсти и уши, не столь острые, как у волков и чуть завалившиеся вперед. Пес изучал Квинта беззвучно, неподвижно, лишь ноздри чуть шевелились, а потом повернулся и потрусил прочь, в дождь.
В дверь вошла женщина. Высокая стройная, она одета в длинную, до пят, белую рубаху и черно-белый, вышитый передник. Прядь темных волос выбилась из-под платка цвета охры. Несмотря на обилие деталей, Квинт никак не мог разглядеть ее лицо: глаза внезапно начали слезиться. Женщина приблизилась, склонилась над Квинтом и произнесла:
— Эй, римлянин?
Почему-то мужским голосом.
— Эй, римлянин?
— Может его водой окатить? Чтобы очухался быстрее?
— Дурак, он же только что целиком в воде болтался.
— И то верно...
