Дженнак неуязвимый - Ахманов Михаил Сергеевич

Она умерла от кровотечения при родах. Хлопотали лекари и повитухи, стараясь спасти ребенка, а Дженнак, беспомощный, стоял на коленях у ложа Ирии, держал ее руку и видел, как она угасает. Но она не жалела ни о чем, она глядела на него и улыбалась.

Вот он, мост из радуги и лучей луны, подумал Дженнак. Каждый взгляд и каждая улыбка делали тот мост прочнее, тянули его над пустыней минувшего, соединяя их сердца. Он знал, что так бывает. Миг потери - миг истины... Ему ли, терявшему столь многих, не помнить об этом!

Ребенок, маленький Джен, умер спустя два месяца. Умер внезапно, на руках кормилицы, и никому об этой смерти сказано не было. Дженнак сам исполнил погребальные обряды, отослал кормилицу в Бритайю, снабдив деньгами, и распустил слух, что младенец отправлен в горы, к целебным источникам. Прах ребенка лег рядом с матерью, а Дженнак затворился в доме и много дней не видел никого, кроме старого слуги, носившего вино и пищу. Горестны были его раздумья. Он размышлял о том, что человек легко привыкает к счастью, а к бедам привыкнуть нельзя; сколько бы они ни повторялись, как бы ни были похожи, каждая беда - удар секиры: бьет, а защититься нечем. Разве что вином... Он пил сок аталийской лозы, но не пьянел, лишь уносился мыслями в Хайан, к дням юности, и казалось ему, что он не один у кувшина с напитком, а будто бы рядом Унгир-Брен, старый аххаль - сидит, усмехается и рассказывает сказки кентиога. И еще чудилось Дженнаку, что если он встанет и войдет в дворцовые покои, то встретятся ему отец Джеданна, и братья Джиллор и Джакарра, и брат Фарасса, которого он перестал ненавидеть, но простить не мог. Так шел он в мыслях по дворцу, шел из чертога в чертог и знал, что в дальнем уголке, в скромном его хогане, ждет Вианна. Он видел, как шевелятся ее губы, и слышал слетавшую с уст мольбу: возьми меня с собой, любимый! Ты - владыка над людьми, и никто не подымет голос против твоего желания... Возьми меня с собой! Подумай - кто шепнет тебе слова любви? Кто будет стеречь твой сон? Кто исцелит твои раны? Кто убережет от предательства?

Эта мольба повторялась и повторялась, и в какой-то момент Дженнак подумал, не идет ли он дорогой прошлого, к болезни кинну, что случилась с ним сто лет назад. Но аххаль Чиграда утверждал, что признаки недуга - помутнение рассудка и физическая немощь, да и Дженнаку были знакомы эти симптомы. Сейчас он такого не замечал, но, вспомнив про Чиграду и Глас Грома, вспомнил и свое видение, юную девушку с золотистобледной кожей и зелеными глазами. Даже не погружаясь в транс, Дженнак ощущал, что она теперь гораздо ближе, не за хребтами времени, а, возможно, за небольшим пригорком в восемь-десять лет. Это чувство пьянило сильнее вина. Он отодвинул кувшин с напитком, встал и впервые за много дней вышел в сад. На следующее утро велел седлать коня и поехал к почтенному Джуме за новостями.

Главная новость пришла из Сайберна, где поднялись дейхолы и изломщнки. В аситских хрониках этот бунт упоминался как нападение воров и разбойников, но росковиты назвали его иначе: Первый Мятеж. Первый, потому что будут другие, понял Дженнак и возобновил поездки в Роскву. Восстание в Сайберне было подавлено, аситы сожгли более ста деревень, перерезали тысячи мирных жителей, но немирные им отплатили: потери убитыми в пехоте и коннице были огромны, а расходы на войну - чудовищны. Что до вспомогательных частей из китанов, те просто разбежались - не из страха перед излом- щиками, а не желая с ними воевать. Но, несмотря на жертвы и расходы, империя добилась своего, утвердившись в Сайберне: в Удей-Уле воздвигли новые укрепления, на байхольском острове встала цитадель с солидным гарнизоном, рельс одноко- лесника проложили до Айрала и рядом с ним тянулись провода эммелосвязи. То было новейшее изобретение, и уже ходили слухи, что Асатл готов договориться с Одиссаром о прокладке кабеля по дну Бескрайних Вод, чтобы соединить Эйпонну с Риканной и Азайей.

В 1813 году Тракт Вечерней Зари, огромная трансконтинентальная дорога, пролегла от Шанхо до Росквы и дальше на запад до Иберы, по мостам через Днапр и другие риканские реки, по равнинам, лесам и горам, сквозь пробитые в скалах тоннели. Дженнак решил, что наступило время отправить сына иа учение в Долан, средоточие всякой премудрости. Но в Ханае юный Джен не появился, хотя распространителям слухов казалось, что вроде бы сели отец с сыном в особый вагон одноколесника, роскошью напоминающий дворец. Об этом сообщили в печатных листах и добавили, что почтенный Та-Кем Джакарра доехал с сыном до Сериди, где посадил его на судно - разумеется, с подобающей свитой телохранителей и слуг.

Через три года Ханай взволновала другая новость, на этот раз печальная: тар Джакарра решил навестить сына в Юкате, но его корабль столкнулся у берегов Ка’гри с плавучей ледяной горой, да так неудачно, что не нашлось ни выживших, ни |гел, ни обломков. Разумеется, Дженнак исчез и, сменив имя и внешность, странствовал по миру десять лет, проехал из конца в конец по Тракту Вечерней Зари, осмотрел Сейлу, Шанхо и другие города Киганы, пересек Пустыню Черных Песков, перебрался через Небесные Горы, что высятся за ней, с полгода [блуждал в дебрях Хинга и поучаствовал в войне с бихара под видом взломщика Гривы. Это очередное вторжение Асатла [случилось в 1820 году и кончилось, как предыдущие, печально: |вошли в пустыню тридцать тысяч всадников, а вышли шесть, да и те большей частью изломщики.

Шло время, и настал срок Джену Джакарре вернуться из Юкаты. Он был персоной более важной, чем несчастливо погибший Та-Кем, ибо унаследовал от матери не только земли и дворцы, но также каплю благородной арсоланской крови и близость к семье местных владык. Правда, лицом, повадкой и статью Джен походил не на мать, а на отца: черты скорее суровые, чем мягкие, глаза зеленые, взор властный, совсем не такой, как у лани. Сходство было замечено всеми, но удивления не вызвало; говорили только, что молодой Джакарра выглядит старше своих девятнадцати лет.

Водворившись в фамильной усадьбе, Джен, спустя несколько дней, представился Протектору, был обласкан и осыпан милостями. Затем нанес визит другому родичу, Аполло Джуме, главе Банкирского Дома «Великий Арсолан», который ввел его в права наследства. Все это заняло время; к тому же полагалось молодому Джакарре устроить приемы, пиры и другие развлечения, принять гостей из знатных семейств, поухаживать за девицами и выбрать среди них даму сердца - с надеждой на возможное замужество. Все это было исполнено Дженнаком. Он также посетил Норгхольм, Лондах и Сериди, где поклонился могилам Чоллы и Джемина. Их прах хранили два саргофага из литого серебра, а рядом стоял еще один, и надпись извещала, что праха в нем нет, а только дух Великого Сахема и то, что от него осталось: свиток с письменами. Тело же пресветлого Дженнака где-то в ледяных пещерах Юга или Севера, где пожелалось ему закончить жизнь, славную множеством подвигов. Прочитал это Дженнак, усмехнулся и сел на корабль, плывущий в Ханай.

Но там он не остался. Утвердившись в новом своем имени, передал Аполло Джуме список распоряжений, нанес прощальный визит Протектору и уехал в Шанхо. Джума со своими компаньонами, их управители и накомы, могли присмотреть за Риканной, Россайнелом, Ближним и Дальним Лизиром, но Шанхо и Китана были очень далеко. Там нужен свой глаз, решил Дженнак. Свой глаз и твердая рука.

* * *

Бихара, 1820 год от Пришествия Оримби Мооль

Ро Невара, батаб-шу тысячи тасситских всадников, с ненавистью уставился на солнце. Светлый Арсолан, владыка, ты ли это? Не может такого быть! Даже в Саграх Перешейка, что лежат вблизи экватора, даже в Дельте Матери Вод зной не так жесток и губителен! Ясно, почему: в Дельте и на Перешейке земля утопает в зелени, там много воды и есть где укрыться от гнева небес... А здесь, в проклятой Бихаре, безводье, камни, солончаки да песок, а еще колючие кусты, верблюжий корм! Не для людей это место, для демонов... Какой человек здесь выживет!