Дженнак неуязвимый - Ахманов Михаил Сергеевич

Устроившись в Ханае, в собственном доме на берегу залива, Дженнак призвал почтенного Раффа Джуму, правнука первого Джумы, хранителя своих богатств. Раффа явился с сыном Аполло, юношей редких талантов - тот обладал отменной памятью и мог перемножать в уме трехзначные числа. Склонились они перед светлым сахемом, развернули свитки, раскрыли счетные книги, но Дженнак заглядывать в них не пожелал, а сделал несколько распоряжений. Велел он устроить верфи в Бритайе, Ибере и Эллине, но собирать не торговые драммары, а боевые корабли с броней и дальнобойными метателями. То было новое орудие войны, и Дженнак понимал, что броненосцы будут становиться все больше и мощнее, что парусный флот. уходит в прошлое, ибо не устоять ему против снарядов и стальных чудовищ. Еще приказал он заложить особую воздухолетную верфь, так как воздушные суда становились с каждым годом все надежнее, разместить в Норелге и вдоль россайнских границ арсеналы и лагеря с вооруженными людьми и сделать то же в Эллине - с тем расчетом, чтобы войска и корабли могли отправиться на север, в Россайнел, или на юг, в Нефати и страну бихара. Были и другие распоряжения, о числе судов и воинов, и накомах, что возглавят их, и о том, как вести дела с Протекторами, в чьих землях будут лагеря и арсеналы. Выслушав его, Раффа Джума поклонился и заметил, что Банкирский Дом «Великий Арсолан» оперирует финансами, а если сахем решил готовиться к войне, нужно втрое увеличить штат, набрать людей военных, батабов и цолкинов, а также умельцев-оружейников. Набирай, сказал Дженнак, ищи их в Лизире, Эйпонне и Риканне, и пусть те люди будут лучшими.

Затем он отправился в Роскву. В ближайшие годы он посетил столицу Россайнела не раз и не два, ибо сошлись в этом городе все острые углы Азайи, обещавшие колоть сильнее, чем борьба с разбойными номадами. За минувший век тысячи подданных империи переселились в Роскву, и были среди них атлийцы и выходцы с Западного Побережья, с Перешейка и прочих имперских владений. Были даже тасситы, хотя и в небольшом числе. Ехали за море в поисках богатства и обрели его, а заодно смешались с россайнской знатью, и теперь любой из них числил в предках пришельцев и местных владык. Встречались среди них смуглые и белолицые, с темными и светлыми глазами, и у одних мужчин росла борода, а у других торчали на подбородке три волосинки. Но, несмотря на эти различия, были они единым народом, ощущали свою общность, свою непохожесть на прочих россайнов, а потому звались по столичному городу - росковитами. Крупные негоцианты и промышленники, опытные мастера, умельцы, искавшие знаний, служители веры и просветители, многие военные — все они были из росковитов. И, как любой народ - или вершина россайнского народа, сознающая свою многочисленность и силу, обзавелись они политиками и вождями, а с началом нового века - и своим Очагом. Очаг был тайным, мятежным, ибо аситы, правившие в Россайнеле, его не признавали, и тем, кто склонялся к бунту и умыслу против сагамора, грозил бассейн с кайманами.

Неприятная перспектива! Однако наместник Росквы и его советники про бассейн вспоминали редко и старались Мятежный Очаг не раздражать. Было много способов, чтобы сгладить острые углы без кайманов - тем более, что зубастые твари постоянно дохли в суровом россайском климате. В эти времена вдоль Тракта Вечерней Зари тянули линию одноколесника, новой дороги через весь континент, и значит, можно было давать подряды на строительство. В горах Айрала и в Западном Сайберне открывались рудные жилы, месторождения соли, ценного камня, угля и самоцветов; добычу этих сокровищ можно было поручить росковитам - конечно, взимая налог в пользу властей. За счет казны прокладывались дороги, возводились крепости и станции эммелосвязи - то был еще один способ умиротворения росковитов. Кого-то из них ставили наместниками в небольших городах, брали в войско, отсылали на границы с Хингом и Бихарой, где служить считалось честью. Еще им дозволялось содержать торговые дворы и кабаки, мастерские, школы и даже строить храмы - и в Роскве, заботой местных богачей, поднялся Храм Мейтассы или, по-россайнски, Благого Тассилия.

И все же росковиты бунтовали. Мало им было подрядов и денег, выгодной торговли и почетной службы, мало кабаков и храмов, мало милостей наместника, так как жаждали они иного - воли и власти над своей землей. Сказано в Книге Повседневного: чем богаче человек, тем длиннее его рука. Росковиты были богаты, и руки их доставали до Айрала и Сайберна, до Пустыни Черных Песков и джунглей Хинга, до Китаны и острова Ама-То. В разных местах и в разные годы полыхали мятежи, рушились стены крепостей, горели плантации тоаче, и если раньше были у восставших копья и ножи, то со временем обзаводились они карабинами и громовыми шарами. С чьих щедрот? Для Дженнака это не было секретом. Он знал, что карабин много дороже клинка и нуждается не в точильном камне, а в боеприпасах, которые в лесу не растут. Знал он и другое: пришла пора, чтобы руки Росквы встретились с его руками.

Пять лет он ездил в Россайнел, на север, в страну снегов, и возвращался в Ханай, в город, что нежился у волн лазурного моря. Ханай был так не похож на Роскву! Скорее, на родной Хайан... Теплые края, где зреют винная лоза и фрукты двадцати сортов, где не нужны меха и шерстяные одежды, где лето - восемь месяцев в году, а в остальное время дует свежий ветер и падают светлые дожди... Края теплые, но дом его оставался холодным. Были в нем верные слуги, были красивые служанки, но хозяйки не было. И все чаще приходили к Дженнаку сквозь Чак Мооль то Вианна, то Заренка, глядели на него с жалостью и шептали, что сохнут травы без воды, а сердце без любви каменеет. И было это истиной.

Ирию он встретил на празднестве во дворце Протектора. Ханайская знать любила веселиться; танцы, музыка, пиры и карнавалы не прекращались целый год, по временам сменяясь морскими прогулками, охотой на кабанов и оленей, соревнованиями колесничих и отдыхом у целебных источников в предгорьях. Возможно, в тот день Ирия впервые надела взрослое платье, серебряный пояс и украшения - ведь ей исполнилось пятнадцать лет! Должно быть, впервые она танцевала в роскошных залах дворца под звуки музыки, то плавной, как скольжение волны, то стремительной, как горный водопад. Наверное, в тот день она впервые пригубила напиток из лозы и услыхала слова поклонников, шептавших, что она прекрасна, что у нее взор лани, а волосы - темный шелк, сорванный с неба ночным зефиром. Должно быть, наверное, возможно... Это предположения, а определенным было то, что она повстречала Дженнака. Миг, равный вздоху, и другие мужчины исчезли - просто перестали существовать!

В этой девочке горел огонь. Она была из семьи Арноло, близкой к роду Протекторов; единственная дочь, наследница владений в Атали, на Синциле и Сарде, множества дворцов и замков, даже целого города Венции, что вырос в ее землях и уже соперничал с Ханаем. Она была образованна, умна, очень красива и очень упряма. Она всегда получала то, чего ей хотелось.

Мог ли Дженнак ее полюбить? В юности - возможно... В те давние годы, когда еще не знал Вианну, когда любовь прекрасной юной девушки не остается без ответа, когда взрослеющие тело и душа желают новых чувств, так не похожих на те, что связывают с сестрами и братьями, с родителями и друзьями... Да, будь ему шестнадцать лет — или даже восемнадцать! - он полюбил бы Ирию! Но их разделяли три столетия, прожитых Дженнаком, и были они как бесплодная пустыня, которую не перейти, не одолеть. Иногда он глядел на Ирию и думал: вот чудный мотылек, порхающий в ветре времен... дунет ветер посильнее, и ее не будет. А еще вспоминал Заренку и удивлялся - ведь и там была пустыня! Тоже пустыня, пусть шириной не в три, а в два столетия, но все же явился над нею мост из лунных лучей! И по этому мосту пришла к нему Заренка...

Не всегда мосты наводятся сразу, решил Дженнак. Пора, пора покончить с одиночеством и расстелить шелка любви! С такими мыслями он растворил двери дома и души перед молодой хозяйкой. Они прожили год. Его супруга была счастлива, носила дитя и готовилась к разрешению от бремени. В потомстве ее семью преследовали беды: мать родила девятерых, но выжила лишь Ирия, младшая дочь, остальные погибли в младенчестве от сердечного недуга. Объяснить это не могли лучшие нефатские целители — пожимали плечами да ссылались на волю богов. Но Ирия считала, что боги к ней благосклонны. Как же иначе! Ведь они послали ей любимого супруга и скорую беременность!