Дженнак неуязвимый - Ахманов Михаил Сергеевич

Воины загоготали.

   - Кто боится звона клинков, сражается языком, - произнес атаман, и Невара вздрогнул - то была пословица Сеннама. - Я, предводитель изломщиков, приехал, чтобы биться с тобой. Ты справишься с аситами легко, но за моих людей заплатишь кровью. Двое-трое за одного! Но если ты меня одолеешь, они подставят горло под твой нож. Ну, а случись моя победа, мы уйдем. Все уйдем, с оружием и без ущерба жизни и чести. Согласен?

Ибара пошарил за спиной, нащупал меч в изогнутых, богато украшенных ножнах и положил его на колени. Потом уставился на сотника немигающим взглядом.

   - Я согласен. Но ты приехал не в одиночестве. Кто с тобой?

   - Благородный воин, командир аситов.

   - Он молод, а ты стар, он силен, а ты слаб. Я буду драться с ним. Что рубить трухлявое полено! На твоем лице больше морщин, чем барханов в пустыне!

   - На моем лице больше шрамов, чем морщин, - ответил Грива. - Вижу, ты, жалкое отродье Ахраэля, шрамы разглядел, и потому боишься сразиться со мной!

Щеки Ибары побагровели. Он поднялся, обнажил кривой клинок, взмахнул им и прошипел:

   - Коня! И приготовьте мешок! - Вождь повернулся к Гриве. - Ты потеряешь уши, руки й ноги, а тело я суну в мешок и прикажу подвесить его на копьях. Ты будешь долго умирать, дряхлая развалина!

   - Торопливый койот бегает с пустым брюхом, - пробормотал изломщик, и Невара опять изумился: то была одиссарская пословица. В Сайберне койоты точно не водились.

Противники сели в седла. У Ибары был могучий черный жеребец, на две ладони выше кобылки атамана. Конь с пламенем в крови! Мышцы играли под гладкой шкурой, из-под копыт летел песок, на крупе мог разлечься ягуар... Поглядев на лошадь и всадника, Невара дернул атамана за рукав и прошептал:

   - Клянусь Священными Книгами! Он тебя стопчет, старый глупец!

   - Все в руках Шестерых, батаб, - промолвил Грива, обнажая тяжелый палаш.

Разъехавшись шагов на двести, всадники повернули лошадей. Склоны ближних песчаных гор были усеяны воинами, и Невара понял, что их не восемьсот, как предполагалось, а больше тысячи. За его спиной стояли трое с лицами коршунов, стерегли каждое движение; в складках их широких одеяний прятались кривые ножи. Чувство обреченности охватило Невару; он представлял, как сейчас изрубят сотника, а с него, должно быть, снимут кожу или, как уже обещалось, вскроют живот и намотают кишки на кувшин. Впрочем, смерть его не пугала; страшнее казалась мысль, что к нему, светлорожденному из рода Оро, смерть придет в обличье унизительном и мерзком.

Кто-то выпалил из карабина, и всадники помчались навстречу друг другу. Вождь номадов не собирался фехтовать сидя в седле, рубить и колоть на скаку, уклоняться от вражеских ударов, являя чудеса силы и ловкости. Он поступил по-другому: направил коня прямо на лошадь изломщика. Огромный жеребец врезался в нее, ударил грудью, свалил на землю; Ибара, свесившись с седла, испустил победный вопль, и над атаманом сверкнуло изогнутое лезвие.

На пару вздохов Гриву скрыла туча песка, поднятого копытами. Потом раздался глухой лязг, клинок бихара отлетел в сторону, кто-то пронзительно вскрикнул, мелькнули копыта вороного - конь мчался вперед, но уже без всадника. Через мгновение пыль осела. Ибара лежал на спине, а сотник, ухватив палаш правой рукой, левой сжимал его горло и давил на ребра коленом. Непонятно, как это случилось, но дела Ибары были плохи: он извивался на песке, пытался сбросить руку изломщика, но не мог ее сдвинуть даже на палец. В мертвой тишине слышались только хриплое дыхание да шелест песка; то и другое делалось тише и тише, пока не исчез последний звук.

Грива разжал пальцы, выпрямился и сунул палаш в ножны. Его лошадка уже была на ногах; шагнув к хозяину, она ткнулась мордой ему в шею. Атаман неторопливо забрался в седло, оглядел застывших бихара и вытянул руку к их вождю.

- Он жив. Я могу его придушить или зарезать, могу отрубить ему уши или выпустить кишки. Но я этого не сделаю, если будет выполнен наш уговор. Тот же из вас, кто не желает исполнить обещанное, кто горит враждой, пусть садится на коня, встанет напротив и поднимет меч. И пусть рассудят нас ваши боги, боги пустыни, светлый Митраэль и темный Ахраэль!

Ни один из номадов не шевельнулся. Их вождь захрипел, заворочался на песке, подтверждая слова изломщика: не придушили его, не зарезали, оставили в живых. Потом Ибара приподнялся, поглядел на атамана выпученными глазами и, будто прогоняя жуткое привидение, махнул рукой.

   - Поехали, батаб. Здесь нам больше делать нечего, - произнес Грива.

Они направились к лагерю. Позади все еще царила тишина - ни звона оружия, ни воинственных выкриков.

   - Ты сильно рисковал, - молвил Невара и почти не удивился, услышав еще одну одиссарскую пословицу:

   - Лучше умереть расколотым нефритом, чем жить куском угля. - Сотник помолчал и добавил: - Такое со мной уже было. В другом месте, давно... Знал бы ты, батаб, с кем я сражался!

   - С кем? - спросил Невара, но ответом было молчание.

Их не преследовали, и через девять дней аситы и изломщики без помех добрались до пограничной цитадели. Спасение отряда в четыре сотни конных бойцов было большой заслугой, приписанной, разумеется, батабу-шу. Когда Невара отдохнул и смог глядеть на воду не облизывая губ, его вызвали в Чилат-Дженьел, ко двору сагамора, и великий владыка вручил ему секиру с двумя перьями. Но в армию Невара не вернулся - его назначили в тайный корпус Надзирающих.

* * *

Страна Гор, 1828 год от Пришествия Оримби Мооль

Орх и Че Чантар стояли перед дверью Запечатанного Хранилища. Собственно, то была не дверь, а плита из блестящего металла, несокрушимая точно скалы, под которыми прятался лабиринт Шамбары. Но они знали, как ее открыть.

   - Ты уверен? - спросил сеннамит.

   - Да, - ответил арсоланец. - Возможно, придется подождать - год, два или целое десятилетие... Но мы должны быть готовы. Там, - он прикоснулся к гладкой металлической поверхности, ~ скрыто нечто важное. Нечто такое, что позволит нам влиять на события в мире, в любом его уголке от льдов Эйпонны до Дальнего материка. Может быть, не сейчас, но со временем.

   - Я тебе верю, сагамор, - сказал Орх. - Открываем!

Они сосредоточились. Они не знали, какие устройства воспринимают их ментальные сигналы, но результат был налицо: с тихим шелестом дверь отъехала в сторону и скрылась в стене. Чантар и Орх вошли.

   - Ну, что ты об этом думаешь? - спросил сеннамит спустя время, равное пятой части всплеска.

Чантар внимательно огляделся. Камера была невелика, десять шагов в длину, восемь в ширину, и почти пуста: на одной из стен - впечатанная в металл подробная карта с изображением материков и океанов, из другой торчит ребристый шарик на гибком стержне. За картой виднелась еще одна дверь, такая же массивная, как первая. Потолок светился, создавая иллюзию затянутого облаками неба.

   - Полагаю, это устройство связи, - наконец произнес Че Чантар.

   - Почему ты так решил?

Арсоланец пожал плечами.

   - Не могу сказать. Какое-то чувство внутренней убежденности... Знаешь, Орх, бывает так: что-то шевелится в листве, ты не видишь это существо, но уверен: это белка, а не птица.

   - Белка, птица... — пробормотал сеннамит. - Для твоего ощущения есть другая причина, более веская. Мир становится сложнее, события в нем идут быстрее, и мы уже не способны влиять на них с должной скоростью. Отсюда вопрос: в чем мы нуждаемся больше всего?

   - Ты прав, клянусь благоволением Мейтассы! Нам нужна связь! Не сокола и не Бесшумные Барабаны, которых здесь нет, а что-то другое, что-то надежное и быстрое, как солнечный луч!

   - Связь без проводов, - уточнил Орх. - Возможно, ее пока не придумали, но я с тобой согласен - это дело нескольких лет. Мы должны быть готовы. - Он медленно обвел камеру взглядом. - Здесь нет ничего, что можно нажать или повернуть... Как же пользоваться этим устройством?