Помещик (СИ) - Шерр Михаил

— Ишь-ты, молодец какой, углядел секрет. А другим говорил?

— А кому тут говорить? — старик развел руками. — Степаниде сказал, а другим без пользы. Может быть только Сидору еще надо сказать. Ведь для этого, барин, зерна должно быть достаточно.

«Да, не дурак дед, — подумал я. — Зрит в корень. Сейчас наверняка опять услышу про какие-нибудь художества этой подлой твари, обиравшей меня».

— Управляющий был такая пройдоха, поискать еще надо. Сначала землицы было маловато, иной раз концы с концами еле сводили. Когда лет пять назад неурожай был, нас голод тоже не обошел. Даже народ умирал. Он когда барскую скотину раздал, то и землицы подкинул. Ну тут вроде бы должно зерна побольше быть. Так ведь прошлый год опять неурожай был, — последние слова старик не сказал, а громко выкрикнул и отвернулся.

Мне показалось, что на глазах у него навернулись слезы.

— У меня, да у Степаниды, деньжат немного водится. Мы с ней можем в той же Калуге и подкупить если что. А больше ни кто так не может. Так что, кому говорить-то тут, барин? Голода прошлый год не было, но и сытости особой не видели.

— А в этом году как? — спросил я.

Староста Сидор утверждает, что скорее всего зерна будут даже излишки, немного правда. Но новосёловское мнение наверное мне будет интереснее.

— Сидор еще когда господский клин убирали сказал, что с зерном будем если по уму убрать, а не по дурости, — старик Новосёлов хотел добавить что-то солёное, но промолчал и перекрестился.

— Господь нам погоду дал, — продолжил он, — и народ хорошо послушался Сидора и своё всем миром убирали. Я сначала ему не поверил, а как всё в снопах под крышей оказалось, то сказал всем, что староста прав. Голода, барин, в этом годе у нас точно не будет и кое-что продать даже можно будет или вот.

Старик Новосёлов показал на своих упитанных хрюшек, которые наглядно демонстрировали разумность их хорошего кормления.

— Я, барин, считаю нам выгоднее хорошо свиней кормить. Мясом выгоды больше, чем зерно продавать. Тут риск какой?

Старик вопросительно посмотрел на меня, понимаю ли я о чем идет речь. Я в ответ засмеялся.

— Риски, Тимофей Ильич, в любом деле есть. Например, падеж. Или как говорится, не в коня корм, её кормишь, а она все в навоз спускает. Да много еще чего может быть.

— Правильно, барин. Но вот мою обувь и сыновей все хвалят. Говорят сносу ей нету. Хотя мы берем дороже других, но у нас очередь. А другой сапожник целями днями мух ловит. Так и в этом деле. За свиньей надо уметь ухаживать и видеть, что из каждой получится.

— А ты их, что насквозь видишь? — усмехнулся я.

— А тут, барин, ума большого не надо. Просто смотри на них чаще, да примечай кое-что. Сколько каждая матка приплода дает, какой он, как сосут. Грамотным надо быть и записывать все это, потом записать сколько тянет каждая туша при забое, — старик начал перечислять азы селекционной работы. — А самое главное любить скотину надо. Я еще мальцом был, так любил больше в хлеву мамке помогать, чем полкать без толку. А сапожное дело у нас в роду еще от древности наверное идет. Но мне больше хрюшки по душе были. Да с моими дедами да батяней было не поспоришь. Дашка у них неделями сидеть бы не могла. Это только я её кобылицу балую.

Чего, чего, а такой тирады ни по смыслу, ни по длительности, ни по складности от простого крестьянина я не ожидал.

Чтобы скрыть свое смущение и удивления, я сделал шаг в сторону станка, где лежала свиноматка, которая похоже только что опоросилась.

Дюжина поросят усердно сосали мамашу, она от этого тихонько похрюкивала, не обращая внимания на меня и хозяина. Я заметил, что еще пара задних сосков была свободна, а один хитрец пару раз на моих глазах менял сосок.

— Ишь, ты хитрец. Думаю, он, барин, будет покрупнее других, когда отнимать будем. Так вот, барин, мой сказ такой. У меня свиньи в деревне самые крупные. И у некоторых мяса больше бывает больше, чем сала.

— А зачем ты, Тимофей Ильич, все это мне рассказал? — я вопросительно посмотрел на старика.

Он прищурился и хитро улыбнулся.

— Сорока на хвосте принесла, что наш барин хочет свою скотину завести и интересуется что у кого есть. Мои свиньи дюже хороши, вот думаю барин глядишь и моих приглядит для себя.

— А тебе то какой резон в этом? — удивился я.

— Так у меня, барин, родни в деревни сколько. Я же не могу всех за так и почти даром обувать. А будет барин богатеть, глядишь и мужику что-то перепадет. Родитель ваш, Егор Петрович, да и дед тоже, когда в силе были, мужика не обижали и всегда делились своим богатством. Это супостаты подкосили имение, потом батюшка ваш болеть стали. А уж когда этот пришел…

Старик махнул рукой и опять отвернулся.

— Порадовал ты меня, Тимофей Ильич, порадовал. А скажи-ка мне вот что. А вес какой твоих свиней перед забоем бывает. Ты ведь наверняка взвешиваешь.

— Живую свинью, когда она уже взрослая, взвесить трудновато, поэтому редко это делаем. В основном на глаз определяю. Пудов по шесть бывает, иногда семь. Меньше редко. А после забоя все до кусочка взвешиваем. Пять пудов это хорошо, меньше плоховато, а уж четыре ни куда не годиться.

— Хорошо. Ты мне, когда попрошу, на племя троечку свинок отбери от самых продуктивных самок, и чтобы помясистей. И хрячка, а то и парочку. От них тоже многое что зависит.

— Знамо дело, барин. От плохого хряка хорошего приплода не жди. Какая бы там у тебя свиноматка не была. Хряк это полдела, — старик Новосёлов явно был доволен беседой с барином.

Мне даже показалось, что он немного распрямился.

— Не буду тебя, Тимофей Ильич, учить, ты в этом деле, как я погляжу, специалист хороший, — не знаю в ходу ли сейчас слова племя, продуктивность и специалист, но мой собеседник похоже меня отлично понял.

— Все сделаю, барин, в самом лучшем виде. Только лучше свиноматок штуки четыре взять, если два хрячка брать.

— Так ты меня разоришь своей племенной скотиной, — засмеялся я. — Ладно потом, ближе к делу решим. Ты мне вот еще что скажи. Степаниду говоришь колдуньей некоторые кличут, а тебя колдуном не зовут.

Тимофей Ильич весело засмеялся.

— Кликали, барин, её колдуньей. Да сейчас язычки прикусили. У Василия знаешь кулаки какие, да и кузнец он от бога. У нас во всей округи таких больше нет, бают даже калужским с ним тягаться тяжко. А у колдуна очередь на сапоги, вдруг обидится, что тогда?

«А что тогда? — подумал я. — Босиком ходить придется».

— Ведь зубоскалить и поганый язык распускать можно только когда сдачи не получают. Вот Серафима с его Настеной обижали когда они сиротствовали с одной бабкой на двоих, а как года два в силу вошел, так языки прижали. А Сидору, старосте, еще недавно некоторые остряки могли в лицо шуточки отпускать. А как Манька с пацанов на мужиков перешла, так теперь все боятся.

— А что она и с мужиками может подраться? — поразился я.

— Она за деда на кого угодно бросится. Зимой как-то вилы схватила и на управляющего пошла. Он потом их избу стороной обходил. Если что надо было через соседей передавал.

От Новосёловых я ходил под большим впечатлением от разговора с их большаком.

Похоже основу моего будущего племенного хозяйства составят местные породы: новоселовские свиньи и точно телочки от Степаниды.

«Самая продуктивная корова у неё скорее всего стельная, надо на эту тему срочно переговорить», — подумал я, когда вернулся к себе.

Настроение у меня было отличное, еще бы такой удачи от похода в деревню я ни как не ожидал. Конечно я понимал, что возможно это просто какое-то невероятное везение. И на тебе суперсвиньи в деревне, да еще в семье каких-то крутых сапожников, и суперкорова, опять же в довесок к кузнецу золотые руки.

Хотя если хорошо подумать, то ничего тут странного нет и все очень закономерно.

В каждой деревне и каждом селе всегда были, есть и будут хотя бы процента два-три тех, кто живет лучше других своим честным трудом и умом.

Когда начальство, а сейчас баре, просто твари, этих людей не видно. Они в силу своего ума маскируются так, что никакая спецслужба их не разоблачит.