Герои Аустерлица (СИ) - Ангелов Августин
Три десятка наших кавалеристов против сотни вражеских. Причем, все наши в грязных и порванных мундирах без головных уборов, уставшие после работ по строительству засеки, да на крестьянских лошадях, необученных бою. Я смотрел на происходящее с замиранием сердца, боясь, что драгуны погибнут зря. Тем не менее, их неожиданное появление явно смешало планы противника. Ведь французские гусары не подозревали о наличии у нас в резерве конных бойцов.
Вооруженные трофейными пистолетами, которые я вывез из Гельфа, отобрав их у солдат Годэна и у поверженных фуражиров, драгуны дали залп по противнику с очень близкого расстояния, а затем тут же пустили в ход сабли. Холодное оружие в хорошем состоянии я из замка Иржины тоже забрал, подумав, что вполне может пригодиться в здешних условиях. Вот оно и пригодилось. Драгуны, как выяснилось, владели саблями мастерски, уверенно врубившись в ряды неприятеля, чем, конечно, вызвали замешательство среди наполеоновских гусар. Впрочем, эти усачи в медвежьих шапках были отнюдь не робкими. Каждый из них считал себя бравым воякой. Потому гусары не дрогнули, лишь быстро развернули своих коней для противодействия атаке наших кавалеристов. Вот только, это обстоятельство дало достаточно времени моим пехотинцам, чтобы перезарядить ружья.
Глава 32
Наши драгуны отсекли от гусарского эскадрона и связали боем большую часть всадников, прорвавшихся в брешь засеки. Но передний неприятельский взвод все-таки лихо подскакал вплотную к дровяным фургонам. Вот только лихим всадникам пришлось остановиться перед этим препятствием, перегородившим узкий проезд между лесом и изгородью, сделанной из поваленных деревьев. Остановившись перед фургонами, шеф французского эскадрона с красным султаном на шапке приказал спешиться одному из отделений для того, чтобы оттащить эти телеги, набитые дровами, в сторону.
Два других отделения французский офицер двинул в лес, надеясь быстро обойти препятствие. Но, он не учел, что в том месте за елками находился бурелом, через который лошади не могли перепрыгнуть, как они не могли до этого перепрыгивать через засеку. Более того, на краю леса, скрытая за разлапистыми елями, сидела засада из тех двух десятков драгун, которым не досталось более или менее выносливых лошадей, не растерявших силы в дороге и хоть как-то пригодных для ратных дел. И все драгуны, сидящие в засаде, держали в руках заряженное оружие. Кто-то пистолет, а кто-то и ружье.
Потому французским гусарам, напоровшимся на наших драгун возле бурелома, не поздоровилось. Ведь расстояние, с которого пешие драгуны дали залп по вражеским всадникам, пытавшимся въехать в лес, не позволяло сильно промахиваться. И шеф эскадрона, сразу потеряв от пуль человек восемь, вынужден был отступить, снова выскочив из леса на открытое место перед дровяными телегами. А там уже наши пехотинцы, развернувшись, изготовились к стрельбе. Дав залп, они постреляли тех гусар, которые спешились и пытались сдвинуть фургоны, набитые дровами, да еще и попали в некоторых всадников, оставшихся рядом с шефом эскадрона.
Потеряв половину своего авангарда и убедившись, что вперед к центру нашего лагеря сходу не пробиться, командир французских кавалеристов не придумал ничего лучше, чем дать команду взводному трубачу играть отступление. Вот только, отступать уполовиненному первому взводу было уже некуда, поскольку за их спинами как раз в этот момент кипела битва. Там тридцать русских драгун, словно чудо-богатыри, бились против шестидесяти наполеоновских гусар. И мы не могли им помочь.
— Живей, братцы! Становись! Заряжай! Ружья к щеке! Целься лучше! — продолжали выкрикивать команды наши пехотные унтеры.
Прозвучал очередной залп, и пули опять полетели в сторону первого взвода вражеских кавалеристов. Хотя несколько всадников и сползли с лошадей, но процент попаданий оставался по-прежнему небольшим. А шеф эскадрона, в которого старались попасть многие стрелки-семеновцы, до сих пор оставался невредимым. В своей огромной медвежьей шапке с красным султаном этот чернобровый усач возвышался над другими гусарами, словно заговоренный, даже не пригибаясь во время выстрелов, а лишь властно отдавая команды, жестикулируя блестящей саблей.
Между тем, пороховой дым быстро заволакивал место сражения. И я не мог точно видеть, что же там происходит с драгунами. От конной свалки до меня доносились лишь отдельные пистолетные выстрелы, звон сабель, ржание коней, вопли раненых, ругательства на французском языке и русский мат. Тут кто-то тронул меня за плечо. Обернувшись, я увидел Федора Дорохова, которого придерживал в резерве вместе с его разведчиками.
— Мне кажется, ротмистр, что самое время и нам присоединиться к сражению. Надо помочь драгунам, иначе их всех перебьют, — сказал поручик.
И Федор, разумеется, был прав. Я и сам понимал, что необходимо немедленно организовать помощь нашим храбрецам. Только не очень понятно мне было, как это осуществить в сложившейся боевой обстановке. Или все-таки использовать самый последний резерв? Прикинув, что иного решения нет, я сказал Дорохову:
— Возьмите своих разведчиков и отделение всадников моего денщика Коротаева. Я тоже поеду в атаку вместе с вами.
Наверное, это казалось глупой бравадой с моей стороны, поскольку, в случае неудачи, наш отряд мог остаться без командира. Но, в моем участии в предстоящей вылазке за периметр лагеря, действительно, назрела насущная необходимость. Ведь только у меня имелся достаточно сильный конь. К тому же, азарт битвы уже обуял меня. Звуки боя и запах крови, смешавшийся с запахом пороха, раззадоривали, и я решился померяться силами с шефом французского эскадрона. В конце концов, мне же, как истинному попаданцу, необходимо самоутверждаться в роли военного лидера!
Когда я вскочил в седло Черныша, Дорохов на своем Гарсоне уже ждал рядом, а вместе с ним подъехали разведчики и Степан Коротаев с бойцами, которых он лично выбрал по моему приказу из драгун. То были суровые и видавшие виды ветераны. Все, в том числе и я, вооружились парой пистолетов и саблями. Оглядев наше немногочисленное резервное воинство еще раз, я решил, что для сражения с легкими кавалеристами наша экипировка, наверное, сойдет.
— Отодвинуть фургон! — приказал я старшему из пехотных унтеров фельдфебелю Антону Шаповалову, остающемуся за главного в наше с Дороховым отсутствие.
Как только солдаты сдвинули груженную телегу, я крикнул:
— В атаку!
И наши лошади, а это были самые лучшие из всех тех, которых мы захватили у французов, почувствовав шпоры, рванулись вперед, налетев на остатки вражеского авангарда, в котором к этому моменту осталось всадников даже меньше, чем у нашего резервного отряда. Направив своего Черныша в сторону командира французов, я выстрелил в него из пистолета. Но, на скаку я все же стрелял неточно. И пуля пролетела мимо, не задев неприятеля. Он же, к тому моменту уже разрядил все свои пистолеты, а потому, увидев, видимо, во мне достойного противника, просто рванул навстречу, занеся саблю для удара. И мне сразу пришлось парировать, чтобы не лишиться головы. Едва успев выхватить свою трофейную полковничью саблю из ножен, я все-таки отбил вражеский клинок в сторону. Звон раздался страшный, сталь завибрировала в моей руке, но лезвие выдержало, не сломалось.
Справа от меня с одним из телохранителей шефа французских гусар схлестнулся на саблях Федор Дорохов, а слева бился Степан Коротаев, связав боем второго телохранителя. Мы же с командиром вражеского эскадрона остались один на один. Несмотря на то, что вокруг кипело побоище, возле нас словно бы образовался вакуум. Во всяком случае, я не замечал в этот момент ничего вокруг, полностью сосредоточив внимание на противнике, который оказался весьма умелым рубакой.
Впрочем, князя Андрея тоже не зря много лет учили фехтованию лучшие учителя. Он вовсе не просто так сделался ротмистром кавалергардов и доверенным лицом Кутузова, а участвовал, разумеется, и в учениях, и в боях. А кавалергарды — это элита русской кавалерии, телохранители самого государя императора. Да и необстрелянный человек просто не сможет возглавить атаку со знаменем в руках, решительно устремившись вперед под вражескими пулями, как это сделал князь Андрей в битве при Аустерлице. И потому я в этот момент всецело полагался на мышечную память своего нового тела, которое действовало инстинктивно, что называется «на автомате», успешно отражая трофейной саблей вражеские удары.
