Герои Аустерлица (СИ) - Ангелов Августин
Это у нас там в двадцать первом веке привыкли думать о гусарах, насмотревшись исторических фильмов, как о нарушителях воинской дисциплины, считая их всех хвастунами, задирами, пьяницами, волокитами за юбками и чуть ли не анархистами. На самом же деле, они представляли собой вполне дисциплинированное и боеспособное конное войско на быстрых лошадях, используемое для стремительных фланговых атак, для рейдов по тылам неприятеля, для разведки и патрулирования занятых территорий. Часто гусары составляли резервные силы при штабах. Об этих всадниках с уверенностью можно было сказать лишь одно: каждый из них должен был обладать достаточным бесстрашием и определенной ловкостью, чтобы атаковать, обращать в бегство и преследовать противника, вылетая на всем скаку против ружейного, а то и пушечного огня. При этом, имея в своем распоряжении лишь саблю и пару однозарядных пистолетов.
Первыми гусарские формирования, вроде бы, придумали венгры, выставляя свою легкую конницу против турецкой. А золоченые или посеребренные шнуры, нашитые поверх курток-доломанов, стали признаком гусар во всех тех армиях, где этот вид кавалерии прижился. Пока я рассматривал яркие гусарские шнурованные мундиры: доломаны, утепленные мехом ментики, надетые поверх них, и штаны-чикчиры, тоже расшитые шнурами вместо лампасов, ко мне подошел драгунский вахмистр Ширяев, неожиданно попросив:
— Ваше высокоблагородие, разрешите нам ударить неприятелю во фланг после залпов пехоты.
— Разве вы сможете атаковать на крестьянских лошадях? — удивился я.
— Сможем. Если в нашу ловушку неприятель зайдет, то порубаем так, что ни одного француза в седле не останется, — кивнул вахмистр.
— А ловушку приготовили? — спросил я.
— Так точно, ваше высокоблагородие. Пока другие отдыхали, мы все приготовили. Как только французы между засекой и лесом кинутся, чтобы к середине нашего бивака прорваться, так мы и выкатим в узких местах фургоны с дровами, перегородим им дорогу и вперед, и назад, а потом сразу из лесу набросимся на них. У нас готов засадный отряд всадников на самых лучших из тех коней, которых вы нам позволили взять.
— Хм, неплохой план, — пробормотал я, подумав о том, что такой маневр драгун, по крайней мере, позволит пехотинцам перезарядить ружья. Французские гусары, разумеется, постараются прорваться за периметр лагеря до того момента, как наши солдаты успеют выполнить перезарядку оружия. И если драгуны попробуют задержать их, это, по меньшей мере, внесет сумятицу в ряды неприятеля, дав нам некоторое преимущество во времени. Вот только непонятно, какие потери понесут драгуны, действуя на лошадях, которых никто не обучал кавалерийскому бою? Впрочем, особого выбора не имелось. И потому я согласился, сказав:
— Действуйте, вахмистр. Но, лишь на самой ближней дистанции.
Ширяев удалился к своим драгунам, а я еще раз взглянул в подзорную трубу на вражеский эскадрон, в котором трубачи уже затрубили сигнал к атаке. И всадники рванулись вперед. Они не размахивали на скаку саблями, как это, обычно, показывают в кино, а каждый из них держал в одной руке лошадиную уздечку, сжимая в другой заряженный пистолет. Клинки пойдут в дело уже потом, когда отгремят залпы. А они прогремят только тогда, когда гусары приблизятся к нашим позициям на расстояние выстрела.
Пока гусарские кони скакали через замерзшее поле в нашем направлении, разгоняясь и переходя в галоп, я в последний раз обернулся в сторону Иржины, которую вместе с другими женщинами по моему приказу увели подальше в лес телохранители, возглавляемые Степаном Коротаевым. Убедившись, что мой денщик выполнил приказ, уведя беженок на безопасное расстояние, и они уже затерялись среди деревьев за дальним концом вырубки, я повернулся к семеновцам, изготовившимся к стрельбе из-за засеки, приказав:
— Пока не стрелять! Подпустить ближе!
Топот лошадиных копыт стремительно приближался. А французские трубачи продолжали снова и снова выдувать сигнал к атаке. Вот-вот расстояние сократится сначала до ружейного выстрела, потом и до пистолетного. И нужно не прозевать момент, чтобы выстрелить из ружей до того, как кавалеристы смогут эффективно использовать свои короткие стволы. Стоя за нашей импровизированной засекой и сжимая в каждой руке по пистолету, я считал секунды. Кроме подзорной трубы, здесь еще не имелось никаких дальномеров, буссолей и прочих полезных в военном деле приборов. И расстояние приходилось определять на глаз. Впрочем, глазомером меня и князя Андрея природа не обидела. Потому я вовремя выкрикнул команды последовательно:
— Готовься! Целься! Огонь!
Вместе с трескотней выстрелов сразу едко запахло порохом. Залп проредил строй неприятельских кавалеристов. Несколько лошадей, наткнувшись на пули, упали вместе с седоками, с треском ломая кости, еще несколько всадников на неповрежденных с виду лошадях сползли на скаку с седел убитыми или сильно ранеными. Но, это пока ничего не решило. Солдаты все-таки стреляли по движущимся целям не слишком метко. Да и один наш залп — это всего лишь семь десятков пуль, из которых две трети пролетели мимо. И оставшиеся в эскадроне французские гусары, которых было не менее сотни, продолжали атаку. А я в этот момент очень жалел, что нету у меня здесь пулемета или мощного огнемета. Вот уж пригодились бы они против кавалерии!
Через несколько секунд вражеские всадники подскакали уже так близко, что я четко видел яростное выражение их лиц с топорщившимися черными усами. Ветер дул им в спины, и меня захлестнул запах конского пота прежде, чем гусары произвели свой пистолетный залп, который оказался еще менее результативным, чем стрельба наших пехотинцев. Насколько я успел заметить, из семеновцев упали всего двое. Я же продолжал стоять на правом фланге. Скрытый от супостатов ветвями поваленного дерева, торчащими высоко вверх и в разные стороны, я целился из пистолета сквозь ветвистую завесу в ближайшего всадника, который, казалось, летел прямо на меня, выхватив саблю сразу после своего бесполезного выстрела.
Я выстрелил в сторону вражеского всадника, но промазал, поскольку в этот момент гусар неожиданно начал отворачивать. Лес вокруг нас в предгорьях моравских гор рос смешанный. По его краю преобладали грабы и березы вперемешку с дубами и буками, но попадались также сосны и ели. И, чем дальше в горы, тем больше хвойные породы преобладали над лиственными. Между мной и вражеским гусаром находилась преграда в виде большого срубленного граба, сваленного поверх березы с толстым стволом. Листва к этому времени полностью облетела, но многочисленные ветки, которые в лежачем положении деревьев торчали вверх и в стороны на несколько метров, создавали надежную преграду, которую ни одна лошадь преодолеть не могла без риска напороться брюхом на ветки. Тем более, что некоторые из самых толстых и длинных веток, обращенные в сторону неприятеля, были специально подрублены наискось, представляя собой опасные колья. И так было по всему защитному периметру, поскольку деревья всюду лежали внахлест, не оставляя лазеек для неприятеля.
И эта наша нехитрая импровизированная засека, устроенная драгунами, успешно сработала, потому что французские гусары, разумеется, не были самоубийцами. Увидев перед собой достаточно серьезную преграду, они начали сбавлять темп скачки, отворачивая по дуге в сторону за своим командиром, который приказал направить коней туда, где имелся промежуток между засекой и лесом. Я затаил дыхание, наблюдая за тем, как неприятель сам устремляется в ловушку, устроенную драгунами, и думая о том, насколько эффективно она сработает.
В это же самое время солдаты лихорадочно перезаряжали ружья. Каждый из пехотинцев понимал, что стоит кавалерии ворваться в лагерь, и дело будет плохо. Пехота, да еще вовремя не построенная в каре, просто не сможет оказать серьезного сопротивления кавалеристам. Я тоже, разумеется, опасался, что гусары зарубят саблями и затопчут конями солдат за считанные минуты, если прорвутся за засеку.
Вот потому мы с драгунами и подстраховались заранее. Как только большая часть вражеского эскадрона, обогнула длинную изгородь из поваленных деревьев, защищавшую наш бивак, и устремилась между препятствием и лесом, предвкушая нападение на пехоту с фланга и ее быстрый разгром, драгуны быстро выкатили фургоны с дровами, замаскированные до этого еловым лапником. И эти фургоны встали поперек единственного проезда, превратив его в тупик. А одновременно с этим из леса, который начинался сразу напротив въезда в этот отгороженный «карман», с криками «Ура!» выметнулся драгунский взвод.