Журналист: Назад в СССР (СИ) - "товарищ Морозов"

— Ты как, все в порядке? Вот и славно. Глянь-ка, дружище, может, какие-то люди на этих фото тебе покажутся знакомыми?

И он раскрыл «дипломат», после чего жестом фокусника или опытного карточного шулера быстро выложил передо мной на стол два десятка фотографий. Большинство их было парадными портретами, без улыбок и прочих эмоций; явно делались для каких-то официальных документов.

К счастью, я вовремя подавил в себе готовый уже вырваться вопрос: с чего вы думаете, шеф, что я хоть кого-то могу знать в лицо не только в этом городе, но даже в этом столетии? После чего мысленно похвалил себя за похвальную сдержанность и притворился, что внимательно разглядываю фотокарточки.

Разумеется, никого из этих людей я не знал, да и знать не мог. Там было примерно две трети мужчин, остальные — снимки женщин, по большей части молодых или, по крайней мере, моложавых. Впрочем, физиономии двух или трех из них показались мне смутно знакомыми, но большинство людей на свете на кого-нибудь, да и походит.

Выждав приличествующую ситуации паузу, я медленно покачал головой.

— Уверен?

Сотников, нахмурившись, смотрел на меня.

— Посмотри-ка еще раз, да повнимательнее.

— Вы так уверенно говорите, шеф, — проворчал я, — будто я прямо-таки обязан их знать, всех этих…

И ткнул пальцем в фотогалерею на столе.

— Жаль… покачал головой Владимир Аркадьевич. Прямо точь-в-точь красноармеец Сухов из кино «Белое солнце пустыни». Вот сейчас глянет на меня укоризненно и упрекнет: я рассчитывал на тебя, Саид!

А с какого собственно рожна?

Я глубокомысленно побарабанил по столешнице костяшками пальцев и задумчиво проговорил:

— А что, собственно, происходит, шеф? Вы же прекрасно знаете, что я не местный, приехал из другого города. Откуда я мог успеть увидеть всех этих… да еще и запомнить?

Я раздраженно фыркнул.

— Не видел, говоришь? — по-прежнему в суховской манере переспросил меня Сотников. — Тебе что, твои налетчики с мозгами всю память отшибли?

— Голова болит… — на всякий случай подтвердил я.

— Но не настолько же, Александр!

Он вдруг сорвался на крик, но тут же взял себе в руки, понизил голос и медленно погрозил мне пальцем. Без тени шутки в голосе, между прочим.

— Не настолько же, чтобы не узнать даже собственных родителей… — процедил он сквозь зубы. После чего выудил из ряда фотографий две и подвинул их мне прямо под нос.

Вот же чёрт! То-то мне показалось, что некоторых я где-то уже видел. И в их числе этого мужчину и эту женщину. Ведь именно они были на фото, присланном мне… Стоп, ими же и присланном мне! Мои псевдо-родители, геологи, которых я и знать-то не знаю.

Но Сотников явно подготовился к этому разговору. Он достал из внутреннего кармана пиджака широкий кожаный портмоне и вынул оттуда еще одну фотографию. Она явно была отпечатана или переснята с другого, гораздо более старого снимка, порядком выцветшего, с пропечатавшимися заломами бумаги. На карточке стояли двое улыбающихся людей, мужчина и женщина, а на руках у мужчины сидел годовалый, важный и пухлый бутуз с толстыми ножками, будто перевязанными ниточками, в короткой распашонке и белой полотняной шапочке.

— А этого тоже не узнаешь?

Голос шефа вдруг изменился, в мгновение ока став тихим и усталым.

Он не уточнил, кого именно я должен был узнать, но тут и объяснять не нужно. На руках у мужчины восседал как султан я, Александр Якушев собственной персоной, надутый от собственного величия, даром, что с голой жопой.

— Этого узнаю… — прошептал я.

Глава 23

То, чего не может быть

— Всё это я сейчас пересказывал тебе с чужих слов. Остальное пусть скажет та, которая, по её словам, знает всё. Всё — и гораздо больше, как я полагаю. Пойдём?

Он собрал фотографии, щелкнул замками «дипломата» так, что этот звук вдруг показался мне оглушительным выстрелом из револьвера — настолько было одиноко и пусто сейчас у меня на душе. Мое сознание решительно не успевало переварить только что услышанное от Сотникова, а он уже стоял в прихожей в ожидании. Но не торопил, а просто молча смотрел на меня.

И мы пошли.

Во дворе Владимир Аркадьевич указал мне на скамеечку под высокими и раскидистыми тополями, дарившими тень жильцам этого двора. На скамейке сидела женщина, и теперь я ее узнал. Это была женщина-геолог с фотографии из присланного ею письма.

Моя псевдо-мама.

Ольга Иноземцева.

Моя родная мать.

Если верить тому, чего не может быть.

Никогда.

Самое ужасное, что я не помнил ее совсем. Ни одного воспоминания, ни одного слова или детали из прошлого не шевельнулось при виде ее в моей памяти. Я просто стоял и тупо смотрел на эту женщину как на чужого человека. Смотрел на свою настоящую мать, о существовании которой я узнал всего полчаса назад.

Она встала со скамьи, нетвердыми шагами подошла ко мне и молча обняла. Я сделал то же самое. А что мне еще оставалось делать?

— Когда-нибудь я расскажу тебе подробнее, как это все получилось. Хотя я до последнего момента не могла верить, что такое вообще возможно на свете.

— Признаться, я и сам до сих пор не верю, что такое могло случиться… Причем именно со мной…

Я улыбнулся, хотя на душе у меня скребли кошки.

— Хотя все равно что-то пошло не так, как ты предполагала, верно?

Она грустно улыбнулась.

— А я вовсе ничего и не предполагала, сына… Просто отдалась на волю той силе… или сущности, которая обещала… одним словом, как-то устроила нашу встречу.

Покосившись, я украдкой глянул на Сотникова. Он стоял поодаль, у подъезда, и задумчиво курил. За все дни нашего недолгого знакомства я впервые видел шефа курящим. И курил он совсем неумело, не в затяжку, видимо, за отсутствием привычки. Что он думал обо всей этой истории, я не мог даже предполагать. Наверное, скоро узнаю.

Реконструкция событий 1980-го года

(Из воспоминаний Ольги Иноземцевой)

Павла она потеряла из виду спустя три часа их нахождения в одной из внутренних полостей «купола». К тому времени они тщательно обследовали почти все обустройство «интерьера» этого странного сооружения. Павел был уверен в его рукотворном происхождении, поэтому сосредоточился на поиске следов каких-либо технологий, которые способны создать эти гладкие стены без единого шва, словно спаянные, из непонятного вещества, одновременно схожего и с полимерами, и с графитом. При этом Павел пытался брать образцы, говорил что-то о текстолите, асбесте, акриловых волокнах, еще куче других различных веществ и природных минералов. А Ольга молча ходила по лабиринтам и галереям, устроенным тут, словно в подземной пещере или бункере, а в ее голове стоял неумолчный шум. Этот шум возник в ее ушах спустя два часа пребывания в «полостях», как они с Павлом, не сговариваясь, называли между собой «купол». Более всего этот странный шум походил на плеск накатывающих волн далекого прибоя, который с каждой минутой казался Ольге всё ближе и ближе.

А потом в какой-то миг Ольга обернулась в поисках мужа, но не увидела его. Решив, что Павел, увлеченный своими исследованиями материалов, послуживших строительным материалом для стен и галерей «полостей», ушел куда-то вглубь «купола», она несколько раз позвала его, однако геолог не откликнулся. Тогда она отправилась на его поиски. Но не успела сделать и трех шагов, как невидимый прибой в ее ушах неожиданно усилился и захлестнул ее полностью кромешной волной звука. Ольга словно попала под девятый вал, акустический удар сшиб ее с ног, все чувства разом отключились, и она потеряла сознание.

Это было странное состояние: сон не сон, а, скорее, какое-то забытье, где она все ощущала как в тумане после того, как к ней вернулись зрение, слух и осязание. Павла по-прежнему нигде не было, а стены «полостей» вокруг нее медленно двигались, выгибались, а потом с легким дрожанием возвращались в исходное положение. Больше всего это походило на то, что «купол» дышал, будто исполинское живое существо.