Татьяна Апраксина - Башня вавилонская
Она, со своей инициативой, ответственна примерно за 30 % от общего рейтинга Деметрио Лима. Треть от вбитого клина — это много или мало? Достаточно, чтобы до самого Страшного Суда не получить прощения?
Господин Хоанг не импровизировал, он притащил домашнюю заготовку. Большинство тут притащило домашние заготовки, и доблестно их отчитало. Сначала выступаем, потом смотрим, что вышло. Вышло плохо, даже дважды. По линии отношения к Совету и по линии Антикризисного комитета.
Потому что задним числом все пертурбации последней недели, взятые вместе, выглядят как осмысленная атака на службу безопасности — и как попытка легализовать будущее частичное или даже полное объединение Террановы под эгидой Сфорца. Красивая двузубая параноидальная вилка. Посмертная мечта полковника Морана.
Параноиков в зале мало. И в Совете. И среди корпорантов не так уж много. Но паранойя паранойей — а перспектива через десяток лет получить «Сфорца С.В.» с ресурсами континента, а это ведь реальная перспектива… — заставляет многих задуматься о наморднике сейчас. А зрители снаружи видят: люди делают дело. И им — уже второй раз — пытаются поставить в вину то, что они делают его хорошо.
Симулякр Ань говорил сразу на двух языках, как это принято: прямо для Лима и на языке иронии для Совета. Он не учел, что эта его ирония понятна Совету, но непонятна большинству населения планеты. Он — получается — расхвалил и Лима, и Сфорца, а на иезуитах его заткнули, а теперь внизу стая пираний бурлит и щелкает челюстями. Запретить, ограничить, отобрать, пресечь. Отменить концессии как идею вообще и впредь. Пусть корпоративное государство действует на подконтрольной непосредственно Совету территории как обычная бизнес-единица. Почему мы поддерживаем это непонятно что? И между прочим, где Антимонопольный комитет? Что он себе думает? Прекратить и не пускать.
А столбики ползут, ползут, ползут вниз — и только Комиссия по правам человека на этом фоне кажется единственной структурой Совета, облеченной доверием населения. Интересно, сожрут Хоанга за ренегатство без предупреждения или похвалят как тонкого конъюнктурщика? В любом случае не забудут.
— Вы зря назвали его симулякром. — мистер Грин отрывается на секунду от каких-то своих текстов и графиков. Понять, что он читает — невозможно, все мелькает и меняется слишком быстро. — Должность ему, конечно же, купили. Но чтобы удержаться на ней, нужно работать примерно как среднеарифметическое вас и меня. И работать успешно. Эти посты заместителей, что капитанский патент в старые времена. Они продаются за деньги — а вот выживание и победы приходится добывать самому. А вообще вы не о том думаете, Аня. Вы подумайте, что будет, когда эти рейтинги наконец дойдут до сознания.
Аня закрывает глаза. Когда заметят… когда заметят, то вряд ли подумают, что Совет только что почти сам случайно отстрелил себе ногу. Они решат, что на них напали. Точно и умело использовав все их предрассудки, склоки и игры в перетягивание экономического каната. Второй раз за два года.
Все эти пираньи там, внизу хотели использовать Лима как повод атаковать его патрона. Они отстрелялись, а теперь увидят последствия и скажут, что их втянули в ловушку. И сделал это персонально мистер Грин со всей своей стаей, включая Сфорца. Или Сфорца и вся его королевская рать, включая Грина. Им мало почти захваченного континента (это правда только в бурном воображении пираний), им мало диктатуры АК в Совете (что от силы полуправда). Они хотят единовластия в наихудшем виде: слияния политических и экономических ресурсов, и вот они решили убрать последнее препятствие на пути — структуры безопасности.
Кого интересует, что структуры еще с роспуска конторы Личфилда находятся в полукоме? Никого. Это даже идет в зачет: кто их обезглавил? Они.
— А в помянутом Пирув-Ла-Либертад — опять теракт, — сообщает Анна. Они в ложе одни. Жучков нет, прослушка исключена. Говори о чем хочешь. Она сидит на ступеньку ниже с ноутом на коленях. — Только что. Супермаркет. Это начало, я думаю.
— Да, уже. Вы еще учтите, Анечка, что континент некоторое время назад готовили к взрыву. А такие процессы трудно полностью дезактивировать, особенно если большая часть горючего материала образуется естественным путем. — Он поставил точку и отправил письмо. Потом еще одно. — Посмотрите на нашего друга Амаргона. У него сейчас не зря выражение лица… всех цветов побежалости. Он этих людей и их возможные реакции представляет себе лучше нас всех.
Анна, уже не стесняясь, вытаскивает картинку с камеры поверх всех окошек. Выражение как с самого утра. Только губу покусывает. Смотрит на экран ноута рыжей Сфорца, та переключается с окошка на окошко: характерный жест, ни с чем не спутаешь.
— Вы можете это все прекратить?.. — она то ли спрашивает, то ли просит. В разных языках эти слова одного корня.
— Посмотрим… — отвечает глава Антикризисного комитета. — Может быть. В ближайшие два дня будет видно.
И ничего страшнее этого «может быть», она кажется не слышала в жизни.
Столик на четверых в центре зала кафе на пятьдесят шестом этаже. Небольшой жест. Понятно кому угодно, что никакие дела здесь обсуждаться не будут; но председатель АК ужинает в обществе помощницы, Джастины Сфорца и Деметрио Лима. Анна не уверена, что правильно понимает смысл жеста: он кажется ей неуместным, но она не может сомневаться в том, что мистеру Грину известно лучше.
Может быть, ей просто не очень хочется сидеть напротив Деметрио… Одуванчика, как его представили и как его все зовут. Нос к носу. Он еще более живой и настоящий, чем казался через глазок камеры. Он ужасно похож на Дядюшку, только лет на десять моложе. Или на пятнадцать. И ничего не ест. Только молча тянет минералку из бокала.
— Кстати, ты мне не скажешь, — нежно интересуется госпожа Сфорца, — кому мы обязаны всей этой поддержкой, потоками информации, списками относительно свежих трупов, фотокопиями отмененных задним числом служебных инструкций и как минимум тремя вопросами, прозвучавшими сегодня? Кто это пытался сделать из нас героических борцов за народное счастье, подло травимых преступным МСУ?
Мистер Грин очень плавно, но не очень вежливо ведет вилкой в сторону.
— Знакомься. Анна Рикерт, Аня. Моя личная помощница. Кажется, в Новгороде им слишком часто читали сказки на ночь. Во всяком случае, роль благодарного зверя понравилась не только ей, но и многим ее бывшим соученикам. На разных постах.
Одуванчик смотрит на нее так, словно она из царевны превратилась в лягушку. Со стрелой в пасти. Джастина медленно опускает вилку на тарелку. Аня ощущает, как тридцать лет концентрированного опыта, высокого класса и безупречности нацеливаются на нее, словно ракета. Она само совершенство. У нее все на месте. Восхитительный серый костюм, не готовый, а на заказ шит, безупречно подкрашенное лицо, одновременно красивое и интеллектуальное.
— Спасибо вам, Аня… — говорит госпожа Сфорца непередаваемым тоном.
Щеки, кажется, горят — но не смотреться же в ложку?..
Сотрудникам аппарата Антикризисного комитета, а также вспомогательному персоналу, категорически воспрещается совершать самоубийство в местах общественного пользования в нерабочее время иначе как по настоятельной казенной надобности. Это Дядюшка как-то присоветовал: если тянет в воронку, сочини инструкцию. Релевантную, так сказать. Скорее всего, поможет.
Помогло.
— Не за что, мэм. — вздыхает Аня. — Тогда мне показалось, что это — хороший способ занять всех чем-то безобидным.
— Ни хрена себе, — говорит Одуванчик, — безобидным.
— Не ругайся при детях, — строго говорит Джастина.
— Ни хрена себе ребенок…
— Я тебя имею в виду, а ты кого? — ехидно поясняет рыжая. — Я, кажется, представляю. Пять выпусков филиала по пять минут каждый, так? — Анна молча кивает. — Да, нам еще в принципе повезло. Скажи, — это уже Грину, — ты этот сюрприз тоже обнаружил по факту, да?
— Да… и представь себе, за сутки до этого я прочитал юной леди лекцию о неуместности и крайней контрпродуктивности попыток превратить себя в управляемую силой мысли каштанотаскалку для начальства.
— И делал это наедине, в закрытом помещении и с отключенной прослушкой? — если так выворачивать шею, ее и свернуть можно. Никогда не видела, чтобы сарказм так передавали движением. Люди, то есть, передавали.
— Ты, как всегда, абсолютно права. Впрочем, наличие записи нам бы не помогло.
Одуванчик молча разглядывает Аню. Она старательно напоминает себе, что, в теории, мужчины воспринимают женщин комплексно, как образ. Значит, такой у него возникнет образ — серо-красного несчастного существа, у которого помада объедена наполовину и контур вокруг глаз наверняка расплылся. Впрочем, это все глупости. Деметрио смотрит на нее как на врага. Как днем на симулякра. Какая уж тут разница, что за образ.
