Японская война 1904. Книга шестая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— Он меньше не продает, хитрый ход, — хмыкнул тот. — Более того, минимальный заказ в сотню штук — это только для России. Иностранцам придется раскошелиться минимум на десять тысяч.

— Но зачем так поступать? — удивился Жуковский, который в коммерческих делах полностью полагался на опыт и знания Рябушинского. — Разве он не потеряет часть заказов от тех, кто просто не соберет достаточно денег?

— Потеряет? О нет, он очень умно поступает. Заставляя покупателей объединяться, он заодно заставляет нас и вкладываться в инфраструктуру под его изобретение. Само по себе оно могло бы еще долго оставаться игрушкой, но с теми деньгами и тем количеством заинтересованных лиц, что собираются вокруг нового радио — уверен, уже к лету по стране будет не шесть, а шесть сотен точек… А через пару лет Макаров выкатит новую версию своего радио, и снова покупать. Знаете, Николай Егорович, вот я не могу его понять: вроде бы и военный, точно разбирается в своем деле, но и в торговле у него чутье есть. Или опыт, только странный, которого ни у кого больше не имеется. Но вот откуда? — Рябушинский замолчал, а потом, резко ударив ладонью по столу, поднялся на ноги. — Значит, вы хотите ехать к Макарову, так?

— Да.

— Почему? Только не повторяйте мне все те восторженные вопли, что пишут патриотические газетенки. Почему это интересно вам?

Глава 20

— Мы же хотим покорить небо? — Жуковский заговорил о том, что знал и любил, и в такие моменты его осторожность исчезала без следа. — Хотим! Но как летать так, чтобы не потеряться? Представьте, что вы оказались в соседнем лесу, но исчезли все дороги, все приметные ориентиры — в небе-то их нет! Как вы найдете себе путь, даже если выросли в этом месте?

— Компас? — нашел ответ Рябушинский.

— Обычный компас всего лишь показывает на север, — кивнул Жуковский. — Так можно ориентироваться, но представьте, что крылатый самолет летит из города А в город Б. Расстояние большое, а у нас для того, чтобы не потеряться, будет только направление с точностью плюс-минус сто километров. Ну, иногда днем можно будет сказать поточнее, если внизу попадется что-то приметное.

— Почему днем?

— Ночью ничего не видно. Так же в плохую погоду. А если у Макарова есть возможность создать радиосигнал, который смог добить от Маньчжурии до Санкт-Петербурга, и принять его… То так можно создать и этакий радиомаяк, на который самолеты смогут ориентироваться подобно кораблям в море. Я, как услышал об этом чуде, всю ночь и все утро думал. И вот еще одна идея. Если таких маяков будет несколько, то разве, получив от каждого из них сигнал, мы не сможем рассчитать и свое точное положение в любой точке России⁈

— Вы не преувеличиваете?

— Тут ничего сложного. В теории. Мы знаем скорость радиоволны, мы можем засечь разницу во времени между получением первого и второго сигнала. Есть скорость, есть время — в итоге получаем расстояние.

— И накладываем на карту?

— Не совсем так. Если представить это геометрически, то мы сначала получим гиперболу, то есть множество точек на плоскости, у которых одинаковая разность расстояний до выбранных фокусов. В нашем случае маяков. Но мы же можем измерить расстояние до еще одной пары. И вот тогда в месте пересечения двух гипербол мы и получим точные координаты на карте! Математика, Дмитрий Павлович — это величайшая из наук.

— И чтобы все это проверить, вам нужны не только приемники, но и башни Макарова? — понял Рябушинский. — А лучше еще и возможность что-то доделать на месте.

— Только если Вячеслав Григорьевич заинтересуется.

— Что-то мне подсказывает: вам он не откажет. Я, конечно, не специалист, но большинство законов природы работает как в одну сторону, так и в другую. То есть если тот же самолет может отследить свое положение, то и его можно найти? Или не самолет… А корабль.

— Не думаю, что это так просто. Создать подобную механическую систему, которая бы смогла обработать тысячи таких сканирований… Это почти нереально.

— А если не корабль, а, например, снаряд? Чтобы знать, где он упал, а потом без потери времени и риска для наблюдателей навести пушку, скорректировав выстрел с точностью до метра?

— Это уж точно фантастика, — Жуковский улыбнулся.

Рябушинский потер лоб: несмотря на дела семьи, он все же ценил науку и порой искренне увлекался теми или иными делами. Тот же Аэродинамический институт — он на самом деле любил свое детище и только в том году потратил на него почти сто тысяч рублей.

— Что ж, я вас отпущу, Николай Егорович, — решил Рябушинский. — Но вам нужно будет передать от меня генералу Макарову несколько предложений. Все-таки некоторые финансовые вопросы даже ему будет лучше доверить профессионалам.

Татьяна помнила, как вчера при виде сгоревшей машины Вячеслава Григорьевича ее затопило отчаяние. Мир покачнулся, а потом он пришел и взял ее на руки. Не отпускал, пока ее осматривали доктора, и только после этого, проверив пульс и зрачки, отнес к себе. Прямо на кровать! Татьяна почти сразу пришла в себя, но не решилась открыть глаза, продолжая следить за миром из-за прикрытых ресниц.

Вячеслав работал — всего в нескольких метрах! — и тоже иногда бросал на нее взгляды: в такие моменты она закрывала глаза, а один раз… Просто забыла открыть их снова и уснула. Проснулась, когда на часах пробило уже двенадцать. Полностью отдохнувшая, а уж после душа и ванны с горячими камнями, на которых можно было полежать и понежиться, и вовсе окончательно пришла в себя. Вернее, так она думала… Лишь одевшись и позавтракав, Татьяна поняла, что Вячеслав пригласил к себе ее слуг, а вместе с этим пришло и осознание.

Она ночевала в доме у другого мужчины! Не бог весть какое событие для некоторых дамочек даже из высшего света, вот только и в Санкт-Петербурге мало кто мог позволить себе делать это столь открыто. И что дальше? Сомнения и страхи начали накатывать с новой силой, но вместо этого Татьяна снова вспомнила, как ее несли на руках. Как прижимали к груди… Ей никогда не говорили, что любят, но иногда ведь поступки стоят гораздо больше слов?

В этот самый момент дверь открылась, и в комнату заглянул Макаров. У него был немного уставший вид: скорее всего, он тоже всю ночь и все утро думал, как же им быть дальше. И вот сейчас опять наверняка скажет свое классическое — после войны… Ему дали звание броневого генерала, но в армии его уже давно называют стальным. Стальной генерал, который не знает страха, не ведает сомнений, который просто не может позволить себе любить…

— Татьяна… — начал было Макаров.

Девушка не дала ему закончить: быстро вскочив со своего места, она подлетела к генералу и обхватила его шею. Он даже попытался дернуться, остановить ее руки, но не смог. А она несколько секунд смотрела ему прямо в глаза, а потом, словно прыгая в пропасть, прижалась еще ближе. Грудью, чтобы ощутить, как бьется сердце. Губами, чтобы почувствовать его вкус.

Секунда, и он ответил. Татьяна на мгновение отстранилась, чтобы насладиться своей победой — на лице стального генерала застыла растерянность. Она сделала то, чего не удавалось сотням тысяч японцев! Удивила его! Еще секунда… Татьяна снова прижалась к губам Славы, и только на этом она не собиралась останавливаться.

В обед решил забежать домой. Хотел убедиться, что с княжной все в порядке, а еще подумал, что с учетом местных нравов она может обеспокоиться, что ночевала в чужом доме. Надо было еще вчера сообразить, но увидел, как она побледнела, потеряла сознание и… Совесть просто не позволила оставить ее одну в больнице.

В голове уже выстроился четкий план, как можно будет наладить наши отношения. Вернуть их на круги своя. Я открыл дверь и собирался поблагодарить Татьяну за ее помощь с поимкой убийц, а она просто подошла и поцеловала меня. Все слова пропали… Вместо них остался выбор: принять все, как есть, и столкнуться с последствиями со стороны света и других Гагариных или же остановить девушку. И потерять ее.