Александр Афанасьев - Наступление ч. 4(СИ)
Подполковник подчинился. Они свернули с дороги и уже с полчаса ехали по какому-то нагорью, продуваемому ледяным ветром. Он не знал, куда они едут.
— Можем свалиться куда-нибудь — проговорил он, инстинктивно сбавляя скорость
— Здесь не свалимся. Езжай прямо, я вижу, куда мы едем.
Еще десять минут движения — теперь уже без фар, наощупь. Кабину выстудило ледяным ветром нагорья, и кожа лица уже онемела. Старик был одет куда легче его, в простую пуштунскую одежду с накинутым поверх шерстяным одеялом — но холода, казалось, не чувствовал.
— Долго еще ехать?
— Нет. Приехали. Стой. И не выходи из машины.
Сейчас из темноты выстрелят — и поминай, как звали. К весне найдут.
Старик вышел на пронизывающий ветер, оглядывался какое-то время, потом махнул рукой. Можно выходить…
Это было нагорье, почти безлюдное, караванные тропы проходили южнее, тут если кто и мог бродить — так это душманы, и точно — не сейчас, когда почти зима. Зимой здесь не было жизни, и пейзаж — если бы сейчас светила луна — показался бы лунным. Но луны не было.
Когда глаза Басецкого привыкли к темноте, он увидел машину, стоящую метрах в пяти от пикапа, как она тут оказалась — непонятно, тем более что это был Мерседес-Бенц, а не полноприводная машина. Разглядел он и человека — тот сам шагнул к ним из темноты. Коренастый, почти квадратный, роста среднего, одет как местные. Черная чалма на голове.
— Ас саламу алейкум! — сказал этот человек, акцент у него хоть небольшой, но присутствовал. Подполковник не был лингвистом — но подобный он слышал в северных провинциях. Узбек?
— Хватит — раздраженно сказал старик по-русски — давайте перегружать. Здесь нельзя долго находиться. Иди тоже… помоги перетащить.
Коренастый открыл багажник Мерседеса, достал оттуда что-то, напоминающее уложенный парашют. Какой-то мешок из грубой брезентовой ткани, две широкие и прочные лямки, чтобы носить его — или как сумку, или как рюкзак. Не воспользовавшись помощью Басецкого, он перенес сумку из багажника Мерседеса в кузов пикапа.
— Распишитесь в получении — сказал коренастый тоже по-русски
Подполковник достал из кабины небольшой фонарик, посветил в кузов. Страшная догадка пришла в голову
— Что это?
— Устройство — коротко ответил старик
— Оно?
— Оно самое. Семь десятых килотонны.
Саперная ранцевая ядерная мина, модель РА-60, масса шестьдесят килограммов, имплозивного типа, мощность взрыва — примерно семьсот тонн в тротиловом эквиваленте. Предназначена для создания зон разрушений, завалов, пожаров, затопления и радиоактивного заражения местности, нанесения ударов по живой силе и технике противника. Может устанавливаться заранее или непосредственно во время боевых действий. Подрыв ядерной мины производится при помощи стандартной саперной машинки по проводам, по радиоканалу или автоматически…
— Ва лакум фи аль-осаси хайятун я ули аль альбаби ла Аллахум таттакун… Разве ты с этим не согласен?
Подполковник откашлялся. От холода его начало знобить.
— Когда?
— Скоро. Местные собираются напасть на Афганистан. По нашим данным — штаб будет на аэродроме в Пешаваре. Там и сделаешь.
— А Уль-Хак?
— Там будет и уль-Хак. Он обязательно приедет, он воин и глава армии. Разберешься со всеми разом.
Когда пикап, с трудом развернувшись, скрылся в ночной пурге — к двоим, провожающим его взглядом, коренастому и старику подошел третий. Выше коренастого, тоже одетый как местный и со снайперской винтовкой Драгунова в руках.
— Ну? — спросил старик
— Он не нажмет — ответил коренастый
Старик усмехнулся
— Нажмет. Еще как нажмет. Он сейчас думает, что не нажмет — а потом вспомнит дочь и нажмет. А ты что думаешь? — обратился он к снайперу
— Я думаю, что замерз как суслик
— Да, холодно. Поехали отсюда, надо успеть спрятать вторую.
— Я хоть папой то потом буду? — усмехнулся коренастый — жинка с хаты сгонит, если что.
— Жинки-то нету у тебя.
— Так будет.
— Вот будет — тогда и будешь думать. Поехали.
Советская разведка играла игру, которая была беспроигрышной. Тут даже не имело значение — попадется Басецкий или нет. Живым — вряд ли, а вот бомба может оказаться в руках пакистанцев. Но тут возникает три «но». Первое — американцы попытаются ее забрать, пакистанцам выгодно будет оставить ее у себя. Будет конфликт. Второе — сам по себе факт появления советской бомбы в Пешаваре послужит пакистанским элитам последним предупреждением — вполне возможно, что они сочтут за лучшее прекратить поддерживать моджахедов, пока такая бомба не взорвалась в Равалпинди или Исламабаде. Никто не хочет умирать за чужие интересы, какой бы выгодой это не пахло. Наконец третье — на бомбе постоянно находился своего рода маячок — но не радио, а дающий сигнал только при поступлении запроса из космоса, если не знать об этом — то маячок можно обнаружить, только разобрав устройство. А пакистанцы, если они решат оставить устройство у себя — явно отправят его в подземный ядерный центр. И тогда — будут точно известны его координаты, сейчас известные лишь приблизительно.
Но все же — было бы лучше, если бы это устройство сработало как надо…
Зона племен За несколько часов до часа Ч
Зардад, молодой воин из людей Африди долго казнил себя за то, что послушал неизвестного. Связанный клятвой над огнем очага и хлебом, который питает людей, он не мог никому рассказать о том, что произошло в горах — но время шло, диктатор и тиран оставался в живых и творил новые злодеяния. Зардал с ненавистью посматривал на бережно хранимую им снайперскую винтовку, и чувствовал — что он бинанга. Человек без чести.
Но время шло, время, наполненное суетными делами дней — и как-то раз Зардад пошел на охоту. Он купил винтовку и в племени знали об этом — поэтому Зардад был теперь охотником, он приносил мясо в племя, и был уважаемым человеком. Охота помогала ему стать искусным следопытом и снайпером, чтобы выследить горного козла или другую, водящуюся в этих местах дичь, приходилось делать большие переходы, по несколько километров по горным кручам и опасным, ненадежным склонам. Почему-то в этих местах разом исчезло большинство зверья и теперь за ним приходилось идти несколько дней. Чаще всего у охотника был только один выстрел, промахнешься — и распугаешь зверя, придется тропить нового еще два — три дня. Так, Зардад становился снайпером и достойным сыном своего народа — и гордая Лейла из рода шейхов, которая жила в городе и отказывалась носить паранджу — смотрела на него уже с интересом…
За зверем он вышел ночью, когда Аллах еще не послал им новый день, не погасил звезды на небе и не даровал людям рассвет нового дня. Собрался — две обоймы для винтовки, большое шерстяное одеяло, на котором можно спать и которым можно укрыться на горном склоне от глаз врага, немного сушеного мяса, которого у охотника Зардада было в достатке, кислое молоко, которым пуштуны лечили желудочные болезни. Немного трав, которые знал один человек в поселке, знахарь и мудрец, и которые он выменял на соленое мясо. Мясо, кстати, было приготовлено чисто пуштунским способом: застрелив зверя, пуштуны нарезают мясо тонкими ломтями и выкладывают на камни сушиться или подвешивают на поясе на специальные крючки. И, конечно же, солят. Выветренное таким образом мясо намного полезнее, чем вареное, в нем сохраняется вся его ценность, на паре таких вот полосок мяса, жестких как сапожная подошва пуштун может идти по горам целый день. Конечно, Зардал взял с собой и соли — соль у пуштунов ценилась, она была дорогой, потому что государство обкладывало соль налогом — но у Зардада соль была.
Перед выходом из своего холостяцкого жилища, он взглянул на запад, в сторону Мекки и сотворил положенное при таких обстоятельствах ду'а.
Аллахумма, инна нас'алю-кя фи са-фари-на хаза-ль-бирра ва-т-таква, ва мин аль-'амали ма тарда! Аллахумма, хаввин 'аляй-на сафара-на хаза, ва-тви 'анна бу'да-ху! Аллахумма, Анта-с-сахибу фи-с-сафари ва-ль-халифату фи-ль-ахли, Аллахумма, игжи а'узу би-кя мин ва'саи-с-сафари, ва кяабати-ль-манзари ва су'и-ль-мункаляби фи-ль-мали ва-ль-ахли.[87]
Затем он затворил дверь и тронулся в путь.
Рассвет застал его на горном склоне, он обернулся лицом к восходящему солнцу и возблагодарил Аллаха за то, что даровал людям новый день. Горы из черных становились серыми, из серых — где желтыми, где оранжевыми, жизнь возвращалась на землю вместе с лучами солнца и это было хорошо…
Он прошел еще несколько километров — и вдруг понял, что впереди кто-то есть.
Он не увидел, он просто это понял. У человека, который много времени проводит в горах, вырабатывается особое чутье, в горах редко встретишь другого человека — поэтому присутствие человека, такого же, как ты, начинается ощущаться еще до того, как его увидят твои глаза. Нужно только слушать самого себя, свою душу, и возносить хвалу Аллаха в положенных случаях. И Всевышний не оставит тебя в опасности…
