Михаил Кисличкин - Солдат поневоле
Обзор книги Михаил Кисличкин - Солдат поневоле
Михаил Кисличкин
СОЛДАТ ПОНЕВОЛЕ
Товарищ, верь! Пройдет она —
Так называемая «гласность».
И вот тогда Госбезопасность
Припомнит ваши имена…
Глава 1
Забрали…
Илью Красикова забрали прямо в общежитии, в вестибюле на первом этаже у самых дверей лифта. Двое в серо-синей форме сотрудников Комитета полезности, видимо, уже ждали там некоторое время.
— Ваши документы, пожалуйста, — доброжелательным, чуть усталым голосом спросил невысокий молодой лейтенант, жестом остановивший попытавшегося пройти мимо них Илью.
— У меня только студенческий, паспорт в комнате, — сказал Илья, начиная нервничать, хотя и не помнил за собой никаких прегрешений. А что, что-то случилось?
— Абсолютно ничего, плановая проверка, — улыбнулся лейтенант, протягивая студенческий билет Ильи своему напарнику. — Подождите минутку…
Второй комитетчик, в чине сержанта, достав наладонник и небольшой, с авторучку, сканер, уверенно подключился к чипу студенческого билета Ильи и прищурил глаза, быстро просматривая строчки личной информации на маленьком дисплее наладонника. Пауза затягивалась, заставляя Илью нервничать. Однако когда сержант передал компьютер старшему группы, показав пальцем на какие-то строчки текста, Илья испугался всерьез.
— Красиков Илья Сергеевич? — спросил лейтенант.
— Да, у вас же написано…
— Вы числитесь студентом Российского химико-технологического университета, ничего не нарушали, никаких претензий у университета к вам нет?
— Да нет вроде, — Илья пожал плечами, — и с коэффициентом у меня вроде полный порядок.
— Очень сожалею, но вам надо проехать с нами. Скорее всего, это действительно недоразумение, и вам не о чем беспокоиться. В отделении все выясним.
— А в чем дело? — Илье очень не хотелось никуда ехать с этими доброжелательными комитетчиками, ему вообще ситуация нравилось все меньше и меньше. — Давайте я тут все объясню, скажите, что у вас там написано, может, я знаю…
— Извините, это служебная информация. — Лейтенант перестал улыбаться, но продолжал оставаться безукоризненно вежливым, возвращая студенческий билет.
— Да вы не волнуйтесь, ничего страшного, — вступил в разговор сержант. — Сейчас мы быстро подскочим к отделению, посмотрим, и вы свободны. Никуда не опаздываете?
— Да нет, лекция еще через два часа, — ответил Илья, отчасти успокоенный его словами. Он вздохнул и пошел к выходу, стараясь держаться поодаль от комитетчиков, так, чтобы не казалось, что он под конвоем.
Машина Комитета полезности стояла прямо у подъезда общежития. Это был типичный патрульный автомобиль с высокой подвеской, несмотря на модно закругленные обводы кузова, чем-то неуловимо напоминающий давно снятые с производства УАЗы, которые, хотя и исчезли с дорог крупных городов, все еще нередко встречались на обширных незаасфальтированных просторах России. Широкие серая и синяя полосы вдоль белого кузова выдавали его принадлежность к Комитету полезности. На заднем сиденье с забранными решеткой маленькими окошками и сеткой, отделявшей его от передней части салона, неприятно пахло чем-то кислым, хотя салон выглядел достаточно чисто.
Комитетский автомобиль быстро набрал скорость на пустынной в этот час московской улице. Мало какой автомобиль, кроме транспорта комитетчиков или милиции, мог позволить себе подобное. Проезд за пределы старой МКАД стоил очень дорого и облагался прогрессивным налогом, а превысить скорость в шестьдесят километров в час мог только сумасшедший, которому наплевать на свой коэффициент полезности и водительские права. Водителя же автомобиля, в котором мчался Илья, это, по-видимому, беспокоило мало. Он ехал, обгоняя попутные машины, на скорости, может, чуть менее ста километров в час. Впрочем, Илью это не удивляло, комитетчики наверняка имели все возможные допуски, включая даже и сверхценный для обычного автомобилиста допуск внутрь садового кольца. А вот что Илье точно не нравилось, так это тот факт, что лейтенант соврал. Отделение комитета, куда его везли, было не близко, и явно не местное, тушинское. Его Илья прекрасно знал, оно располагалось совсем рядом с общежитием, рядом с двухэтажным зданием отделения милиции, у станции метро «Планерная». Илья мог видеть это здание каждый день, когда направлялся в метро. Они тем временем ехали уже около двадцати минут в направлении центра, быстро миновав знакомые Илье места и вырулив на широкий проспект, где водитель еще немного прибавил газу. Вдоль дороги потянулась серая полоса шумозащитного экрана с вялой растительностью перед ним, и замаячили по сторонам типичные московские многоэтажки — лужковки, настроенные во множестве еще при легендарном мэре.
Потом машина свернула в какую-то улицу, потом сделала еще один поворот, и тогда до Ильи дошло, куда они направляются. Место это было хорошо знакомо не только, как говорится, «москвичам и гостям столицы», слава о нем шла по всей стране. Целью их путешествия было двадцатиэтажное здание центрального офиса Комитета полезности в бывшем Холодильном переулке, у станции метро «Тульская». Так оно и оказалось. Автомобиль остановился у бокового подъезда, и улыбчивый лейтенант открыл дверцу.
— Товарищ лейтенант, в чем дело? — с заискивающей, самому себе противной улыбкой спросил Илья. Может, тут ошибка?
— Не волнуйся, все нормально, — переходя вдруг на «ты» сказал лейтенант и взял Илью за руку. Сержант тем временем близко подошел сзади и слегка подтолкнул парня вперед.
— Проходи.
Они миновали дежурного на входе без всяких формальностей, и тут же их встретил какой-то комитетский сержант, пожилой, с электронными наручниками в руках.
— Руки протяни, — сказал он Илье.
Тот оглянулся на своих конвоиров и понял, что спорить бесполезно.
— У меня сумка, там кошелек и студенческий, — начал было Илья…
— Я возьму. — Сержант принял сумку. — Не боись, у нас не пропадет.
Наручники защелкнулись на запястьях.
Собственно, чего-то подобного Илья ожидал. Даже нет, не ожидал, конечно, но, во всяком случае, удивился не слишком сильно. Ходили слухи по общежитию и уже довольно давно, может, около года. После лекций, собираясь попить пивка в сквере, или вечером, когда в их с Андреем небольшую комнату на пятом этаже приходили гости, студенты, приняв на грудь, в интимной фазе разговора, когда уже все кажутся друзьями, бывало, оглядывались и тихо говорили: «Слышь, а в РГИСе парня забрали. Да вроде не отличник — хрен его знает, вроде обычный пацан. Васю помнишь? Ну, за Людкой ухаживал, небритый такой блондин. Все анекдоты травил. Не помнишь? Ну был такой. Короче, его и взяли. На улице, говорят, подошли из Комитета, ксиву под нос и вперед. Да, в деканате сказали потом, что его за долги выгнали и он уехал. Да, а Людка потом сказала, что он ей откуда-то звонил, точно не помню. Долги? Да не было у него никаких долгов, знаю я его, всегда все вовремя сдавал, нормально учился. Осторожно надо, не поймешь, что сейчас делается, в комитете совсем обурели».
Однако ничего конкретного, кроме разговоров и какого-то предчувствия, не было. Из ближайшего окружения Ильи никто не пропадал, а слухи — слухи они всегда ходили. И всегда студенты кого-то боялись: то милицию, то военкомат, и больше всего, конечно, сессию. Тем более что в народе к комитету полезности было в общем скорее нейтрально-положительное отношение. Комитетчиков, конечно, не любили, но уважали. За всегда опрятный и трезвый вид, за то, что уже через несколько месяцев после того, как на улицах городов России стали появляться молодые ребята в темно-синих плащах и высоких серых фуражках, с этих улиц быстро исчезли бомжи, попрошайки и цыгане, и даже грязи, казалось, на улицах стало меньше. За то, что теперь к вечно пьяному соседу — дебоширу, терроризировавшему весь подъезд, приходил не затюканный жизнью участковый, выписывающий бесполезные квитанции на штрафы, а красивый и подтянутый сотрудник комитета полезности и ласково так интересовался: «А как у вас, уважаемый, обстоят дела с полезностью нашему российскому обществу? Где вы работаете, на что пьете?» И сосед клялся, что он уже почти не пьет и уже завтра устроится на работу. И действительно, устраивался на работу и пил меньше. Или исчезал вместе с зашедшим к нему вечерком патрулем комитета. Нет, что вы, никаких сталинских лагерей, не тридцать седьмой год. Сначала принудительное лечение, потом отработка долга обществу, там, куда Родина пошлет. Родина обычно посылала на ударную стройку рыть двухсоткилометровое подземное кольцо второго гравитационного космодрома, или в Сибирь на нефтедобычу, или еще куда-нибудь. Никаких лагерей и вышек, это добро берегли только для тех, кто упорствует и не желает трудиться по предписанию комитета. И только после решения специального суда комитета полезности по обязанностям человека. Через пару лет сосед возвращался, как правило, морально перековавшимся человеком и даже заработавшим немало денег. На зарплате и на еде для отрабатывающего трудовую обязанность гражданина государство не экономило. Все по конституции, где после всех неурядиц последних лет добавилось следующее: «Труд на благо общества является почетной обязанностью каждого гражданина».
