Смутные дни (СИ) - Волков Тим

— Это я понимаю, — совсем по взрослому сказала Аня. — А где переждать?

Доктор глянул на Лаврентьева.

— Петр Николаевич…

— Иван Павлович, ты чего, у нас ее хочешь оставить? — выпучил тот глаза.

— Петр Николаевич, домой ее опасно везти. А в лагере — тем более. Сможешь организовать ей проживание у себя… кстати, где ты живешь?

— Да вот прямо в лесу и живу. Палатку поставил, травой застелил — благодать! Там еще Прохор Деньков со мной, но он вообще не выходит никуда. Из-за последних событий совсем в хандру впал, парень.

— Так может я переговорю с Петраковым — это новый начальник милиции? Замолвлю за вас словечко…

— Нет, Иван Павлович, — перебил его Лаврентьев. — Благодарствую конечно за заботу, но там одним Петраковым делу не поможешь. Нас же ведь под арест взяли, когда вся эта смена власти произошла. Много кому мы дорогу перешли своими делами, при императоре еще. А теперь эти бандиты вдруг легальные стали. И начали против нас вставать. Арест произошел. Прохор бежал из-под ареста, часового ранил. А я дожидаться не стал ареста — скрылся раньше.

Лаврентьев наклонился ближе к доктору, шепнул:

— Меня ведь Анна Львовна предупредила, что идут за мной. Спасибо ей за это огромное. Ты уж передай ей, при случае, но так, чтобы тихо, чтобы никто больше не слышал. Считай, спасла.

— Передам, Петр Николаевич. А насчет Петракова… все же поговорю, есть одна мысль. Ну так что насчет Аннушки? Если надо я и продукты привезу и вещи.

— Ладно, пусть побудем, мне не жалко. Тем более девчонка разговорчивая, нам про трех мушкетеров рассказывает — жутко как интересно! Даже Денькойв немного ожил, слушает. А насчет продуктов… Да ничего не надо, мы не бедствуем, — улыбнулся Лаврентьев. — Грибы собираем, ягоды, чай из трав пьем. Лес кормит. Охотимся иногда. Недавно зайца подстрелил — мясо есть. Всего хватает. У меня батя лесник знатный был, в детстве научил всему, так что мне даже не в тягость, а в радость тут. Отдыхаю можно сказать.

Лаврентьев глянул на девочку, спросил:

— Ну что, побудешь еще с нами?

— Для дела конечно! — кивнула она. И глянув на доктора, смущенно добавила: — Только, Иван Павлович… можно одну просьбу?

— Какую?

— Если будет возможность и минутка — привезите книг? Любых, но лучше приключения и детективы. Читать охота. А то у господина Лаврентьева ничего, кроме Воинского устава о наказаниях редакции 1869 года нет. Я его уже наизусть выучила!

Распрощались с Анютой, Иван Павлович взял с нее честное слово, что она никуда от Лаврентьева не отойдет и во всем будет слушаться его. Сам пообещал приехать на следующий день — привести еды, одежды и книг.

Иван Павлович вернулся к «Дуксу». Там его послушно ждала Маша.

— Ну что? Нашли? — тихо спросила она.

— Кого?

— Ну Анюту?

— Нет, не нашел. Но уверен, что с ней все в порядке. Маша, у меня к тебе будет один важный разговор. Считай его чем-то вроде того задания, что дает вам Рябинин — тренировкой к театру или скаутам. Так вот, ты должна о нашей с тобой поезде сюда молчать. Ничего никому не говори. Так надо. Поняла?

— Поняла, — кивнула Маша.

— Вот и хорошо. Что сегодня будет говорить Рябинин… в общем, ты сильно его не слушай. Все будет хорошо. Верь только мне. А ему… с ним будь поосторожней.

Маша на удивление не стала задавать лишних вопросов и лишь понятливо кивнула.

Возвратились в лагерь. Рябинина по прежнему не было. Иван Павлович для виду осмотрел детей, чтобы те подтвердили его историю о том, что ездил он сюда для медицинского осмотра. И направился в село.

По пути все думал — куда же мог уехать Рябинин? Вспомнил слова Анюты про поддельные прошения. И вдруг осенило его. Так ведь в банк и поехал — обналичивать деньги! Чарушин же говорил сегодня, что якобы нашелся этот госпиталь № 27. А сам и не знает где он именно. Не нашелся он ни черта. Просто Рябинин показал представителю министра народного просвещения Мануйлова настоящий спектакль — лагерь, больные немощные дети, беднота… Развесил лапши, а тоти поверил — велел обналичить деньги. Чарушин и засуетился, забрал у Ивана Павловича чек.

Значит Рябинин сейчас либо у Чарушина — забирает чек, либо уже в банке.

Надо брать этого гада, пока он деньги не забрал и по карманам не растырил. Заехать за Гробовским, как представителем власти — и прямиком в банк. По пути все объяснить, чтобы время не терять.

Но добраться до Зарного без приключений не удалось. Едва выехал он на проселочную дорогу, как из леска, что тянулся вдоль дороги, послышался резкий треск веток. Иван Павлович поднял голову — и в ту же секунду из-за кустов вылетели двое на лошадях.

Оба — в поношенных кожанках, с отворотами, засаленными от пота, и синими галифе, уже потерявшими цвет. Лица тёмные, обветренные, с щетиной, глаза — злые, узкие, цепкие. На головах — мятые картузы, съехавшие набок. Каждый с шашкой, блеснувшей сталью на весеннем солнце. Один держал её наготове, другой крутил над головой, будто собирался срубить доктора пополам прямо с седла.

Какого лешего? Это что еще за лихие братья?

— Сто-ой! — выкрикнул первый, рванув поводья.

Иван Павлович понял, что ничего хорошего ждать от этой встречи не стоит. Он рывком поднял «Дукс» на третью передачу, вжал ноги в педали и рванул вперёд.

Лошади поскакли за ним, копыта забили по ещё влажной, местами раскисшей дороге.

— Стой, собака! — крикнул второй, заходя слева.

«А кони то резвые!» — нервно подумал доктор, прибавляя скорости, разгоняясь до предела.

Свистнула шашка над головой.

В правом кармане тужурки был наган. Пальцы нащупали холодный металл. Но стрелять на ходу — значит потерять скорость. Доктор все же рискнул.

Вытянул пистолет, коротко оглянувшись. Первый всадник был уже в каких-то десяти саженях. Лицо перекошено яростью, шашка поднята. Иван Павлович вскинул револьвер и выстрелил наугад. Выстрел хлопнул глухо, отдача ударила в ладонь. Лошадь шарахнулась, бандит выругался, но не отстал.

Дорога впереди пошла вниз, к мостку через узкий ручей. Мотоциклет закачался на кочках, но доктор выровнял его и вновь дал газу. Нельзя останавливаться!

Сзади раздавался надрывный топот, треск веток, приглушённый звон железа.

Второй выстрел — мимо. Но бандиты даже и не думали отставать. Ничего не боятся? Отчаянные. Или совсем дураки.

Третий выстрел — кто-то вскрикнул; один из всадников чуть накренился в седле, но тут же выровнялся. Видно, задело плечо или руку, но не насмерть.

— Уйдёшь ли? — донёсся сиплый крик, перекрываемый стуком копыт.

На мостке мотоциклет подпрыгнул, чуть не выскользнув из-под него. Иван Павлович едва удержался, но тут же снова встал на педали. Он знал, что впереди будет поворот, а за ним — длинный подъём. Если дотянуть до него, у лошадей на раскисшей глине уже не будет такого хода.

Выстрелил ещё раз — теперь прицельно. Лошадь одного бандита споткнулась, всадник осыпал её ударами нагайки, но тотчас снова поднял шашку.

Впереди блеснул мокрый склон. Иван Павлович резко опустил корпус, вжал педали до боли в мышцах. «Дукс» тяжело пошёл вверх, шины проскальзывали в вязкой глине. Он слышал, как хрипят лошади сзади, как бандиты орут друг на друга, подстёгивая.

В самый последний момент, когда один из них уже почти коснулся его колесницы остриём шашки, он резко отвел мотоциклет в сторону, спрыгнул, развернулся и выстрелил почти в упор. Лошадь, словно налетев на невидимую стену, встала на дыбы; бандит вывалился в грязь, прокатившись по кювету. Второй выругался и осадил коня, не рискуя подставляться под пули.

Поскакал прочь.

— Стой! — настала очередь доктора останавливать бандитов. — Стой, гад! Кто подослал? Кто подослал?

И принялся палить по убегающему. Но того уже и след простыл.

Второй тоже ушел, но не так резво. Ему вообще не повезло — рана видимо оказалась серьёзной и он почти сполз с лошади, обмякнув и повиснув и только лошадь скакала прочь. Спасая своего седока.