Крестоносцы (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Зарёванной графиня не выглядела. Выглядела злой и растерянной.

— Пошёл в ад! — это так с польского, который хоть и похож на русский, но так себе, приходилось вечно переспрашивать и просить повторить. (Poszedł do piekła). Ну, а чего Пекло оно и есть пекло.

— Серафим, отрежь Его Высокопреосвященству ухо. Вам какое нужнее, господин епископ левое или правое?

На самом деле Андрей Юрьевич знал, чего допытывается от этого дядечки. Ему уже разведчики шепнули, что у этого товарища есть кусочек камня бичевания Иисуса Христа. А чего, у этого гада есть, а в Русском Королевстве нет ни одной святыни, не честно.

— А, будь ты проклят схизматик! Я отдам. У меня есть частица камня, на котором бичевали Господа нашего.

— Хорошо. Отдавай. И казну ещё. Сейчас Фёдор тебе ухо перевяжет и займёмся вторым актом Мерлезонского балета. Ваше Высокопреосвященство, вы лучше выдайте все ценности сразу, а то к концу опроса моего, у вас от лица одни щёки останутся.

Бамс. Это полячка графиня бледнела — бледнела и в обморок грохнулась. Не выдержала вида одноухого епископа.

— Данька. Вот смотри яка гарна дивчина лежит. И не баронесса даже, а целая графиня, да ещё и права на маграфство по мужу. Не разобрался ещё что это, но раз называют Бранденбург, то это как король целый. Ну, почти. Нравится?

— Так она католичка. Девка-то красивая… — главный артиллерист нагнулся и легко поднял панночку на руки, положил на лавку, что стояли вокруг стола с одной стороны. С другой были роскошные резные стулья — троны и Андрей Юрьевич уже решил, что заберет этих красавцев с собой. И дом украсят и образцом для владимирских столяров станут. А то только табуретки умеют кособокие делать.

— Ничего, перекрестим. Ты её поцелуй эту спящую красавицу, пусть просыпается. У нас с его Высокопреосвященством ещё не обговорено, сколько денег нам Мемель отвалит, чтобы мы домой ушли.

— Поцеловать⁈ — Данька сказку явно не читал.

— Не хочешь. Ну, давай я попробую…

— Чего это! Я сам! — богатырь нагнулся к полячке и чмокнул неумело её в губы. Понятно, что та проснулась и завизжала. Рожа эдакая бородатая её укусить пытается.

— Тихо, пани Мария. Это Даниил Мечеславович Детько — сын боярина, ай, блин, вечно забываю. Сам же князем сделал воеводу. Это сын князя Словакского Мечеслава Детько. Ну, княжич, по-вашему. Он хотел помочь вам очнуться. Ферштейн? Не надо его бить. Это ваш муж будущий.

Панночка опять глаза закатила.

— Данька, ты не стесняйся. Ещё раз поцелуй, видишь панночка притворяется, на ещё один поцелуй напрашивается. Не распробовала с первого раза. И не тушуйся, целуй как положено. Это не распятие, а девка.

— О, Матка Бозка! — вскочила переводчица.

Событие шестьдесят четвёртое

Андрей Молибогович озадаченно голову почесал, выслушав доклад Ивана Хвостова.

— Смотри ты? Неожиданно.

В самом деле получилось неожиданно. Так с первого раза и не понять, то ли хорошо это, то ли так себе, а то и вовсе плохо. Словом, погиб Георгий Романович Дубровицкий. Был как раз на стене в том месте куда ядро попало, повезло не убило. Уберёг Господь. Отбросило на землю. Не разбился, благо стены не высокие. Поднялся. Перекрестился троекратно и тут на него башня эта кособокая упала и придавила. Насмерть.

Всё это рассказал тысяцкий Дубровицы Иван Андреевич Серый. Он-то и стал главным в городе после смерти князя. Княгиня есть и две девчушки дочери, но не им же в осаждённом городе командовать. Боярин вылез на остаток стены и стянув с себя белую рубаху замахал ею. Он и князю говорил, что зачем ратиться с сильным, если ничего не меняется. Ты, мол, княже, как сидел на земле, так и будешь, да ещё и выход платить поганым не надо. Одни подарки, чего же ратиться? Но Георгий Романович упёрся, он уже послал за подмогой к брату в Туров гонца и надеялся совместно с ним владимирцев и брянцев отогнать.

— Принимаем мы ваши условия, — сдерживая нервного коня гарцевал перед ними тысяцкий.

— Ты, смеёшься что ли⁈ — Дмитрия Александровича Брянского на смех пробило. Хохотнул сначала несмело, а потом загоготал, — Какие условия? Условия были, что князь ваш на столе остаётся. Так нет князя. Сам сказал. Какие условия? — как резко начал, так же резко и оборвал смех князь.

— Так княгиня…

— Ой! Княгиня⁈ Да у вас при князе башни падают. Что с жёнки взять? Нет, она пусть сидит себе в тереме. А землицей кто управлять-то будет? Ты будешь? Кто ей в уши будет советы нужные вкладывать? Я тиуна пришлю. Только тиун не власть. Не князь.

— Я могу…

— Постой! — Дмитрий Александрович, махнул десницей на боярина.

— А скажи, Иван Андреевич, по твоему разумению, Юрий Романович с Турова, когда подойдёт? — перебил князя Андрей Молибогович. Власть они тут делить вздумали. Войско к ним идёт. Вот о чём думать след.

— Дня три. Гонца вчерась послали, как про ваше войско прознали, — пожал плечами тысяцкий, — Так пустое это, — он троекратно перекрестился. — Три сотни воев если и приведёт старший брат, так и то много. Был я в Турове, не сильно он больше и богаче нашего княжества. Сотню дружины и пару сотен ополчения. Для вашего войска на один зуб. А эти ваши громобои просто разгонят его.

— Зачем русским людям гибнуть? Дурость это, как Андрей Юрьевич говорит. Ты, давай, боярин, начинай править, раз хочешь. Покажи себя. Отправь гонца к брату князя своего убиенного. Пусть расскажет, всё что видел и слышал. И сюда пригласит Юрия Романовича. Ну, условия не меняются. Идёт под руку Дмитрия Александровича Брянского, а тот своими землями к Рождеству войдёт в наше королевство Русское, править будет твёрдой рукой Андрей Юрьевич из Рюриковичей и Романовичей. Правнук Даниила Галицкого — короля Руси, — взял на себя дальнейшие переговоры Андрей Молибогович, а то брянцы ещё наговорят чего лишнего.

— А ежели не захочет Юрий Романович под чью-то руку идти? — невесело усмехнулся тысяцкий.

— Дурень, значит. Побьём. Так погибнуть может, как брат его. Да только чтобы поганым выход не платить и баскака их в шею турнуть уже под любую руку я бы пошёл. Так, а тут ещё и как сидел на столе, так и останется. Торговля наладится. Ремёсла. Мастеров Андрей Юрьевич пришлёт. Стекло делать научит, крепости каменные. Железо крепкое. Вот эти громобои на стенах крепости его поставят. Пушками они называются. Слышал же ты… Должен был слышать, как весною мы поганых побили под Житомелем. Так их два тумена было, а назад в Сарай если десяток вернулся, то счастье для них. Рвов у Житомеля не хватило тела ордынцев ховать.

— Ретивое взыграет у Юрия Романовича. Брата вы его убили…

— Шалишь! Ты же сам гутарил, что башня на него упала. То бог его наказал, что он гордыню свою не обуял. Людей повёл на убой, когда миром всё решить мог. Ну, не пришли бы мы сегодня, завтра Гедимин — Великий князь Литовский бы войско привёл. И тот штурмом бы взял город ваш и пограбил бы. А потом всё одно к себе забрал. И не смог бы от поганых защиту дать. Наоборот, вами бы прикрылся, коли они бы пошли на него. Вон. Киев он взял, брата там посадил и что? Как сидел там баскак ордынский, так и сидит.

— Слыхали…

— Слыхали они. В общем так, Иван Андреевич, если хочешь править тут, то езжай к Юрию Романовичу и добейся от него мирного перехода под власть Дмитрия Александровича и Андрея Юрьевича. Правильно я говорю, княже, — повернулся за поддержкой к молчащему пока князю Брянскому Андрей Молибогович.

Все повернулись к Дмитрию Александровичу. Тот покивал головой и троекратно перекрестился.

— Богом клянусь, всё, что сказал боярин Владимирский истина. Так и будет. Езжай Иван Андреевич. И князю Туровскому скажи, что не было умысла у нас убивать брата его. Мнится мне, прав Андрей Молибогович, то рука божья на него башню обрушила, чтобы люди в ваших княжества не гибли попусту. Все мы в руце божьей.

Глава 23

Событие шестьдесят пятое