Магнат (СИ) - Шимохин Дмитрий

Я прошелся по комнате, пытаясь унять нестерпимое желание хорошенько приложить Изю по морде, причем несколько раз.

— Тебя же разоблачат на любой заставе, идиот! Они пошлют запрос, и выяснится, что никакого Ицхака Ротшильда не существует!

— Ой, я тебя умоляю! — отмахнулся он с видом святой невинности. — Кто посмеет проверять человека из такой семьей? Да ему офицер пограничной стражи честь отдаст и спросит, не нужно ли помочь донести чемоданы! А если даже, — он на мгновение посерьезнел, — если даже меня и поймают, то я тебе скажу по секрету, лучше сидеть в тюрьме Ротшильдом, чем гулять на воле Шнеерсоном!

Я остановился, в бессилии поднимая руки. Спорить с ним было все равно что пытаться повернуть вспять водопад. Его логика была абсурдной, но в то же время цинично-непробиваемой.

— Ну, если тебя поймают, — процедил я, — я тебя не знаю. И никогда не знал.

— Договорились! — с готовностью произнес он, осторожно поворачивая свой «шедевр».

Я тяжело вздохнул, понимая, что его не переубедить. Ладно. Пусть будет Ротшильд. Ну нравится человеку — ну что я сделаю?

— Хорошо, — сменил я тему, — с твоим маскарадом разобрались. Что по французу? Этому мошеннику, месье Д’Онкло?

Изя тут же преобразился. Исчез самодовольный художник и появился толковый филер. Он достал из кармана записную книжку и торжественно заявил:

— Таки все есть, шеф! Мишель д’Онкло, барон, подданный Французской Империи, пятидесяти двух лет. Имеет дом на Невском. Каждое утро, ровно в одиннадцать, пьет кофе в кондитерской Вольфа и Беранже. По вечерам посещает разные салоны, либо сидит в гостях у своей пассии, актрисы французской труппы, мадемуазель Бланшар, что живет на Мойке, в доходном доме Савицкого. Играет в карты и очень много проигрывает!

Он протянул мне листок с точными адресами. Информация была превосходной. Что ж, грех этим не воспользоваться.

Сев за стол, я достал лист чистой почтовой бумаги и взялся за перо.

— Что, решил поупражняться в эпистолярном жанре? Или тоже хочешь нарисовать себе паспорт с аристократической фамилией? — съехидничал Изя.

— Я просто отправляю весточку старому знакомому, — ответил я, макая перо в чернила. — А знаешь что — пиши-ка ты сам, у тебя почерк лучше.

— Ой-вэй, и зачем я спросил? Давай потом, я сегодня даже не завтракал!

— Ничего, это быстро, — безжалостно заявил я — Пиши: «Господину Мышляеву».

— Мышлаев? Это тот бретер?

— Именно. Пиши красиво, а то он тебя застрелит. 'Надеюсь, ваша рука зажила и больше не доставляет вам неудобств при игре в карты или в упражнении с оружием. Поскольку наше знакомство, пусть и мимолетное, было связано с одним прискорбным инцидентом, считаю своим долгом напомнить о нашей договоренности и сообщить, где можно застать барона Мишеля д’Онкло.

Надеюсь, эта информация поможет Вам восстановить справедливость.

С совершеннейшим к вам почтением,

Доброжелатель'.

Я положил записку, запечатал ее в конверт без обратного адреса и протянул Изе.

— Отправь с посыльным в доходный дом Яковлева, третий этаж, квартира семь. Лично в руки ротмистру Мышляеву.

Изя взял конверт, взвесил его на руке и хитро подмигнул.

— Таки я считаю, что у кого-то скоро будет больше проблем, чем в субботний день на Привозе продают барабульки!

— Ты правильно считаешь, герр Ротшильд! — усмехнулся я.

Глава 21

Глава 21

Детальный план атаки на крупнейшее акционерное общество России наконец-то был полностью готов, тщательно прописан, завизирован, скреплен. Оставалось нажать на спуск, выпалив дуплетом из двух стволов, наведенных на биржи крупнейших финансовых столиц этого мира: один в Лондоне, а другой — в Париже.

В Париж поехал Василий Александрович Кокорев. Он вез с собой вексель Штиглица —финансовый таран, способный пробить любую стену недоверия.

Изя, соответственно, отбывавший в Лондон, должен был решить там две задачи — сначала встретиться с Герценым, слить через него компромат на ГОРЖД, а затем уже заявиться на биржу под именем Ицхака Ротшильда. В Европе все прекрасно знали, кто такие Ротшильды, и не было лучшей фамилии, чтобы раздражить донельзя самый чувствительный орган планеты: нервы биржевого спекулянта! Кокорев выделил Изе целых три миллиона рублей на проведение операции, естественно, под расписку, которую взяли с меня.

Пароход отбывал из морского порта в Кронштадте, до которого еще надо было добраться. И вот в день отъезда моей «десантной группы» в Европу я, встретив их на набережной, провел последний инструктаж. Кокорев, собранный и деловитый, похожий на солидного медведя своем легком дорожном пальто, сосредоточенно кивал, еще раз выслушивая детали нашего плана. Да и ехал он не один, а с управляющим и одним охранником, Изе он тоже выделил человека в помощь и охрану.

Изя находился в состоянии крайнего возбуждения: похоже, мысленно он уже находился в Лондоне. Его новый, с иголочками, английский костюм сидел так, будто он в нем родился, а в руках он вертел светлый саквояж из крокодиловой кожи, за который выложил шестьдесят рублей и который, по его словам, был «необходимым атрибутом человека из семьи Ротшильдов».

— Итак, господа, — подвел я черту, — план ясен. Вы, Василий Александрович, берете на себя биржу в Париже. Изя, твоя задача — Лондон: сначала — Герцен, а затем — вербовка брокера, сотрудничающего с домом Берингов. Имеющиеся акции начинаете продавать по моему сигналу, а потом и скупать также по сигналу!

— Таки все будет в лучшем виде, шеф! — отрапортовал Изя. — Герцен получит такую наживку, чтобы проглотить ее вместе с удочкой. Но… — он вдруг посерьезнел и понизил голос, — у меня тут есть для тебя еще один маленький подарочек на прощание. Вишенка на наш торт.

Я вопросительно поднял бровь.

— Я тут не терял времени даром, — с заговорщицким видом продолжал он. — Помнишь, ты просил меня подыскать контакты среди чиновников почтового ведомства или телеграфа? Так вот, контакт-таки есть. Ой-вэй, ты даже не представляешь, какие интересные вещи в этом городе можно узнать в игорных домах второго разряда — тех, где люди проигрываются не от скуки, а от отчаяния.

Он присел на край стола, его глаза довольно блестели.

— Короче говоря, есть один человечек: надворный советник Семен Аркадьевич Подсекин. Птичка невысокого полета, но сидит на очень теплой ветке — заведует Международным телеграфом на Почтамте. А у птички беда: проигрался подчистую в штосс.

— Тебе, что ли? Ох, герр Ротшильд, стол с зеленым сукном не доведет до добра!

— Не мне, к сожалению, — с сокрушенным видом ответил Изя, — а одному греку-ростовщику. Долг — пять тысяч. Грек уже пообещал отправить его по миру и написать жалобу на службу. Так что наш Семен Аркадьевич сейчас в таком состоянии, что за круглую сумму готов продать не только себя, но и родную матушку, если за нее хорошо заплатят.

Я прислушался, и в моей голове мгновенно начал выстраиваться новый, еще более дерзкий тактический ход. Изя, сам того не осознавая, дал мне в руки ключ.

— Ты уверен, что он на крючке? — спросил я.

— Курила, я тебя умоляю! — фыркнул Изя. — Я навел справки: у него три дочери на выданье, поместья нет, а жалованья — кот наплакал. Этот поц сейчас как перезревший плод: ткни пальцем — и он упадет тебе прямо в руки. Он готов на все. Абсолютно на все!

Я прошелся, борясь с вихрем одолевавших меня чувств. Раз он служит на телеграфе, то можно… Ох, как много всего можно устроить!

— Хорошо, Изя, — сказал я, останавливаясь. — Это ценно и очень своевременно. Я займусь этим господином лично, пока вы будете в Европе.

— Только будь с ним осторожен, — предупредила Изя. — Он труслив, как заяц. Его надо не пугать, а соблазнять. Повесь перед его носом морковку потолще, чтобы он забыл о страхе!

— Я учту, — произошло я. — Твоя задача — Лондон. Сделай все чисто!

— Не волнуйся, шеф, — подхватил он свой саквояж. — Когда «Колокол» зазвонит по этим французам, этот звон услышат по всему миру! Тю, вот и наш баркас. Поехали, Владимир Александрович!