Магнат (СИ) - Шимохин Дмитрий

— Это серьезное обвинение, — проговорил он наконец, откладывая упор. — Но это лишь техническая экспертиза. Возможно, подрядчики допустили ошибку, возможно, имело место головотяпство… Но где доказательства злого умысла? Системного мошенничества?

Кокорев посмотрел на меня. Настал мой черед.

— Злой умысел есть, господин барон, — сказал я, доставая из своего портфеля еще одну бумагу. — И он задокументирован.

Я положил письмо сенатора Глебов а по ревизии нижегородской дороги.

— Вот, — я ударил пальцем в нужный абзац, — сенатор прямо указывает, что правление общества предоставляет фиктивные отчеты о выкупе земель. По документам потрачено вчетверо больше, чем получили землевладельцы.

Штиглиц впился глазами в текст, и на каменном лице его заиграли желваки.

— А вот, — продолжал я, — обратите внимание, это касается лично вас, господин барон. Помните, я обращался к вам по поводу имения Левицких? Вы тогда показывали мне документы, что оно выкуплено за двести сорок тысяч рублей.

Барон, явно предчувствуя недоброе, перевел мрачный взгляд на меня.

— Так вот, — я выложил на стол еще один лист, — это официальный ответ из Владимирской Дворянской опеки, полученный новым опекуном, сенатором Глебовым. Имение не продавалось. И не может быть продано без разрешения Дворянской опеки. Расписка на двести сорок тысяч, которую вы мне показывали, — я сделал паузу, — фальшивка. Деньги были просто украдены. Ваши деньги, господин барон!

Наступила мертвая тишина. Штиглиц медленно поднял голову. И, поднявшись из-за стола, начал мерить шагами комнату, потом подошел к шкафу и, достав папку, принялся ее перелистывать, после вернулся к столу и вновь перечитал письмо сенатора Глебова. Его лицо побагровело. Вся его немецкая выдержка, вся аристократическая холодность в один миг слетели, и вместо финансиста мы увидели крайне рассерженного человека…

— Доннерветтер! — прорычал он, ударив кулаком по столу так, что подпрыгнула тяжелая малахитовая чернильница. — Шайссе! Мошенники! Меня! Меня обмануть, как мальчишку!

Он вскочил и уже забегал по кабинету, его нафабренные усы топорщились от негодования.

— Ворюги! Я создал эту компанию! Я им верил! Я вкладывал в них репутацию своего банка! А они… они воруют все, что плохо лежит!

Кокорев понимающе кивал, позволяя барону выпустить пар. Наконец Штиглиц остановился передо мной.

— Что вы предлагаете, господа? — спросил он уже другим, ледяным тоном.

— Мы хотим разоблачить их, — спокойно ответил Кокорев. — И забрать у них Общество. Взять его под свой контроль и навести наконец-то порядок! Но для этого нужны деньги: большие деньги, чтобы на бирже в нужный момент перехватить акции.

Штиглиц, казалось, сразу все понял.

— И как вы собираетесь это сделать? Чтобы выкупить акции нужна будет весьма крупная сумма, да и не все решаться их продавать, надеясь на чудо! — полетели вопросы от барона.

Кокорев покосился на меня.

— О, — протянул я. — Тут все просто, шила в мешке не утаить, и об их делах становится известно, да и, насколько я знаю, уже многие в них разочаровываются в том числе и там, — подняв палец, указал я на потолок. — Технический отчет пойдет на стол генералу Павлу Петровичу Мельникову, главе Министерства путей и сообщений, другой экземпляр попадет военным, ну а третий, может, и кому из великих князей будет не безынтересен. Случится скандал, причем грандиозный, да и Сенатская ревизия даст о себе знать. Наверняка об этом пронюхают газетчики, такое не скрыть, — на одном дыхании произнес я.

Штиглиц слушал меня внимательно, где-то кивая, где-то хмурясь.

— А там и иностранная пресса это подхватит, акции поползут вниз, также из проверенных источников нам стало известно, что при таком повороте дел часть крупных акционеров избавится от акций, пока они полностью не обесценились. И вот тут-то в игру вступим мы, чуть ускорим этот процесс, и пока акции будут по низу рынка, начнем их скупать. Перехватывая задешево. Благодаря этому можно стать очень крупным акционером, таким, с кем правление будет считаться, а там и инициировать проверку и перехватить управление, — вкратце обрисовал я план, умалчивая многие подробности.

— Самонадеянно, авантюрно, — спустя пару минут размышлений выдал Штиглиц. И вновь задумался.

— Да, но выполнимо! — твердо произнес я, а сидящий рядом Кокорев кивнул. — Единственный момент, что к этим событиям надо быть готовым и не упустить момент, чтобы успеть купить акции по низу рынка. Такого шанса сменить правление может и не повториться, очень уж удачно складываются обстоятельства.

— Хм, — протянул Штиглиц. — Предположим ваша авантюра удастся, я готов выделить денежные средства, но каков будет мой процент в выкупленных акциях? — И он уставился на нас не мигающимся взором.

Я покосился на Кокорева и он не подвел, начав торг с банкиром.

Это было прекрасно, купец торговолся и выкручивался, держался за каждый процент, вот только и Штиглиц был не пальцем деланный, и показал свою хватку. Жаль, что с нами не было Изи, думаю ему не по ела бы. В итоге сошлись, на том, что Штиглиц при финансировании достаётся шестьдесят процентов выкупленных акций. Не так уж и плохо.

Не задавая больше вопросов, Штиглиц подошел к массивному несгораемому шкафу, отпер его и достал бланк векселя.

— Какая сумма вам будет нужна в качестве гарантии?

Кокорев посмотрел на меня, и я едва заметно кивнул.

— Двадцать четыре миллиона, — твердо сказал купец.

Барон даже не моргнул. Он сел за стол, макнул перо в чернила и своим четким, каллиграфическим почерком заполнил бланк, выписав простой вексель на предъявителя. Сумма была астрономической — четверть всего капитала ГОРЖД.

Он протянул его Кокореву.

— Вот. Этого достаточно, чтобы убедить любого маклера в серьезности ваших намерений. Действуйте, господа. И да поможет нам Бог наказать этих негодяев!

Вот только на этом все не закончилось, тут же был вызван стряпчий и составлен контракт в котором все и ппрописал.

Я вернулся в гостиницу в состоянии легкой эйфории. Сделка со Штиглицем, его ярость и выписанный вексель на астрономическую сумму — все это было подтверждением того, что мы на верном пути. Теперь осталось лишь дождаться, пока мой Рафаэль с Малой Арнаутской закончит свой шедевр.

Я застал Изю в тот самый момент, когда он поставил на свое творчество окончательный, победный мазок. Он сдул с листа невидимую пыльнику, поднес его к свету, прищурился, как настоящий художник, и, удовлетворенно хмыкнув, протянул его мне.

— Вуаля, господин компаньон! Принимайте работу! Паспорт для поездки в Лондон. Картина, шедевр, что открывает перед своим обладателем любые двери, сердца и, что самое главное, кошельки!

Я взял в руки лист плотной бумаги. Качество работы оказалось поразительным. Бумага была искусственно состарена, с легкой желтизной и потертостями именно там, где они должны быть при использовании документа. Печати выглядели так, будто их только что поставили в венской канцелярии, и вишенкой на торте стала витиеватая и совершенно неразборчивая подпись. Я с восхищением покачал головой и уже был готов рассыпаться в похвалах, как мой взгляд упал на имя владельца.

ЧТО-О-О? Ицхак Ротшильд? Да ****** ****** *******, ** твою мать!!!

Я замер, перечитал еще раз, потом еще. Поднял глаза на Изю, сиявшего, как начищенный самовар, и, очевидно, ожидавшего восторгов по поводу его мастерства. аплодисментов.

— Изя… — медленно начала я, чувствуя, как во мне закипает глухое раздражение. — Ты в своем уме?

— А что не так? — искренне удивился он. — Почерк не понравился? Могу переписать.

— Почерк тут ни при чем! — Я ткнул пальцем в семью. — Ротшильд! Ты серьезно⁈ Почему не Романов сразу? Или, например, Виндзор?

— Не знаю, что за такой Виндзор, — пожал плечами Изя, — но зато очень хорошо знаю, кто такой Ротшильд! Курила, ты таки ничего не понимаешь в высоком искусстве! Это не просто фамилия, это — ключ к победе! Ты только представь себе, что произойдет на Лондонской бирже, когда все узнают, что некий Ротшильд, пусть даже какой-то завалявшийся племянник из Кракова, начал панически продавать акции ГОРЖД! Это будет не просто паника, это будет… — зажмурился Изя.