Товарищ "Чума" 6 (СИ) - "lanpirot"
Но, если рассуждать честь по чести, то заключение (если невозможно уничтожить) и истребление настолько мерзких тварей, как мой одноглазый соратник, причиняющий вред простакам даже одним лишь своим присутствием — мера, хоть и вынужденная, но весьма и весьма оправданная. Ведь мы, люди, для таких злыдней не более, чем вкусная и здоровая пища.
Вот только еще сочувствия к неведомой твари из Подмосковного леса со стороны злыдня мне не хватало. Хотя, может я зря переживаю? Где сочувствие, а где Лихорук? Это совершенно несовместимое понятия с его натурой — я это сразу осознал, лишь мельком прикоснувшись к его разуму.
Однако, за всё время, проведенное со мной, Лихорук многому научился. Научился даже сопереживать мне и близким мне людям. Он очень привязался ко мне, как, впрочем, и я к нему. Хочешь, не хочешь, а надо признать, что спас мне жизнь! И был готов разменять её на свою собственную! Вот только эта самоотверженность распространялась на меня лично, на мою семью, и я надеюсь, что распространится на моих друзей и боевых товарищей.
Но страдать по абсолютно чужим людям и незнакомым тварям — эта «сказка» не про моего братишку. Он схарчит любого, буде подвернётся такая возможность, не моргнув своим единственным глазом. Ведь это его сущность. Без этого он просто не сможет жить. Но, надеюсь, я смогу ему объяснить, кого жрать можно, а кого нельзя…
— Слушай, дружище, а ты случайно не знаешь, как нам туда попасть? — спросил я.
Раз Лихоруку известно о таких вот «древних тюрьмах особого режима», может быть он подскажет и покажет пути проникновения за магическую черту. А то мне самому никак не удаётся обнаружить лазейку.
— С-сейш-шас-с п-попроп-пую… — Прошипел как проколотый воздушный шарик Лихорук и, размазавшись в воздухе полосой невидимого обычным глазом тумана, полностью «всосался» в пространственную аномалию. — Полуш-шилос-с-сь, — донесся до меня его мысленный голос — наша с ним магическая связь нисколько не пострадала после его перехода на ту сторону. Такое ощущение, что он до сих пор находится где-то рядом.
— И что там, братишка Лихорук? — взволнованно спросил я его.
— Тош-ше лес-с-с, пратиш-шка Ш-шума, — вернул мне ответную «любезность» злыдень. — Только волш-шеп-пный.
— Пойдёшь налево — просто лес, пойдёшь направо — тоже лес. Но если ты в дупло полез, перед тобой волшебный лес! — задумчиво произнес я вслух, вспомнив отчего-то цитату из старого детского фильма-сказки[1], который в этом времени еще не был снят.
Хотя, если Википедия не привирала, писатель Евгений Шварц уже придумал[2] эту забавную и поучительную историю. А здесь всё было очень похоже, только вместо дупла — для перехода в «волшебный лес» использовался магический пространственный разлом. И тут напрашивается мысль: а не был ли сам товрищ Шварц одарённым? Может быть, где-нибудь в другом лесу и есть подобный переход в дупле дерева. Поспрошать бы…
— Что вы сказали, товарищ Чума? — Выдернул меня из задумчивости Фролов, не уловив сути моего «выступления». Да он и при всём желании не смог бы ничего понять. Для этого нужно было бы быть попаданцем из будущего, как я. — Какой ещё волшебный лес?
— Самый обыкновенный, товарищ Контролёр, — грустно улыбнулся я. — Вот здесь, прямо на этом месте существует магическая пространственная аномалия, охраняющая некий «замкнутый» кусок лесного массива от чужого проникновения, — несколько сумбурно пояснил я. — Есть подозрение, что наши пропавшие ребята находятся там…
— Так надо скорее их оттуда вытаскивать! — Припадая на одну ногу, быстро, как мог, заковылял ко мне чекист. Да и остальные за ним подтянулись.
— Рад бы, товарищи… — Виновато развёл я руками. — Да только проход на ту сторону практически закрылся…
— Надо его открыть! Срочно! — сверкая глазами, воскликнул Лазарь Селивёрстович. — Если нужно, я готов ко всему… Я слышал, — сипло дыша, произнес он, — что ведьмы практикуют магию крови… И она самая сильная… Сцедите у меня хоть всю кровь, но спасите детей, товарищ Чума! Спасите! — Фролов схватил меня за грудки и сильно встряхнул. — Делайте же что-нибудь! Это же дети!!!
А то я этого не понимал. И от осознания, что с ними там может случится самое ужасное, а я ничем не могу помочь, мне становилось не по себе. Нет! Я срочно должен что-то придумать! Что-то…
— П-пратиш-шка Ш-шума? — мысленно окликнул меня злыдень. — Лих-хорук мошет потес-с-снитс-с-ся…
— Что ты сказал? — забывшись, я заорал в полный голос.
— Я сказал, — думая, что это я ему, одернул дрожащие руки от моей гимнастерки товарищ Фролов, — это же дети… Дети, — с горечью в голосе повторил он. — Извините, товарищ Чума… Я сейчас сам не свой…
И я реально прочувствовал на своей шкуре все его эмоции. Приятного, честно признаюсь, было мало. Мне и своих чувств хватало с лихвой, а тут еще и чужими захлестнуло так, что хоть караул кричи… Вот Фролов и кричал, пусть и мысленно. А его душа вообще умывалась самыми натуральными кровавыми слезами, рыдала, и никак не могла остановиться.
— Это я не вам, товарищ Контролёр… — хрипло произнес я, стараясь привести свои мысли и чувства в порядок. После того, как меня захлестнуло эмоциями чекиста-инвалида, я даже мысленную связь со злыднем потерял. А она у нас, на минуточку, магическая, да еще и неразрушимая!
— А кому? — опешил Фролов, переглянувшись с профессором и дедом. Ну, да, непохоже, что я это брякнул кому-нибудь из них.
— Есть в нашей команде еще один… верный товарищ… — произнёс я, пока решив не открывать истинной сущности злобного духа. — Просто вы с ним еще незнакомы, но он незримо присутствовал в нашем противостоянии с фашистским упырём в Берлине… И, ни много, ни мало — спас мне жизнь. Я вас с ним скоро познакомлю… А сейчас я лягу на землю и закрою глаза… Возможно, стану похожим на мертвеца… Но вы меня не трогайте — так надо. Объясню позже… — Я улегся спиной прямо на землю возле самого разлома и закрыл глаза.
Я понял, о чём мне пытался втолковать злыдень. Нам уже приходилось вместе толкаться в его теле. И, в принципе, мы прекрасно разобрались с этим неудобством. Похоже, что мой одноглазый братишка уже воплотился «за чертой», и я стремительно скользнул к нему своим сознанием, освобождённым от телесных оков. Наша с ним связь работала как часики, и никакая «граница» ей не стала помехой. Прошли буквально какие-то мгновения, и я из кромешной темноты «вывалился» прямиком в заповедный волшебный лес, как его обозвал Лихорук. Приспособиться к одноглазому монокулярному зрению было делом техники, ко всему тому я уже получил необходимый опыт во время предыдущего посещения тушки злыдня.
Ну, что сказать — передо мной тоже расстилался лес. Вот только он даже на первый взгляд был совершенно не таким, как по ту сторону «разлома», где сейчас мирно отдыхало на желтеющей осенней травке моё расслабленное тело. Это был мрачный, черный и абсолютно мертвый лес, с расстилающимся над ним низким грозовым небом.
Однако, несмотря на кажущуюся близость дождя, из угрюмых туч на землю не пролилось ни капли влаги. И, судя по состоянию почвы, превратившейся в серую пыль, взлетающую в воздух при каждом шаге, дождя здесь не видели лет сто, если не больше. А может быть, его не было с тех самых времен, как была создана эта необычная во всех смыслах тюрьма. Знать бы еще, что за тварь сюда сослали на вечное поселение?
Я (а вернее Лихорук, но я это отчетливо ощутил, как будто сделал это сам) шумно втянул расширившимися ноздрями стылый воздух, почувствовав витающую в воздухе приторную сладость разложения. Отчего вся округа провоняла мертвечиной в такой сухой атмосфере, уже давно лишённой влаги, я не представлял.
За тридцать-то лет, прошедших с момента последнего открытия этой дыры, любые останки уже давно бы мумифицировались. А свежих трупов, я на это надеялся, еще не успело образоваться. Да и пропасть бы они так быстро не успели, если, конечно, ход времени в этом закапсулировавшемся мирке совпадает с внешним.
Но ни мертвый лес, ни иссохшая земля, ни разлитая в окружающем воздухе мертвецкая вонь не могли изумить меня настолько, насколько это сделал возвышающийся прямо передо мной гигантский земляной курган, поросший, как и всё остальное в округе черными мертвыми деревьями, кривыми и ужасающими на вид, словно изломанными какой-то болезнью. Так оно в принципе и было — весь этот мертвый кусочек изолированного пространства был болен… Болен болезнью от которой нет лекарства. И эта болезнь называется смерть.
