В одном шаге (СИ) - Романов Герман Иванович
— Всего-то нужно убрать погонные орудия, совершенно бесполезные — просто перенести их на верхнюю палубу и прикрыть щитом. И у нас бы сейчас в бортовом залпе «рюриковича» было бы не семь, а девять 152 мм пушек. Но по приходу сделаем чуть иначе — с кормовых спонсонов уберем пару восьмидюймовых пушек, а на их место поставим «погонные». А 203 мм орудия водрузим с подкреплениями на баке и юте — тогда они оба могут участвовать в бортовом залпе. Всего-то нужно переставить орудия, и бортовой залп увеличится на треть — вместо двух 203 мм будет три, число 152 мм стволов увеличится с семи до восьми. Простая мера, прах подери, а разница существенная. Это в математике от перемены слагаемых сумма не меняется, а в бою совсем иначе происходит. Если пушка не стреляет по врагу, то она является бесполезным грузом на корабле!
— Так оно и есть, Николай Илларионович, у меня порой ощущение возникает, что наше Адмиралтейство к какой-то другой войне готовились. В январском бою орудия без щитов стояли, осколками людей косило, и только после этого их стали в мастерских клепать, но на «богинях» еще половина шестидюймовых орудий без прикрытия стоит.
Князь Ухтомский старался не критиковать существующие на флоте порядки, но тут сам не выдержал. Вроде все понимали необходимость просто переставить орудия, работы пустяшные, за неделю можно уложиться, пусть за две, но нет — составляли бумаги, отправляли их в Петербург на согласование, и вопрос «зависал». Мер никаких не предпринималось и «согласие» не поступало. А ведь война идет, нужно действовать решительно, но командующий флотом ведет себя как Витгефт, все время жалуется, тогда, как Степан Осипович Макаров порой действовал крутенько, прекрасно понимал погибший адмирал, что иначе бюрократические проволочки не преодолеешь. Вот и Скрыдлов решился, но так в настоящем линейном бою побывал, где снаряды взрываются. А это лучше любых докладов и бумаг на мозг действует, и особенно зрелище собственных горящих крейсеров и гибель моряков. Тут поневоле начнешь действовать резко, иначе доверие подчиненных потеряешь. Но это Павел Петрович сам стал понимать недавно, после сражения в Желтом море у него появилось время многое обдумать, особенно в эту ночь, когда прорывался на броненосце Цусимским проливом.
— Павел Петрович, немедленно подготовьте необходимые распоряжения, мой флаг-капитан в вашем подчинении, как и офицеры штаба. Своих флаг-офицеров тоже зачислите, можете всех, или кого сочтете нужным, все на ваше усмотрение. Контр-адмиралу Гаупту по возвращении посоветую отбыть на «поправку здоровья», капитаном порта будет Иессен. Греве к нему помощником… нет, загоню на Амур, пусть еще за Сахалин и Камчатку отвечает. Его Макаров не зря из Порт-Артура изгнал, и во Владивостоке он без надобности. Предложу на «лечение» выехать, зато адмиральская вакансия появится — надо найти кандидатуру соответствующую, того, кто с делами справляться начнет, а не отговорки чинить.
— Есть, ваше превосходительство, — отозвался Ухтомский, прекрасно понимая, когда необходимо переходить на соблюдение субординации от доверительного отношения. Вместе с тем князь внимательно наблюдал за боем, понимая, что с концевыми крейсерами Безобразова творится что-то неладное. И хотя японские корабли стреляли намного реже, чем в начале сражения, но артиллерию порядком вышибли, пушки на батарейной палубе защиты фактически не имели, не считать же на нее сложенные пробковые койки в качестве противоосколочных перегородок. И посоветовал, понимая, что это может вызвать недовольство Скрыдлова.
— Может быть, «Рюрику» стоит выйти из строя и начать тушить пожары. Иначе его просто выбьют огнем. Броненосец вполне может драться и с двумя противниками — стрелять начнем по «Адзуме», а «Громобой» возьмет на себя «Токиву». Мы в Желтом море не зря делали паузу, но здесь можно обойтись без нее — на «Идзумо» выбита одна башня, и средний калибр изрядно «прорежен», при необходимости мы можем накрыть и флагмана.
Сказал и замер, чуть искоса поглядывая на Скрыдлова. Николай Илларионович немного подумал над предложением, и одобрительно качнув головой, повернулся к флаг-офицеру:
— Пусть поднимут сигнал — «немедленно выйти из колонны „Рюрику“, тушить пожары, чинить повреждения»! А на «Громовой» флажками с кормового мостика — «стрелять по третьему в колонне»!
Отдав приказание, командующий флотом снова приставил к глазам бинокль и принялся рассматривать сражение. Три корабля против четырех противников это не так много для превосходства, если помнить, что один броненосец стоит двух головных «асамоидов».
— Сделайте еще три залпа по флагману и переносите огонь на второй мателот, — вице-адмирал Скрыдлов отдал распоряжение командиру броненосца капитану 1-го ранга Зацаренному, и с нескрываемым сожалением посмотрел на «Идзумо». Крейсер под адмиральским флагом Камимуры выглядел жалко — все же его предназначением не был долгий двухчасовой бой с броненосцем, и при этом уже японцы несколько раз пытались разорвать дистанцию и выйти из боя. Вот если бы они сделали это решительно, развернувшись на обратный курс, им бы это удалось, и Скрыдлов, который вел эскадру курсом «норд-ост 23», не стал настаивать на продолжении сражения, а повел бы эскадру во Владивосток. И все потому, что уже счел, что повреждения нестерпимы и не стоит рисковать дальше.
— «Рюрик» вышел из боевой линии, идет к «Палладе»!
Все правильно решил командир броненосного крейсера капитан 1-го ранга Трусов — при виде его корабля малые крейсера Уриу, что попытались пойти навстречу «Палладе» с миноносцами, тут же порскнули в сторону, когда в нескольких кабельтов от них взметнулись пять или шесть всплесков, из них два высоченных. «Рюрик» их «поприветствовал» из не стрелявших до этого орудий правого борта, и наглядная демонстрация сохранившейся мощи произвела на японцев определенное впечатление — с таким противником, даже избитым, связываться малым крейсерам стало бы опасным делом, ведь попадание восьмидюймового снаряда могло поставить финальную точку…
Схема вооружения и бронирования «Громобоя», последнего корабля и самого сильного из «рюриковичей»…
Глава 40
— Василий Федорович, у нас превосходство в осадной и полевой артиллерии, за счет трофейной сотни стволов значимое. Если все захваченные у японцев пушки поставить на позиции, то противник просто умоется кровью — снарядов у нас с избытком. К тому же отсутствие укреплений у Дальнего с лихвой броненосцы и канонерские лодки заменят. Подходы к городу и порту и с моря, и со стороны Талиенванского залива простреливаются насквозь. Но пехоте окопы уже отрывают, мы тут всем китайцам по лопате с киркой дали — пусть потрудятся, зато у нас «кровавых» потерь меньше будет. Нельзя нам солдат и матросов зазря терять, других просто нет, и помощи ждать неоткуда. Так что в осаде долго сидеть придется!
— Ничего страшного, посидим, припасов хватит. Мы зимой под стенами Эрзерума сидели, вот где страсти были, солдаты и казаки мерзли, а тут зимы мягкие, снега почитай, нет. Отобьемся…
В голосе командующего Квантунской крепостной артиллерией генерал-майора Белого послышалось непоколебимое спокойствие — первым делом, прибыв вместе со Стесселем в Дальний, Василий Федорович отправился смотреть японский осадный парк, который выгрузили в порту, а вот отвезти на позиции не успели. Ящики со снарядами и зарядами штабелями стояли на железнодорожной станции, да целый эшелон ими уже загруженный — как это добро на воздух не взлетело, только одному богу известно. Так что «апокалипсис» местного значения не состоялся, и страшно представить, что могло случиться. Хотя мелкие взрывы в городе имели место — но последствия от них не столь разрушительные, какими они могли быть на самом деле, взорви одновременно японцы все привезенное транспортами. Ведь большая часть снарядов была для полевой артиллерии, для действующих в Маньчжурии дивизий, причем в таком количестве, которое однозначно свидетельствовало, что на театре военных действий намечается операция отнюдь не тактического характера, ведь скоро должно было грянуть Ляоянское сражение.
