Валерий Белоусов - Раскинулось море широко
Около 7 утра радист «Херсона» доложил Тундерману, что по результатам радиоперехвата, к ним приближается крупный и быстроходный вражеский пароход. До неприятеля было еще от 50 до 100 миль, но дистанция быстро сокращалась, а мощность радиосигналов говорила о том, что корабль достаточно велик – на малых плавающих единицах и радиостанции ставили маломощные…«А откуда следовало, что пароход японский?» – спросит Взыскательный Читатель… Так на заре двадцатого века нравы были настолько просты и незатейливы – что все радиосообщения передавались открытым текстом!
То-то в последствии баталер Новиков, написавший под псевдонимом «Прибой» документальную повесть «Расплата» – о ночном бое при Доггер-Банке, когда был потерян крейсер «Аврора» – возмущался приказом адмирала Небогатова:«Не мешайте лимонникам переговариваться!» – в ответ на просьбу флагманского связиста забить радио – волну помехами мощной радиостанции вспомогательного крейсера «Урал„… не понимая, что англичане-то переговаривались совершенно открыто! Вот уж верно – суди, дружок, не выше сапога…
Русский рейдер развил полный ход и направился на северо-восток, в то время как его офицеры решали, вступать им в бой или нет. Тундерман полагал, что имеет дело с таким же переоборудованным лайнером, как и его корабль, а отнюдь не крейсером, чего русский командир опасался больше всего. Комендоры были посланы к орудиям, а машинной команде было приказано держать машины под парами и быть готовыми по первому приказу развить полный ход.
В 11 часов его умозаключения блистательно подтвердились – сигнальщики в „вороньем гнезде“ увидели „Америка-Мару“.В 11.30 „Херсон“ начал циркуляцию, чтобы вступить в бой, будто боксёр, кружащий на ринге вокруг опасного соперника.
На мостике „Америки-Мару“ отреагировали на изменение встречным большим пароходом курса резким отворотом вправо. Исибаси не мог идентифицировать противника, но был уверен, что это – неприятель. В 12.10 он приказал произвести два предупредительных выстрела из 12-фунтовых орудий.
Палуба японского судна окуталась клубами густого дыма… а на полдороге между кораблями выросли два пенных султана…
Тундерман до боли прижал к лицу окуляры бинокля… “Дистанция? – Сорок два кабельтовых!»
«Вольно же япошкам снаряды в море выкидывать… Сближаемся с неприятелем!»
По мере сближения, японские снаряды ложились всё ближе и ближе… пока, наконец, окатив мостик ледяным душем, не легли накрытием у самого борта… завизжали осколки, застучав по вентиляторам и трубам «Херсона», взвизгнули и повисли перебитые растяжки радиоантенны…
«Увеличить дистанцию… Владимир Павлович, бейте в корпус, по ватерлинии…»
«Херсон», обладающий гораздо большим ходом, легко вышел из-под огня… и вовремя! Хотя дышащий на ладан японский дальномер вышел из строя после первого же сотрясения, стреляли японцы отменно, и несколько 76-мм осколочных снарядов всё же успели разорваться на надстройке русского корабля…
К счастью, предпринятые меры полностью себя оправдали…«матрасная броня», мгновенно начавшая тлеть, окутав мостик вонючим дымом, приняла на себя большинство мелких осколков… возникшие очаги мелких, но чрезвычайно многочисленных пожаров палубной командой под руководством непрерывно матерящегося боцмана («Мать, мать, мать их япона! Только что ведь палубу покрасили…») засыпались песком и заливались забортной водой из шлангов…
Купленное русскими орудие имело гораздо большую дальность – позволявшую расстреливать японцев с безопасной дистанции… ни сократить её, ни просто удрать – имевшее меньшую скорость японское судно – не могло… вышло японцам боком снисхождение их приёмочной комиссии!
Поэтому «Херсон», искусно управляемый, всё время балансировал на острой грани – рискуя приближаться ровно настолько, чтобы не стать жертвой новых попаданий…
Огромные сорока-килограммовые снаряды, выпущенные с «Херсона», раз за разом вонзались в борт «Америка-Мару»… Несмотря на довольно низкий процент попаданий, вскоре «японец» получил ряд обширных подводных пробоин, объем затоплений быстро нарастал, и он получил сильный крен на правый борт… Один из русских снарядов – то ли срикошетивший от поверхности воды, то ли просто неудачно пущенный (впрочем, неудачно – это скорее для японцев) – разорвался на полубаке японского судна, где была установлена вся японская артиллерия…
В начале, у основания фок-мачты мгновенно блеснуло соломенно-жёлтым, вверх потянулся тонкий дымок… потом на этом месте – неслышно, медленно – стал подниматься багрово-чёрный купол… как будто набухал гигантский волдырь… а потом этот нарыв лопнул – выбрасывая вверх и во все стороны разлетающиеся, крутящиеся в воздухе обломки… и над океаном прогремел мощный взрыв! Над «Америка-Мару» поднялось чёрное облако дыма и угольной пыли… сквозь которое пробивались высокие, выше труб, языки пламени…
«Есть, получил, чёрт нерусский! Дайте ему ещё разок!»
«Рад бы, Павел Карлович, да нечем…»
«Как так нечем?»
«Да так – снаряды все. Хоть кукурузиной заряжай…»
«Ну надо же, как обидно… а ведь супостаты вроде не стреляют? Может, рискнём и сблизимся?»
«А надо, Павел Карлович?»
«Недокошенная трава быстрее растёт… Воевать – так не картавить! Сократить дистанцию до десяти кабельтовых!»
Осторожно приблизившись, готовый в любую минуту дать полный ход, «Херсон» открыл огонь из малокалиберной артиллерии… в дело вступили 47-мм русские орудия, начавшие крошить надстройки японского крейсера шрапнелью. Трубы и вентиляционные раструбы были тут же пробиты во многих местах, на мостике «Америка-Мару» вспыхнул сильный пожар. К этому моменту положение на нём было уже критическим: на нескольких палубах уже бушевали сильные пожары, в которых заживо горели японские моряки. В заливаемых трюмах тонули раненые, не могущие выбраться наверх… однако, какая-то мелкая японская пушчонка продолжала стрелять по «Херсону»!
Поняв, что игра проиграна, смертельно раненный японский командир приказал во избежание захвата неприятелем заложить в трюме два подрывных заряда.
Когда заряды сработали, японский пароход повалился на правый борт, затем перевернулся вверх килем и затонул носом вперед. Это случилось в начале второго часа дня.
Потрясённые русские моряки смотрели, как из огромной водяной воронки вылетают наверх, калеча пытающихся спастись японцев – брёвна, обломки шлюпок, какие-то доски…
Всё море, насколько видит глаз – было покрыто круглыми черноволосыми головами несчастных людей, барахтающихся в белой пене, среди огромных, лопающихся с утробным шумом водяных пузырей…
«Что Вы стоите, старпом! Дробь боевой тревоге! Сигнал – человек за бортом!»
… Когда первая русская шлюпка приблизилась к плавающим в воде японцам, и сердобольный боцман протянул к утопающему крепкую, мозолистую руку с синим вытатуированным на запястье якорьком… японец с криком «Тенно банзай!» вонзил в протянутую руку лезвие кортика!
Японцы не собирались спасаться! Они отплывали от шлюпок, ныряли под воду… а если кого и зацепляли крюком – тот боролся так, будто черти тащили его этим крюком прямо на сковородку…
Вытащенный в шлюпку японец дрался до тех пор – пока не был связан… тогда он разбил себе голову о дубовый борт…
«Ну и хрен с ними… где-то тут ведь ещё один япошка бродит. С кем-то же они переговаривались?»
Набросав в воду спасательных кругов и оставив одну шлюпку с запасом воды и продовольствия, «Херсон» взял курс на север…
Позже в «Таймс» будет газеттировано, как грязный пират, утопив мирное японское судно, «прошёл через плавающих в воде несчастных, убивая их своим корпусом и размалывая винтами»…
Впрочем, японцам не позавидуешь… на запах крови приплыли акулы!
Когда «Ниссин» и «Кассуга» подошли к месту трагедии, то японский флот недосчитался 279 человек, причём только двадцать человек, в том числе и командир погибли или умерли от ран во время боя, а остальные – утонули или пали жертвами акул, в изобилии водящихся в тех водах, уже после ухода «Херсона»…
Надо сказать, что среди спасённых с «Америка-Мару» не было ни одного офицера… очевидцы рассказывали, что гордые самураи отдавали свои спасательные пояса раненым матросам…
Однако, вследствие этого, вытащенные из воды матросы описали «Херсон» как нечто среднее между «Громобоем» и «Рюриком»!
Поэтому отважный английский капитан не стал искушать судьбу – а развернул свой отряд обратно, в Сингапур…
«Как на батюшке Амуре,
Где гуляет рыбица,
Куму в харю звезданули:
Нехер было лыбиться!»
«Удивляюсь я на Вас, Павел Васильевич… жена Вас… мг-мг… с Вами поругалась, из дому Вас выгнала…»
«Протестую, Владимир Иванович, я сам убеж… ушёл! Пусть поплачет, без мужа-то…»
