Валерий Белоусов - Раскинулось море широко
«Это что же за оружие у тебя, Сунь Ятсен?»
«Не олусие, совсема не олусие… это плосито палка, для лусной мельнисы… желнов клути-велти… совсема-совсема не олусие…»
«Хорошенькая палка! Надо будет её у тебя конфиско… эй, эй, потише, аспиды! Увлеклись!»
Выскочившие из фанзы мастеровые старательно месили азиата подкованными на сорок четыре гвоздика, яловыми сапогами…
«Что же вы делаете, православные? За чем вы его так-то?» – проявил гуманизм Семёнов…
«Да как же его не метелить, вашбродь, когда он Ваньку Мокина заруб…»
«Чего-чего? Так это, оказывается, ОН? А ну, колитесь, маслопупы!»
«Ой-ой-ой… никак спалился…»
«Говорил же тебе, Серёга, что он на пол-аршина под тебя видит… наш грех, барин… соврамши…»
«Так зачем же ты, садовая голова, убийство на себя брал?»
«Дык… энто… Моисей то-итсь, Соломоныч… тебе, говорит, по-первой ничо не будет, окромя церковного покаяния… а начальству что – главно дело, штоб всё было шито да крыто!»
«Понятно, кому охота – чтоб по его околотку маньяк с саблей бегал… Моисей!»
«Тут я…»
«Головка от ху… морковки… И давно ты преступления скрываешь, голубь сизый?»
«Да какие это, вашбродь… ведь мне бы ничего за это не было…»
«Да, ничего, кроме церковного покаяния…»
«Ну, дык я и говорю…»
«И ещё от двух до четырёх лет – за совершение не запрещенного законом действия, от которого нельзя ожидать последствий, но которое является явно неосторожным, повлекшим смерть по неосторожности, статья 1465, в Уложении о наказаниях 1903 года…»
«Ча-а-аво?»
«Ничаво… тьфу, ты, прости, Господи… тюрьма бы тебе, следовала, братец…»
«Э-э-э, не-е-ет, шалишь! Мине в тюрьму нельзя… не согласный я!»
«Так кто Ваньку порешил?»
«Вот этот чёрт косорылый… прости, Сунька, не об тибе чичас речь… шли это мы из депо, с вечерней – а этот как выскочит, как выпрыгнет… саблюкой хрясть! Башка у Ваньки секим! Кровищща брызь! Да Вы, барин, по Леволинейной пройдите – там, напротив чайной „Общества Трезвости“, почитай пол стены забрызгано… а потом он и убежал, ходя, то исть… а Ванька стоит, руками перед собой шарит… потом пошёл-пошёл, спотыкнулся да и сел…»
«А вы что же, олухи?»
«Испугались мы, барин…»
«Вот супостат нас на испуг и берёт…»
«Ничо… тело заплывчито, душа забывчита… мы ему тоже хорошо отоварили…»
«Ну дела… а кто это такой у нас злобный-то? Прямо имам Шамиль, не к ночи будь помянут… Сунь, ты его знаешь?»
Сунь Ятсен во время этого интересного разговора, вытащив из воротника своего ватного халата иголку с шелковинкой, сев на корточки, быстро и аккуратно пришивал на место лицо потерпевшего…
«Канесно, насяльника, моя знать, шибко -шибко знать! Люй Фанчи, холосая китайса, какакска по фанса мало-мало собилай, оголодника плодавай, лапса стеклянная покупай, вали и плодавай, потом опять какаска по фанса узе много-много собилай…»
«Ага, понятно… круговорот дерьма в природе… а что же он с мечом по улицам бегает?»
«Засем бегати? Люй Фанси ходя-ходя, ни бегати… Люй Фанси телеска ходя-ходя, катай – туда какаска, сюда лапса…»
«А, так ты про потерпевшего…»
«Потелпевсего, моя говоли, ой, шибко-шибко потелпевсего…»
«А это тогда кто такой?»
«Сёлт снаит… хунхуза нелусский…»
«Да, видно, без князя здесь не обойдёшься… А ты, Моисей премудрый… я т-т-тебе… Во! Нюхай у меня!»
«Ваше Благородие, на што обижаете… тридцать лет, Верой-Правдой…»
«За то и милую, что тебе пять годков до пенсии… детей твоих, шестерых, жалко! Смотри у меня! Ещё только единый раз…»
«Христом-Богом клянусь, век за Вас будем молиться…»
«Ну, хватит соплей-то… хватай бусурмана, тащи в участок… а я домой… Владимир Иванович, не сочтите за труд, пойдёмте со мной – высвистайте князя! А то я сейчас домой… мне как-то неудобно будет…»
… Когда шумные длинноносые варвары утащили поверженного злодея в амбань русского дубаня, худенький, тихий и скромный портной Сунь осторожно подставил плечо под руку тихо стонущего многостаночника-универсала Люя и повёл его в свою выстуженную фанзу, где на остывшей лежанке одиноко пребывал в покое обезглавленный Вань… Он тоже нуждался в дружеской заботе – голову требовалось -таки пришить… но сначала Люй. «Прекрасно там, где пребывает милосердие. Разве можно достичь мудрости, если не жить в его краях?»
…«Ой, кто там?»
«Виссариона Иосифовича можно?»
«Это Ви, Владимир Иванович? Уже иду…»
«Ой, да чего ж Вы в дверях-то… проходите, проходите, пожалуйста…»
«Да я на минутку, Ольга…»
«Да просто Ольга! Ничего, у нас здесь по простому… как там мой обормот?»
«Супруг Ваш, Ольга, душевно страдает…»
«Ещё бы ему не страдать! Сколь я его ждала, дьявола… и пока за китайцами своими гонялся, и пока в Восточном Институте все вечера на лекСиях своих высиживал…»
«Да что же плохого в Институте?»
«Знаем, знаем, чем там господа студенты-то занимаются… ишь ты, на „золотую доску“ его записали, фу-ты, ну-ты… небось за время занятий все кабаки изучил!»
«Зря Ви, Ольга Константиновна… Паша очеН хорошо говорит на великоханьском… с мандаринским диалектом!»
«Вечно Вы его покрываете… уж Вы на него повлияйте, Владимир Иванович – Вы человек обстоятельный…»
«Да откуда Вы знаете?»
«Земля слухом полнится!»
«Да я приехал всего третьего дня!»
«Чтобы узнать вкус окорока, не обязательно есть его целиком! Это Конфуций китайский сказал… а у нас люди приглядливы… так что уж пожалуйста, Вы воспитайте моего…»
«Э-э-э, Ольга Константиновна, мужчина воспитывается до трёх лет… а потом только – костенеет…»
«Ох, беда мне… у меня ведь мужиков полна хата – Олежек да Володинька, пять да как раз три… что же я с ними делать буду, сорванцами… все – вылитый папаша!»
Когда запахивающий на ходу шинель князь выбирался, осторожно ступая, чтобы спящих детей не потревожить из своего чуланчика, Ольга метнулась к чугунной плите, и передала Семёнову тёплый свёрток:«Вот, пожалуйста… я тут пян-се напекла… как он любит, на пару, с капустою, луком и мясом… отведайте и его, негодяя, покормите… а то небось избегался весь, некормленный…»
…«И что ж ты будешь делать-то, а? Фюлюганы! Как есть фюлюганы…»
«Здравствуй, Грищенко! Это ты о чём-то конкретном или ты просто – общественные нравы клеймить стал?»
«ЗрЛЖел, ВашБрдь… Клеймить! Именно! Заклеймить бы, как в старопрошедшие времена, выдрать бы кнутом… да и на Соколий Остров…»
«Кого драть собрался, Грищенко?»
«Не знаю точно кого, а только драть – надо… ведь оне над самим Невельским надругались!»
«Над кем?»
«Над Невельским нашим, над батюшкой-адмиралом…»
«Что, опять?»
«И ещё – извращённым способом!»
Да, памятнику адмиралу Невельскому явно не везло… сперва с закладкой – его должен был заложить (как здание вокзала и сухой док) Цесаревич Николай Александрович, Царствие ему… Небесное… по возвращении из Японии…
Потом – с освящением… Когда владыка Андрон, Архиепископ Владивостокский и Приморский, совершал Божественную литургию с чином освящения памятника, с дымящимся кадилом обходя оный округ, из смиренно преклонившей колени толпы народа показался уволенный за несдержанность в отношении напитков горячительных брандмейстер пожарной команды Сергей Лазо, и с криком:«Мужчина, у Вас сумочка загорелась!» – окатил его водой…
Допрошенный оплошавший городовой, пропустивший пьяного как сапожник отставного брандмейстера к памятнику, только руками разводил:«А я думал, мужик с полным ведром… хорошая примета…»
А потом выпускники Александровских мореходных классов, кончившие курс наук, и по сему случаю «удостаиваемые в кондукторы корпуса флотских штурманов», ежегодно в ночь после выпуска на него тельняшку одевать стали… и нет чтобы новенькую – обязательно и старую, и рваную!
Потому как выпускники должны были еще два года отплавать на кораблях, и только после этого (со сдачей дополнительных экзаменов по теории и практике) получали наконец чин прапорщика по адмиралтейству… а до того числились в нижних чинах, «чёрной костью» – и каждый гардемаринишка мог им свободно «Ты-кать»… хотя изучались в классах Закон Божий, арифметика с алгеброй, геометрия (плоская и сферическая), навигация, астрономия, геодезия и география, физика, механика, артиллерия, история (русская и всеобщая), русский язык и чистописание, английский язык, рисование, черчение и корабельная архитектура. На лето старшие кадеты отправлялись на корабли Сибирской флотилии для практических занятий, а младшие оставались на казарменном положении при училище (напомню, что училище это было военным, хотя готовило штурманов на торговые суда) – «практические же занятия состояли в следующем: править рулем, бросать лаг, брать пеленг и углы, вести шканочный журнал, прокладывать на карте, делать астрономические наблюдения, вычислять широту, долготу и склонения компаса; также производить: топографическую съемку, морскую опись и промер, снимать виды берегов и составлять исторические журналы.» Не каждый, далеко не каждый выпускник Морского Корпуса такими знаниями, а особливо – умениями, мог обладать…
