Другой Путь (СИ) - Марков-Бабкин Владимир

— Петруша, хорошо, что ты приехал. Я рада тебя видеть сегодня здесь.

— Матушка. Восхищаюсь тобой, как тебе удаётся затмевать солнце и звёзды на небе?

Улыбка.

Мы обнялись и расцеловались.

На балу. Где самые влиятельные чины и аристократы подходят к Государыне на полусогнутых.

Да, кое-что изменилось за два года.

— Готов отплясывать?

Улыбаюсь.

— Хоть на Луне для тебя, моя Матушка.

Мы рассмеялись.

— Его Княжеское Высочество принц Фридрих Август наследник Гетинский, герцог Гольштейн-Готторпский!

А вот это фокус. Дядю сегодня полным титулом именовали. Без Государыни сие никак невозможно.

— Её Княжеское Высочество принцесса Ульрика Фридерика Вильгельмина Гессен-Кассельская!

Подходят, приветствуют Матушку и меня, встают по левую сторону от неё. Вместе.

— Её Княжеское Высочество принцесса Каролина Луиза Гессен-Дармштадская!

Матушка меня подталкивает.

— Иди, дурачок.

Как скажешь, Лиза, как скажешь.

Иду навстречу входящей в зал Лине. Предлагаю руку. С благодарностью принимается. Подвожу к Императрице.

Лина делает выверенный реверанс.

— Ваше Императорское Величество.

Она говорит по-русски. Почти без акцента. Мы долго репетировали.

Лисавет кивает.

На немецком:

— Рада вас видеть, принцесса. Мой племянник вас не слишком утомил своими ухаживаниями?

О, вот это номер так номер!

С чего бы? Кто в зале? На кого Игра?

Каролина не стала театрально тупить глазки. Гордо взглянула в глаза Императрицы.

— О, нет, Ваше Императорское Величество. Кронпринц усиленно беседует со мной о богословии.

— О богословии?

— Да, Ваше Императорское Величество. Ведь я собираюсь принять православную веру.

Ах ты моя умница. Горжусь.

Матушка тоже оценила и улыбнулась.

Вечер начинается томно. То ли ещё будет.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 14 декабря 1743 года.

Елисавета уже привычно расположилась на стуле у окна. Беседовать здесь с вице-канцлером во время бала стало уже традицией. Обычно можно было и не спешить, отложив дела на завтра. Но показать своё расположение к Бестужеву на глазах его недоброжелателей, тех же Лестока и де ла Шетарди, никогда не было лишним.

— Итак, чем обрадуете, Алексей Петрович? — произнесла Императрица, вытянув уставшие за день ноги.

— К величайшему сожалению, Кристиан VI Датский не хочет отдавать за Петра Фёдоровича, свою дочь Луизу, — начал вице-канцлер с самой тяжёлой для себя темы.

— И почему же?

— Пишет, что уже почти сговорился с маркграфом Баден-Дурлахским, — пояснил Бестужев, — но с их величеством Карлом Фридрихом у них ещё на воде писано, а при дворе говорят, что король не хочет отдавать дочь за Готторпа и чтобы она в варварскую страну ехала.

— Индюк! — будто выплюнула Елисавета. — Жаль! Девица-то хороша, и Корф писал, что она не против пойти за Петра.

Дипломат склонил голову в знак согласия.

— Это так, Государыня, но, увы, мы не можем её взять без родительского благословения.

— Да, я понимаю, — отмахнулась Императрица, — что другие принцессы?

— Кассельцы торгуются за Вильгельмину, пишут, что Кристина не хочет вступать в брак, а Ульрика давно живёт отдельно и не испрашивала их согласия к нам ехать.

Царица кивнула в раздумье.

Вильгельмина — это тоже бы хорошо. Красива, воспитана, не глупа. Отнюдь не глупа. С неё надо было начинать разговор, наверное. Но Лесток посоветовал взять сестру постарше. А оказалось, что Крыся истовая кальвинистка и не хочет не только в брак, но и менять веру. Ульрика хорошо все достоинства сестёр обсказала. Честно, без умаления их, но и без лести.

Сама Ульрика Гессен-Кассельская хорошая партия. Но, ничем не хуже своей Гессен-Дармштадской кузины. Разве только одним. Не ей писал любовные песни Петя. Да и амуры у них видно с Фридрихом Августом. Так что, нет причин ломать эти отношения Ульрики с дядей Наследника.

— Что француз? — устало выпрямилась Императрица, — обещал же он и с Касселем поговорить и с Парижем по поводу Генриетты Анны.

— Статскому советнику Гольдбаху, как и переданные ранее шифрованные письма, удалось их прочитать, — начал, открывая папку граф.

— Не томи, и словами скажи здесь света мало, — остановила его Императрица.

— Да там дерзновенные речи, Матушка. Мои уста отказываются это произносить.

— Заговор? — прямо спросила Елисавета Петровна.

— О, нет, — ответил Бестужев.

— Тогда словами сказывай про дочь Людовика, — остановила прения Елисавета, — а непотребные письма днём в кабинет принесёшь.

— Французский посол, Государыня, пишет, чтобы уговаривали срочно пьемонтских принцесс, — сказал вице-канцлер, — а для французских, мол, Петр Фёдорович наш из слишком худородного Дома и для французских принцесс у него достаточной чести нету.

Лицо Императрицы потемнело. Бестужев уже было сиял, что прибывшего менее месяца назад маркиза удастся домой спровадить, но у Лизы были свои резоны.

— За Шетарди следи, — отрезала, разочаровывая вице-канцлера, Елисавета Петровна, — нужен он пока мне здесь.

Бестужев поклонился. Царица поднялась.

— Пошли, Алексей Петрович к гостям, — решительно произнесла она, — покажем какая за Романовыми честь Людовику и его брехливому клеврету.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 14 декабря 1743 года.

Её объявили.

Лина гордо, хоть и на подгибающихся ногах, вошла в зал. Навстречу ей от Императрицы шёл Петер. Какие-то слова. Каролина что-то отвечала, но не помнит толком что именно.

Кронпринц подвёл её к Императрице.

Негромко, почти на ухо:

— Лина, отпусти мою руку. Я рядом. У меня синяк будет…

— Ой, я…

Но, Петер уже разговаривал со своей Государыней. Она улыбнулась ему и Лине.

Зазвучала музыка, но танцы ещё не начались. Вице-канцлер Бестужев отвлёк Императрицу. Она его выслушала, кивнула и они вышли из зала.

Гости продолжали прибывать. Но подходили уже к Петеру и к ней.

Дежурные улыбки. Церемониальные наборы слов…

Сейчас здесь они первые после Императрицы.

Оркестр играл просто спокойную красивую музыку, разносили напитки.

Она стояла рядом с Кронпринцем и ей казалось, что сотни глаз смотрят только на неё.

— Лина, солнце моё, всё хорошо.

Цесаревич проворковал ей это на ухо, но чувствовалось, как он напряжён.

— Петер? Правда?

Кивок.

Очередной объявленный гость…

Императрица вернулась в залу обогнав Бестужева.

Встала, где и раньше. Петер вновь по правую руку от Императрицы. Они о чём-то шепчутся. Музыка играет, и Лина не слышит о чём. Царица явно вне себя от гнева.

Страшна она в гневе.

Казалось, что её взгляд прожигает кого-то у другой стены.

Елисавета что-то шепчет на ухо племяннику.

Петер кивает. Но ничего не говорит.

Только уголки его губ немного поднимаются.

Каролина стоит рядом, но ничего не может расслышать.

Что ей остается. Только ждать.

Надеяться.

Верить.

«Петер, я люблю тебя. Верю в тебя. Господи, сделай, что возможно, чтобы мы были вместе».

Императрица кивнула в ответ Петеру и подозвала распорядителя. Тот выслушал приказания и удалился.

— Открытие Императорского Бала! Высочайшая честь открытия дарована Его Императорскому и Королевскому Высочеству Государю Цесаревичу-Наследнику Всероссийскому, Владетельному Герцогу Гольштейн-Шлезвиг-Готторопскому, принцу Карельскому Петру Фёдоровичу! Внуку Петра Великого! И Её Княжескому Высочеству принцессе Каролине Луизе Гессен-Дармштадской!

Эпилог