Другой Путь (СИ) - Марков-Бабкин Владимир

Лина кивнула и отставила чашку.

— Прогуляемся по саду? Люблю свежий снег и воздух. В лабораториях не всегда пахнет свежестью.

Киваю.

— Конечно. — Поднимаюсь. — Ваше Высочество, разрешите вас пригласить на променад?

Принцесса опирается на мою руку и встаёт из кресла.

— Сударь.

— Сударыня.

Мы гуляем. Уже не дурачимся. Вдруг Лина спрашивает:

— Ты хотел со мной поговорить. О чём?

— Тебе не понравится. Тяжёлая тема. Не хотел именно сегодня.

— Петер, я произнесу клятву в церкви. «И в горе, и в радости». Считай, что это уже случилось. Бог тому свидетель.

Она очень серьезна. Восемнадцатый век. Даже просвещённые люди не бросаются такими словами.

Смотрю ей в глаза.

— И в горе, и в радости. Бог тому свидетель.

— Я твоя, Петер. Навсегда.

— Я твой, Каролина Луиза. Навсегда.

И почти одновременно:

— Бог тому свидетель.

Долгий поцелуй.

Долго молчим, держась за руки.

— Так что, Петер?

Выдыхаю.

— Ты знаешь историю, как я стал Цесаревичем-Наследником.

Кивок.

— Конечно. Ты — внук Петра Великого и Матушке нужен был Наследник. Ты сын её сестры.

— Да. Ты — принцесса старого Дома и знаешь, как ветвятся родовые ветви. Нас никто не слышит, но даже будь тут Матушка, я бы повторил то, что хочу сказать. Впрочем, я это ей говорил… В общем, мы обсуждали, и она велела мне поговорить с тобой. Это Тайна, Лина. Пойми.

Кивок.

— Лина, как ты знаешь, есть Старшая Ветвь Романовых.

— Знаю.

— Мы — Младшая Ветвь. И есть те, кто хочет это переиграть. Наши права спорны.

— Я понимаю. Это естественно. Везде так.

— Да. Прости.

— За что?

— Если ты станешь моей женой, то велика вероятность, что тебя убьют вместе со мной в случае переворота. А он вполне может случиться.

Её ладонь коснулась моей щеки.

— Глупый. Неужели ты думаешь, что я не понимаю этого? Я это понимала с первого дня нашей переписки два года назад. Разве бы я приехала, если бы не была готова к этому?

Киваю.

— Спасибо. Но, есть ещё одно. Есть Иван. И есть Катенька. Маленькая, несчастная Катенька, которую уронил гвардеец головой об пол в ночь переворота. Меня не было тогда в Петербурге. И, вообще, в России. Что с ней случилось — не моя вина. Но, она моя племянница. Так или иначе. Детей с Леопольдовной Матушка не оставит. Если не я, то кто позаботится о малышке? Что её ждёт я даже не представляю. Боюсь представить. Она практически оглохла и плохо говорит. Я тебе скажу сейчас страшную вещь, ибо это государственная измена. Если что с Иваном — с точки зрения заговора она Императрица. Хоть глухая, хоть нет. Для заговорщиков даже лучше, что глухая. Они и без неё разберутся с властью.

Лина помолчала, осмысливая сказанное.

— Петер, что ты хочешь?

Останавливаюсь и смотрю ей в глаза:

— Ты готова её убить?

Она не отшатнулась от меня. Она не благовоспитанная юная баронесса. Отнюдь. Уверен, что она не дрогнувшей рукой, если потребуется, отправит сотни и тысячи на плаху. Но, она сказала:

— Нет.

Помолчав, она спросила:

— Что ты хочешь от меня?

— Я хочу её удочерить, мм, — спешу уточниться, — взять под опеку.

— Подожди, а наш с тобой будущий ребёнок?

— Наш ребёнок — Наследник или Наследница Престола Всероссийского. Катенька — тоже Наследница, но по Старшей Линии. После Ивана. Держи друзей близко, а врагов ещё ближе. А смерть свою держи возле сердца своего. Её нельзя прятать. Её должны видеть рядом с нами. Иначе появится ещё сто «Императриц Катерин». Лжедмитриями Русь уже сыта по горло. Уверен, что, вдруг с Иваном что, появятся и Лжеиваны.

Лина потёрла переносицу.

— Почему мы?

Криво усмехаюсь.

— Матушка однажды сказала мне по этому поводу: «Если не будет Ивана, то всё заговоры будут вокруг тебя. Ты готов?» Катя — Старшая Ветвь. Пока есть её брат или она мы с тобой и наши дети не очень интересны заговорщикам.

— Но нас же тогда скорее могут убить?

— У нас будет живой щит что бы закрыться, — привожу аргументы сам в них не полностью веря, — но главное, НАМ нужно показать пример, показать, что с невиновными детьми императоров ничего не случится.

Это не простое решение. Каролина медлит. Но, потом, кивает.

— Я согласна, Петер.

Обнимаю её. Теперь я уверен, что не ошибся в женщине.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 18 декабря 1743 года.

Мы гуляли с тётушкой по залам Зимнего. В прошлой жизни я этого дворца не знал. До знакомого мне облика Эрмитажа не одна перестройка и пожар. Но и в этом Дворце богатая отделка и роспись по стенам, картины, статуи, резная мебель… Даже мой крутящийся стул. Два. Один у Государыни в будуаре, второй в кабинете. Но мы туда не идём, а шествуем по открытым дверям их танцевального зала в музыкальный, потом в галерею, потом обратно.

Снова убедил тётушку что надо больше ходить. А то она опять нервничает. Толи на козни де ла Шетарди, толи на то, что туфельки жмут, а может и на новый заговор. Мне не говорит, но если я здесь, то в её печалях моей вины нет. Хотя те же заговорщики могут, выступив «за меня» мне о том и не сообщить. А ещё ведь племянники ещё мои в Дюнамюнде с их родителями есть. Иван Антонович так вообще настоящий император…

— Так, когда ты ко мне Катю пришлёшь? — переходя от искусств и сплетен к делу спрашивает Елисавета Петровна.

— Ты же знаешь Матушка, что вольная теперь она, — делано удивляюсь вопросу, — пригласи, чин дай, я препятствовать не буду.

— Не крути, Петруша, ты ей Государь!

Что есть то есть. О вольной Кате я с согласия Матушки четыре дня как объявил. И не просто о вольной. Я даровал Кате голштинское дворянство и титул. Маленький, но… В общем теперь моим закупками заведует целая Катарина эдлер фон Прозор. Владетельный я Герцог или где?

— Матушка, да её не держу, — искренне отвечаю, — у неё в Итальянском другой сердечный интерес есть…

— Знаю, я этот интерес, — отмахивается Императрица, — так и быть откомандируют твоего Нартова, в твоё заведение, но шары флагистоновые он пускать у себя на мызе будет! Опасно это.

— Ну тогда, уж ко Двору его и Катарину прими, — продолжаю сватать свою бывшую пассию.

Четыре дня как бывшую. Будет ли что в будущем с Екатериной Платоновной, не знаю! Но сейчас нужно рвать связь эту. У меня есть Лина, а у Кати Степан. И вообще! Остерегаться мне здесь нужно «Кать»! Кроме крестницы. Так что, хочет Матушка — пусть забирает эту.

— Если ты настаиваешь… — задумчиво тянет тётка Елисавета, — приму, дворянство я её уже признала, и должность определила камер-чи-шенкини.

Щедрая Матушка. Новая должность придворная записана сразу в шестой чин Табели. Так что Катерина как примет будет вровень коллежскому советнику или полковнику. Степан у неё, а адъютантах ходить будет. Он вроде и сам не против.

— Спасибо, Матушка, — благодарю искренне, — а Степан?

— Ну если поженятся, то дам я ему камер-юнкер, раз уж ты так просишь, — резюмирует Императрица, — ты уж Петенька тоже о моих милостях не забудь.

— Разве ж я могу, Матушка, — развожу руками благодарно и удивлённо.

Вот же ж! За один променад я уже этой лисе два раза должен.

— Вильгельм Гессен-Кассельский, готов свою племянницу Вильгельмину к нам в январе послать, — резко меняет тему Елисавета Петровна.

Твою же мать! Дожал Париж кассельцев! Надо было маркиза Шеттарди сразу как приплыл удавить.

— Матушка, — взволновано говорю я, — мы же уже договорились!

— Я сказала только, что Каролина нравится мне, — твёрдо парирует Императрица, — но есть и государственные интересы!

И что теперь делать?

— Матушка, я уже слово дал, — говорю, глядя ей в глаза дерзко, — я люблю Каролину и никакие другие невесты мне не надобны!