Следующая станция – Луна (СИ) - "Генрих"

После этого срезаем сопла.

— Как-то мне не по себе, — говорит Дима Карнач. — Вернуться теперь точно не сможем.

— Сжигаем мост через Рубикон, — соглашается Вадим. — Отступать некуда, позади Москва.

Подобное чувство посещает и меня, но быстро отпускает.

— В крайнем случае, всегда можем вернуться на «Вимане», — капитан нас успокаивает. — Адаптированный для нас вариант сделать и прислать сюда несложно.

Сопла мы внутрь не заносим. Во-первых, ничего с ними не случится. Во-вторых, они через шлюз вряд ли пролезут. Наоборот, весь остальной двигательный отсек будет выноситься наружу. Этим займёмся завтра. Основа для большой энергостанции. Энергии нам понадобится много.

Двигательный отсек освободить от топливных цистерн, камер сгорания, нагнетателей, детандеров и прочего оборудования технически элементарно. Мы вырежем всё дно и опустим на грунт всё целиком. Тоже заложена такая возможность изначально, хотя сварочным аппаратом придётся поработать.

22 мая, воскресенье, время мск 09:05.

Луна, координаты: 36о в. д., 78о ю. ш., лунная база «Резидент».

Дробинин.

Работаем без выходных, пока лунная ночь позволяет. Ещё пара дней и всё, начнётся лунная жара, просто так на поверхность не выйдешь.

Готовимся к беспощадному солнцу. Устанавливаем солнечные панели, которые дадут тень. Архитектурно конструкция задумана шатром вокруг «Резидента». Так, чтобы закрывать почти весь корпус от палящих лучей. Кроме командного модуля. Собственно, корпус и командный модуль в дополнительной защите от солнца не нуждаются. Они снабжены светоотражающими кожухами-щитами из полированного дюраля. Поверхность основного корпуса тоже зеркально гладкая. И эту замечательную гладкость Сафронов сейчас немножко, но безжалостно портит. Приваривает к ним небольшие скобы. Затем пропускаем через них тросик и цепляем за пояс. До земли метров семь-восемь, а техника безопасности превыше всего. Ближайший травмпункт за четыреста тысяч километров и скорая помощь, если что, за десять минут не прибудет.

Каждая панель в форме равнобедренной трапеции, они заполняют высокую трапецию из двух опорных швеллеров-мачт. Верхние концы мы привариваем к корпусу. Первые три панельки ставят снизу без особых хлопот. А далее приходится использовать стремянку, её хватает ещё на пару. Затем начинаются производственные извращения.

Сафронов повисая на тросе, я подстраховываю, встаёт на нижнем краю основного корпуса (по форме это мощный диск, в нём располагается центрифуга с жилым сектором). И в такой невероятной для земных условий позиции принимает снизу и устанавливает панель за панелью. Высота усложняет процедуру, зато размеры «подсолнечников» всё меньше и меньше.

Вроде ничего сложного, а тем более установить с десяток уже прямоугольных панелей на пологой «крыше», но провозились весь день.

По завершению рабочего дня неторопливо возвращаемся в модуль. Только Сафронов спешит так, что чуть не падает. Пересмеиваемся, пропускаем его вперёд.

— Больше всех парню приспичило…

Наши скафандры облегчённые, нет памперсов и мочеотводов, только запас воздушной смеси, небольшой аккумулятор и система очистки воздуха от углекислого газа. Хватает на три-четыре часа с интенсивностью движений, как при неспешной ходьбе. Если кого-то реально прижмёт по нужде, то добраться до жилого блока, снабжённого парой санузлов, займёт минуты три. Все молодые, здоровые, все можем перетерпеть некоторое время.

Что ещё приходится терпеть, так отсутствие возможности принимать душ по мере необходимости. Раз в неделю, строго нормировано, но первая неделя, с учётом полёта сюда, завершится только завтра.

— А может сегодня? — обращаемся с этим вопросом к капитану.

Мы сидим в кают-компании, в которую превратили командный модуль. Опять же радующая наши мужские глаза Анжела в шортиках.

— Давайте, — легко соглашается Панаев. — В конце концов, сегодня воскресенье.

Мы уже отужинали, пьём чай и кофе. Перед нами на столе в центре, где обычно ставят большие торты, громоздятся несколько интересных образцов, найденных Анжелой. Самый любопытный — булыжник размером с голову младенца. Обсудили находку. Железо-никелевый обломок метеорита. Лежал отдельно, окрест подобных не было. Скорее всего, осколок взорвавшего когда-то рядом метеорита. Панаев ещё вынесет окончательный вердикт, но и так понятно, что возбуждаться не стоит. Хотя если где-то летают такие метеориты, то откуда-то они берутся. Почему бы на Луне не быть таким породам?

Такие рассуждения слышу от ребят и вздыхаю. Придётся разочаровать. Не до конца, но…

— Плотность Луны всего три и три десятых, шестьдесят процентов от земной.

— И что?

— Что непонятного? Луна состоит из менее плотных веществ, значит, тяжёлых элементов в ней меньше. Нужные нам металлы не самые тяжёлые вещества, вроде свинца, серебра и золота, но всё-таки.

— Хочешь сказать, железных руд на Луне нет? — Сафронов глядит недоверчиво.

— Скорее всего, всё-таки есть. Фактически железная руда у нас под ногами валяется, только очень бедная.

— Ой, всё! — говорит Куваев и встаёт. Слишком резко, адаптируется к лунной тяжести медленнее всех, поэтому неожиданно для себя подскакивает метра на полтора.

Народ с удовольствием хохочет, глядя, как он медленно опускается на пол.

— Я в душ! — невозмутимо объявляет он и обращается к Анжеле. — Ты со мной?

Анжела кокетливо склоняет голову набок и делает ресницами хлоп-хлоп. В знак отрицания, полагаю. Парни гыгыкают, а я снова поражаюсь изощрённости её программного блока, ответственного за поведение.

За Куваевым уходит Карнач.

— Исключительно ради равновесия, — подходит к открытому люку, шагает туда и медленно тонет в шахте по стойке «смирно». Как бы нам честь отдаёт по-военному.

Равновесие в центрифуге — наш вынужденный фетиш. Компенсирующий механизм есть, но лучше его лишний раз не напрягать.

23 мая, понедельник, время мск 10:15.

Луна, координаты: 36о в. д., 78о ю. ш., лунная база «Резидент».

Дробинин.

— Твою селенитскую мать в раззенкованный дупель! — так эмоционально высказывается Сафронов.

Бросаю на него уважительный взгляд. Володя из нас имеет самую пролетарскую специализацию, поэтому считает себя обязанным поддерживать своё классовое реноме.

Мы роем траншеи для баков-цистерн с жидким кислородом и водородом. Пока они почти пустые, кислорода осталось на донышке. Остатки керосина перекачали в одну ёмкость. Способов промыть цистерны от следов керосина нет. Со временем жидкий водород по мере потребления керосин смоет. Но до того времени нам придётся пропускать получившуюся от сгорания воду через фильтры.

Когда углубились на метр, — роем сразу для пары цистерн, — в одном месте наткнулись на крупный валун. Неизвестного размера, только видимая часть в поперечнике метра полтора. И что-то надо с ним делать, нам нужно углубиться метра на два с половиной. Чтобы полностью упрятать ёмкости в грунт. В отсутствие солнечного освещения температура грунта выше минус ста градусов по Цельсию не поднимается. Удобно для криогенных ёмкостей, внутри двигательного блока температура-то намного выше была. А так, энергии на поддержание низкой температуры будет тратиться заметно меньше. Восемьдесят градусов разницы совсем не то, что двести.

— Роем дальше, — решает Панаев.

— Правильно! — поддерживает Куваев. — Ибо нефиг думать, рыть надо.

И гогочет, шутник. Сегодня он с нами, а за дежурного Юрик Сорокин, электронщик и связист. Естественно, Куваев строго-настрого предупредил Юрика, — разумеется, под общий смех, — чтобы тот не смел подбивать клинья к Анжеле. Та после обеда выйдет на очередную прогулку. Больше, чем на четыре часа Куваев её отпускать не рискует. Теоретически, она может и шесть часов ходить, только Саша разумно не вычерпывает до дна все ресурсы.

Роем. С одной стороны валун не достаёт до стенки, с другой — уходит в неё. Снизу тоже не кончается. С одного края уходит почти вертикально, с другого многообещающе показывает часть своего основания. Позволяет немного под него подкопаться.