Тиран Золотого острова (СИ) - Чайка Дмитрий
Абарис растерян. Он пока не понимает, почему мы отходим, ведь поле боя осталось за нами. Тактика! Великое колдовство в его понимании, даровало нам победу. Да только у нас осталось минут десять, может, пятнадцать. Тут ведь крошечное все. Моя цитадель, царящая над островом, чуть больше ста метров в диаметре. А с той стороны холма сюда идут сотни свежих воинов. Они нас просто в землю втопчут, и никакая тактика не поможет.
— В нашем деле главное — это вовремя смыться! — с удовлетворением сказал я сам себе, когда в ворота затащили последнего раненого, и они закрылись с натужным скрипом. Толстенный брус упал на бронзовые петли, отсекая нас от того ужаса, что остался за стеной. Я улыбнулся устало, чувствуя, как на лице лопается засохшая кровяная корка. Это не моя кровь, я ведь даже не ранен…
Глава 19
Вот чем мне нравятся местные — так это своей предельной незамутненностью и оптимизмом, который граничит порой с идиотизмом. Горизонт планирования собственной жизни у абсолютного большинства из них — на один сельхозсезон, не дальше. А уж когда ты только что мог помереть, но не помер, то он и вовсе сужается до нескольких дней. Они не думают, что будет дальше. Они просто радуются тому, что есть сейчас.
Рыбаки и купцы, крестьяне и рудокопы, кузнецы и углежоги, дворцовые служанки и прочий народ заполонили тесные улочки акрополя, который для такого многолюдства уж точно приспособлен не был. Все полгектара крепости застроены очень и очень плотно, и теперь тут ногу поставить некуда, чтобы ненароком не наступить на кого-нибудь. Мои подданные шумели, махали руками и протягивали мне детей, прося благословить. Я шел по улице растерянный, купаясь в волнах обожания, которое накрыло меня с головой. Они ведь всё видели со стен и оценили зрелище по достоинству. Заваленная телами дорога лучше всяких слов говорит им о том, кому благоволят бессмертные боги. Мне благоволят! И этот факт делает приблудного чужака абсолютно легитимным правителем даже для тех, кто еще недавно в этом сомневался. Воля богов, выраженная в воинской удаче, здесь куда важнее, чем какие-то там наследственные права. Силен — значит, достоин властвовать. Этот постулат дожил до конца Римской цивилизации, породив вечную чехарду военных переворотов.
А вот у меня оптимизма существенно меньше. В строю осталось сто двадцать человек из двухсот, а у врага воинов больше раз в пять. Я ведь поднялся на стену и вижу, что творится у них в лагере. Да, до него очень далеко, но блеск бронзовых доспехов не спутать ни с чем. Вожди собрались в кучку и обсуждают что-то, оживленно жестикулируя. Или это они морды друг другу бьют? Не вижу отсюда. В любом случае, ничего хорошего нас не ждет. Их намного больше, и они нас заперли на вершине горы. Еду мы можем растянуть на пару месяцев, а вот воды у нас хватит недели на три. А потом всё, мы начнем умирать от жажды. Они больше не полезут в ловушку. Вождям пиратов, если они не полные идиоты, нужно просто подождать. Я спустился вниз и начал разглядывать связанных пленных, которых Абарис притащил сюда. Все четверо ранены, трое в руку, один в голову камнем. Они очумело смотрят по сторонам, бледные как полотно.Они не ждут ничего хорошего, ведь пленных у нас обычно используют для жертвы богам.
— Господин, царица прислала меня, чтобы я помогла вам умыться!
Рядом со мной стояла рабыня с кувшином, немолодая тетка, которую Креуса привезла с собой из Трои. Я рассеянно кивнул и начал отмывать засохшую грязь, пот и кровь, что покрыла коркой мое лицо. Розовые струи стекали на землю, а я фыркал, довольный, ощущая долгожданную прохладу. Вскоре вода стала прозрачной, и лишь под ногтями остались следы запекшейся крови, но их пока не смыть.
— Ты! — я ткнул рукой в крайнего из пленных, движением брови отпустив служанку. Я выбрал его, потому что он сидел наособицу от остальных троих. — Кто такой и кому ты служишь?
— Царю Инаху служу, — испуганно зыркнул на меня мужик лет тридцати, перевитый сухими жилами. Выдубленная солнцем шкура, казалось, никогда не знала одежды, а его своеобразный говор натолкнул меня на интересную мысль.
— Из пеласгов будешь? — спросил я.
— Да, господин, — кивнул тот с обреченным видом. — С Крита мы пришли.
— Сколько за стеной воинов из вашего народа? — задал я вопрос, не особенно надеясь на ответ. О цифрах этот персонаж знал примерно столько же, сколько я о царе Инахе. То есть совсем ничего.
— Десять кораблей, — ответил тот, не уточняя размер этих самых кораблей.
— А не тот ли это царь Инах, — спросил я, — что гроза всех купцов в Великом море?
— Он самый, — гордо кивнул мужик, прожигаемый презрительными взглядами остальных. Те, видимо, были ахейцами. А ахейцы, согнавшие пеласгов с их родовых земель, ни во что не ставили старинных хозяев Греции.
— Я тебя отпущу сейчас, — сказал я, — если пообещаешь сделать для меня кое-что.
— Все, что хотите, господин, — торопливо ответил налетчик, который и не надеялся остаться в живых.
— Ты запомнишь то, что я скажу слово в слово, — начал я, не обращая внимания на удивленные взгляды. — Ты передашь царю Инаху мое предложение. Я дам ему талант серебра, если он уведет своих воинов с моего острова до завтрашнего полудня. Я наслышан о нем, и не хочу с ним воевать. Он грозный противник.
— Целый талант серебра! — ахнули пленные, да и мои собственные воины, стоявшие рядом, едва не захлебнулись слюной.
— А нам что дашь, царь? — спросил не самый умный из ахейцев, но точно самый смелый и жадный. — Мы тоже хотим серебра!
— А вам я позволю посмотреть, как настоящие мужчины поедут домой, к своим женам, с богатой добычей! — любезно ответил я. — Они будут пить вино и хвалиться своими подвигами, пока вы будете сидеть под стенами крепости и подыхать от голода. Пеласги — настоящие воины, а ахейцы — поганые дерьмоеды, которые годятся только на то, чтобы прислуживать их женам. Передайте своим царькам, что завтра на рассвете мои люди притащат мешок серебра для великого царя Инаха.
— Я любые клятвы дам, господин, — торопливо сказал пеласг, который уже мысленно представлял, как принесет эту весть в лагерь.
— Так приноси и выметайся отсюда, — небрежно произнес я. — И скажи, чтобы цари тела убитых собрали для достойной встречи с богами. Именем Поседао клянусь, мы не станем стрелять.
— А нас убьешь, царь? — недобро смотрели на меня ахейцы.
— Если принесете клятвы, что передадите мои слова в точности, то не убью, — пожал я плечами. — Наши боги уже приняли кровавые жертвы, больше им пока не требуется. Абарис! Как только они пробормочут все, что нужно, выброси их за ворота.
— Слушаюсь, господин, — ответил дарданец, находящийся в состоянии полуобморока. Он так ничего и не понял.
На следующее утро два добровольца, которым я пообещал по богатому браслету за этот подвиг, потащили на согбенных спинах тяжелые мешки с серебром. Тридцать с небольшим кило, на минуточку. Это вам не жук в пудру пукнул. Это же почти вся моя казна. У подножия горы собрались все: и пеласги, и ахейцы. И даже раненые приползли, не веря диким известиям, принесенным четырьмя счастливцами. Некоторых, как я видел, принесли туда на руках. Еще вчера по общему уговору и пираты, и мы собрали убитых и сожгли, и теперь две огромных кучи угля, из которых торчали обгорелые кости, невыносимо смердели на всю округу. И лишь порывистый ветер, милостиво относивший страшный запах в сторону моря, спасал нас от тяжкого духа смерти.
— Царь Инах! — заорал десятник, что и сам был родом из фракийских пеласгов. — Мы с тобой одной крови! И почитаем одних богов! Выйди и прими дружеский дар моего господина! А то я уже и держать устал это серебро.
— Я! Я это! — вперед вышел крепкий мужик в шлеме-тиаре, украшенной ярчайшим разноцветьем перьев. Он растерянно оглянулся по сторонам и, словно извиняясь, добавил. — Инах я! Давай сюда мое серебро!
— Получи! — сказал десятник и сделал то, что мы долго обсуждали с ним перед выходом. И даже один раз отрепетировали. Я мучительно вглядывался со стены, как мои воины картинным жестом сбрасывают с плеч мешки, бьют их об землю, и те рвутся с жалобным хрустом. Новенькие, только что отчеканенные драхмы посыпались прямо в пыль и раскатились на десяток шагов.
